Чем живут и дышат «бесы»? Вот фрагмент разговора двух других «бесов» – главного идеолога Шигалева и одного из группы «наших», члена революционной «пятерки» Лямшина: «Я предлагаю не подлость, а рай, земной рай, и другого на земле быть не может, – властно заключил Шигалев. – А я бы вместо рая, – вскричал Лямшин, – взял бы этих девять десятых человечества, если уж некуда с ними деваться, и взорвал их на воздух, а оставил бы только кучку людей, образованных, которые и начали бы жить-поживать по-ученому».
Один из наиболее ярких и запоминающихся фрагментов романа – обращение Петра Верховенского, главного «беса», к Николаю Ставрогину. Верховенский склонял Ставрогина к тому, чтобы он стал официальным лидером, а точнее «знаменем» нигилистов и революционеров: «Ставрогин, вы красавец! – вскричал Петр Степанович почти в упоении. – Знаете ли, что вы красавец! В вас всего дороже то, что вы иногда про это не знаете. О, я вас изучил! Я на вас часто сбоку, из угла гляжу!.. Вы мой идол! Вы никого не оскорбляете, и вас все ненавидят; вы смотрите всем ровней, и вас все боятся, это хорошо. К вам никто не подойдет вас потрепать по плечу. Вы ужасный аристократ. Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен! Вам ничего не значит пожертвовать жизнью, и своею, и чужою. Вы именно таков, какого надо. Мне, мне именно такого надо, как вы. Я никого, кроме вас, не знаю. Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк…»
И далее Верховенский раскрывает Ставрогину тайные цели и планы революционеров: «Ставрогин, мы сделаем смуту – все поедет с основ. Раскачка пойдет такая, какой еще мир не видал. Все рабы в рабстве равны. Первым делом, понижается уровень образования, наук и талантов. Не нужно высших способностей – их изгонят или казнят. Чуть-чуть семейство или любовь, вот уже и желание собственности. Мы уморим желание; мы пустим пьянство, сплетни, доносы; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство. Все эти реформы нынешнего царства произвели то, что им нужно было произвести – волнения, а главное – беспорядок. Беспорядок – чем хуже, тем лучше. Кажется, это вы сказали, что если в России бунт начинать, то непременно чтоб с атеизма. Русский бог уже спасовал перед „дешевкой". Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты. Как только в наши руки попадет – мы, пожалуй, вылечим – и, если потребуется, мы на 40 лет в пустыню выгоним. Но одно или два поколения разврата теперь необходимо, разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую трусливую, жестокую, себялюбивую мразь – вот чего надо! А тут еще свеженькой кровушки подпустить, чтобы попривык.»
«Откровения» Верховенского пострашнее, чем то, что можно прочитать в разных «тайных» документах более поздних времен (типа «Протоколов сионских мудрецов» или «Доктрины Даллеса»). Самое удивительное, что главный «бес» Верховенский на самом деле никаких «высших целей» перед собой не ставит. В порыве откровения он признается, что ему даже и на социализм наплевать, он просто мошенник: «Я мошенник, а не социалист. Ха-ха-ха!.. Мошенник, мошенник. Вас заботит, кто я такой? Я вам скажу сейчас, кто я такой, к тому и веду. Недаром же я у вас руку поцеловал. Но надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим…»
Оказывается, высшая идея главного «беса» – не социализм или какая-то иная форма организации «рая не земле», а разрушения и убийства: «Мы провозгласим разрушение. почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары. Мы пустим легенды. Тут каждая шелудивая „кучка“ (имеется в виду подпольная ячейка типа той, которая называлась в романе „наши“. – В. К.) пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал. Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам.»
