Для Болгарии разлагающаяся тирания оказалась еще горше, чем прежняя тирания упорядоченная. По стране бродили шайки разбойников – «кирджали», состоявшие из албанских и турецких подонков; эти банды грабили, жгли и вырезали целые селения, наводили ужас даже на города. Присланные Высокой Портой для борьбы с «кирджалями» полицейские чиновники – «делибаши» – стали для народа лишь дополнительной тяготой: вместо опасных походов на разбойников «делибаши» осели в спокойных местах и начали донимать их жителей поборами, среди которых измыслили «зубной налог»: требовали возместить ущерб от того, что плохой болгарский хлеб якобы портит им зубы. Тем временем взбунтовавшийся против султана паша Пасван-оглу захватил почти всю Западную Болгарию, заключил союз с «кирджалями» и отдал им страну на растерзание. Каково приходилось тогда болгарам, видно, к примеру, из скорбного свидетельства епископа Врачанского Софрония (Владиславова): «Моя епархия была опустошена, села исчезли, кирджали и гайдуки их сожгли; народ был рассеян по Валахии и другим странам».
Разорению страны сопутствовала духовная разруха; даже в крупнейших епархиях лишь единичные приходы имели священников. Видя, что народ превращается в стадо несчастных овец без пастырей, братия Рыльской обители приняла постановление: «Посылати по всея Болгарии во еже утверждати православныя в благочестии». По епархиям обитель преподобного Иоанна разослала разъездных иеромонахов (духовников) для окормления сиротствующей православной паствы такую же миссию взяли на себя болгарские иноки, подвизавшиеся на Святой Горе Афон в Зографском и Хиландарском монастырях. Один из этих духовников, посланный в Виддинскую епархию рыльский иеромонах Кирилл по возвращении рассказывал, что в течение целого года не успел обойти все ее города и села, чтобы окрестить родившихся и отпеть умерших. В некоторых селениях жители считали себя православными, знали молитвы «Отче наш» и «Верую», но признавались, что впервые в жизни «увидели живого священника». Множество болгар были лишены Причастия Животворящих Христовых Таин при жизни, спасительного предсмертного напутствия Святыми Дарами перед смертью, немалое число же отходили в мир иной даже некрещеными.
Православие Христово было тем «родником воды живой», приникая к которому жил и выживал, спасался от окончательной гибели порабощенный болгарский народ. Но увы! Церковная власть Константинопольской Патриархии становилась для Болгарии не источником духовности, а вторым игом – игом духовным, утяжелившим и без того жестокое османское ярмо. Весь епископат Печской митрополии составлялся из греков-фанариотов; единственным среди них болгарином оказался вышеупомянутый епископ Софроний, да и тот в автобиографии признается, что добился сана лишь раздачей крупных взяток греческим иерархам. Лучших архипастырей Константинополь приберегал для греческих епархий, а в болгарское «захолустье» нередко отправлялись отъявленные симонисты, грубые и невежественные. Архимандрит Неофит (Возвели), которому пришлось наблюдать кощунственную торговлю в Фанаре, писал: «За некогда бывший Патриаршеский град Тырново, за его епархию больше всего наддают, продают и перепродают, и платить обещают, и дарят всех драгоценными подарками». Вместо заботы о пастве симонистские «волки на архиерействе» заботились о том, как бы побыстрее возместить свои расходы на покупку кафедры, а затем и обогатиться, выжимая из уже ограбленных турками болгар последние соки церковным налогом – «владычниной», вымогая взятки с ищущих священства, оценивая совершение любого обряда «на вес золота», за мзду беззаконно расторгая церковные браки. Однако, как оказалось впоследствии, это фанариотское церковное хищничество было еще полбеды. Разумеется, симонисты не знали, не изучали и знать не желали болгарский язык – речь паствы, к духовному окормлению которой они были призваны. Богослужения они совершали на греческом; лжеархипастырям дела не было до того, что народ их не понимает и не назидается в слове Божием. Но многоумный Фанар осмыслил их «частную практику» и разработал на ее основе целую стратегию, которая для Болгарии могла стать убийственной. Замысел заключался в эллинизации болгарского народа – полном его растворении в греческом этносе.
Некогда Константинопольский Патриархат для Православной Болгарии стал Церковью-Матерью. Это Царьград послал в славянский мир великих просветителей, святых братьев Кирилла и Meфoдия. Равноапостольным Учителям славянства пришлось претерпеть жестокие гонения от латинских прелатов, которые силились помешать просвещению славян, выступая с еретическим заявлением: будто Бога можно славить «только на трех языках – латинском, греческом и древнееврейском». Тогда же, в IX веке, один из последних православных Римских пап – Адриан II (792–872) анафематствовал «трехъязычную ересь»: «Если кто осмелится хулить книги славянского языка, тот пусть будет отлучен и представлен на суд Церкви. Ибо это волки, а не овцы, и должно узнавать их по плодам и остерегаться их»; вскоре же еретическо-лингвистическое мудрование предала проклятию и Константинопольская Церковь. Но вот почти тысячелетие спустя в ту же «трехъязычную ересь» впали, пытаясь зачеркнуть великое дело апостолов славянства, иерархи их родного Константинополя, заявляя, будто болгарский народ должен молиться Богу только по-гречески, а уж никак не по-славянски.
Фанар решил-таки наконец просвещать болгарский народ, но на свой лад – так, что лучше бы ему этого не делать. Эллинизацию проводили методично и планомерно, греческий язык утверждался сначала для церковного, а затем и для мирского обихода болгар. Печская митрополия была разделена на мелкие епархии: в каждом, даже небольшом болгарском городе создавалась кафедра для епископа-фанариота. Потом и на настоятельство всех более-менее значительных приходов начали назначать священников – греков или в лучшем случае эллинизированных болгар. Богослужения на славянском языке объявили «пригодными только для невежественной деревенщины», а затем – «греховными» и даже «еретическими». В храмах стирали славянские надписи и заменяли греческими; славянские рукописи и книги, в их числе богослужебные, разыскивали повсюду – и сжигали. Вслед за фанариотским духовенством в Болгарию направлялись греческие учителя философии и естественных наук – преподававшие, разумеется, по-гречески. Болгарам внушали, что их родной язык – это «позорное варварство», приучали стыдиться собственной нации. Идеологи эллинизации выдумали льстивую и лживую сказку о том, что болгары якобы даже вовсе и не славяне, а некая отпавшая ветвь древних эллинов, «потомки Перикла». Фанариотский топор подрубал корни исторической памяти болгарского народа.
Среди болгар попадались национал-предатели: отуречившиеся и омусульманившиеся «чорбаджи», продававшие душу ради карьеры и других выгод от близости к турецким господам. Однако, к чести народа, таких отступников было очень немного. Соблазн эллинизации оказался несравненно тоньше. Хотя греки в султанате были «гражданами второго сорта», но ведь болгар турки вообще за людей не считали, а греки являлись элитой «райи». На мыслящих болгар более всего действовала предложенная Фанаром приманка образования, – тем же способом некогда иезуиты пытались совратить Украину в унию. Но ведь в данном случае измены Православию не требовалось, – соблазнители принадлежали к славнейшему в истории Константинопольскому Патриархату. Нужно было только забыть, что ты болгарин: и открывалась перспектива приобщения к греко-византийской культуре, еще сохранявшей отблески былого великолепия. Эллинизаторы добились определенного успеха. К началу XIX столетия в Болгарии, кроме монастырских, не осталось ни одного храма, где богослужения совершались бы на славянском языке. На улицах болгарских городов уже не звучала болгарская речь: почти все горожане говорили по-гречески. Казалось, болгарский народ вот-вот исчезнет с лица земли, а на Балканах появится новая греческая область. Фанар не понимал или не желал понимать, что его попытки умертвить душу целого православного славянского народа есть преступление в Очах Всевышнего Бога.