Российская интеллигенция в штыки встретила роман «Бесы». Достоевского обличали в искажении правды, преувеличениях и даже клевете. При жизни писателя роман не получил должного признания в среде образованной части населения, которая увлекалась новомодными теориями, особенно марксизмом. О пророческих (точнее провидческих) словах писателя из романа «Бесы» вспомнили лишь в бурные годы первых двух десятилетий ХХ века, когда Россию накрыли массовые беснования в виде трех «русских» революций и гражданской войны. И тогда некоторые интеллигенты пришли в себя и бросились перечитывать роман Достоевского. Так, в разгар революций известный русский философ Николай Бердяев, не избежавший в начале своей творческой карьеры некоторых искушений либерализмом, издал сборник своих статей о революции под названием «Из глубины» (1918). Одна из наиболее интересных статей сборника имеет название «Духи русской революции». Она представляет собой размышления философа по поводу романа «Бесы»: «Достоевский открыл одержимость, бесноватость в русских революционерах. Он почуял, что в революционной стихии активен не сам человек, но что им владеют нечеловеческие духи. Когда в дни осуществляющейся революции перечитываешь „Бесы“, то охватывает жуткое чувство. Почти невероятно, как можно было все так предвидеть и предсказать».
В конце прошлого и начале нынешнего века Россию накрыла новая волна массовых беснований, которая началась с «реформ» Горбачева, а затем продолжилась и усилилась при Ельцине. Я рассчитываю, что читателю не надо разжевывать, что слова писателя о «раскачке», о «беспорядке», о «понижении уровня образования, наук и талантов», о «равенстве в рабстве», о «разврате неслыханном и подленьком», о «реформах нынешнего царства», о «пьянстве, сплетнях и доносах» и т. п. – все это о нашей сегодняшней России и ее гражданах.
Если проводить параллели, то мы и сегодня видим Верховенских, причем они уже не тайные руководители каких-то подпольных «кучек», они сегодня во власти. Они ненавидят русский народ, они не скрывают и своей ненависти к Достоевскому, который вскрыл планы революционеров, показал их бесовскую природу. Наверное, почти ни у кого не возникает сомнений по поводу того, что господин Чубайс — из разряда тех «бесов», о которых писал Достоевский. А вот отношение самого Чубайса к Достоевскому: «Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски». – Типичная реакция одержимого бесами!
Но есть бесноватые, в которых бес вселяется по попущению Бога и которые потом могут от этого беса избавиться (исцелиться). В христианской литературе описаны тысячи случаев подобного рода. Но вот есть другая категория людей. Святитель Николай Сербский не раз говорил, что всех людей можно разделить на три категории: богоподобные, звероподобные и бесоподобные. Последних не стоит путать с обычными бесноватыми. Последние – бесы в человеческом обличье. Святой праведный Иоанн Кронштадтский по-своему объяснял этот феномен бесоподобия. Он говорил, что в последние десятилетия XIX века в России появляется все больше бесноватых среди интеллигенции. Это новый вид бесноватых. Если у «классических» бесноватых бес вселяется в тело, то у российской безбожной и богоборческой интеллигенции бес вселяется в ум. А это намного страшнее. И верховенские, и чубайсы – именно такой новый тип бесноватых, это уже бесоподобные.
Достоевский дает понять читателю, что нигилисты и революционеры типа Верховенского – «бесы» не в переносном смысле, а в буквальном. Ибо высшими «идеями» настоящих бесов являются ложь, убийства и разрушения. Об этом прямо написано в Евангелии от Иоанна (слова Иисуса Христа): «Ваш отец – диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» (Ин. 8:44). Верховенский и Ко – «бесы», принявшие человеческое обличие. Бес главной целью имеет довести человека до убийства и самоубийства – чтобы он повесился, утопился, застрелился, отравился. Но перед этим – как можно больше других отправил на тот свет. Говорят, что философия суицида появилась во Франции в ХХ веке, авторами соответствующей теории, подталкивающей человека к суициду, являются Жан-Поль Сартр и Альбер Камю. На самом деле вся эта дьявольская «философия» еще за несколько десятков лет до французов была озвучена героем романа Достоевского Алексеем Кирилловым.
