– Не-е-е, – сказал Рыжий. – Это гайдуки, которых турки вешали на крюк за ребра.
– А еще им отрезали яйца, – сказал Андрей, считая себя самым начитанным. – И растягивали на колесе. Колесовали. Я знаю, – сказал он. – Я читал.
Андрей хотел еще рассказать из того, что вычитал про гайдуков, но тут все услышали протяжный звук, который родился в недрах катакомб и креп, приближался, и вдруг рванулся снизу к ним в лица…
– А-а-а…!!! – хрипло и жутко взвыло из-под земли. – А-у-а-у-а….
Андрей вышел из автобуса и тут же, неподалеку, сел на скамейку покурить. Надо было придумать, куда девать чемодан. Таскать его за собой или сунуть в камеру хранения? Неизвестно, приютят ли его? Должны бы приютить, но все-таки…
Рядом на скамье сидел старик в смушковой папахе и драповом пальто, из-под которого виднелась расшитая черным узором белая овчинная телогрейка. Несмотря на седую недельную щетину, старик сильно напоминал кого-то. Он искоса присматривался к Андрею, потом спросил:
– Кыт’е оара?[3]
Андрей молча показал глазами на висящие на бетонном столбе, поддерживавшем навес, часы.
Старик еще что-то спросил. Андрей не расслышал, да и все равно не понял бы.
– Ну штиу[4], дед, – сказал он.
И вдруг вспомнил, как звучит «дед» по-румынски.
– Не супранте[5], барбарь[6], понимаешь?
Потом встал со скамейки и прошел мимо деда в здание автовокзала. Там, на втором этаже должна была быть столовая.
В столовой подавали кальмары. Все, что местные повара сообразили с ними сделать, это – вырвать ноги. Кальмары так и лежали на тарелках – неразрезанные, с торчащими хордами, едко фиолетового цвета оттого, что их варили вместе со шкурой.
Стоя в очереди, он попытался объяснить раздатчице, что нормальные люди, перед тем как что-то готовить, обрабатывают продукт. Иначе, объяснял Андрей, его нельзя потреблять в пищу. Его обругали. Женщина, которая опрометчиво взяла кальмары, посмотрела на Андрея и на раздатчицу, и положила тарелку обратно. Повариха хлобыстнула половник в кастрюлю, обрызгав покупателей желтым соусом, показала из распахнутого халата злой атласный лифчик, и ушла. Покупатели поглядывая на кассиршу, стали бубнить. Та сидела, сердито сдвинув красивые черные брови, но признаков раздражения не проявляла. Она была молодой и красивой – черная прядь кокетливо завивалась за маленьким розовым ухом – и еще не успела возненавидеть покупателей.
Скоро пришла другая раздатчица. Убрать кальмары они и не помышляли.
– Хорошо, хоть сварить додумались, – сказал Андрей кассирше.
Взял рубленную свиную котлету с макаронами и два стакана какао.
– Почему у вас нет мамалыги? – спросил у кассирши. – Я двадцать лет мечтал поесть мамалыги. И брынза! Ее у вас тоже нет. Это очень странно.
– Не знали, шо ты придешь! – закричала новая раздатчица. – Если б знали, то купили бы на базаре и брынзу, и мамалыгу, и хрен тебе с маслом.
– Дура, – устало сказал Андрей.
На самом деле ему хотелось вовсе не мамалыги. Он, действительно, иногда мечтал о ней – горячей, с подсолнечным маслом и мелко раскрошенной брынзой, с баклажанной икрой, сдобренной луком и кусочками помидоров. Но сейчас неожиданно пришло острое желание бесхитростных цеппелин. Он бы много отдал, чтобы появилась возможность заказать кружку пива, стакан сметаны, и порцию цеппелин. И больше ничего не надо. Только несколько тонких ломтиков черного кисло-сладкого хлеба с тмином. И больше ничего.
Он ел жидкую котлету из рубленого сала и думал; вот я сижу тут, и есть у меня немного денег, и все здесь вроде не чужое мне, но что же мне так тоскливо?
Чемодан сдал в камеру хранения. Волочить его за собой не было никаких сил. Бутылку с коньяком положил в пакет с рекламой таллиннского «Марата», туда же сунул пару пачек привезенной с собой «Элиты». Кишиневские сигареты лучше рижских, и курить Андрей собирался местные, а «Элиту» думал отдать кому-нибудь в качестве сувенира. Латинский алфавит производил на местных жителей магическое действие. В изнуренных дефицитом мозгах, мелькали картинки западного образа жизни.
По дороге к центру города, неподалеку от автовокзала, когда-то был отличный винный подвальчик. Он подумал, что неплохо бы пропустить сейчас полтора стакана красного вина и потом уже отправиться по друзьям и воспоминаниям.
Вина не досталось. Дверь подвальчика была заколочена, поверху густо закрашена суриком, и у ее подножия, среди всякого бытового мусора, коченели две кучки испражнений. Он успокоил себя тем, что если б подвальчик и работал, то все равно было слишком рано.
Дома в этом городе были когда-то белыми из котельца и под сахарные бока их поддерживали пирамидальные тополя у подъездов, а по белым телам струились зеленые потоки виноградных лоз. Теперь все выглядело облезлым и замерзшим в пыли. Изжелта-серые дома, ссутулившись, хмуро смотрели хрущевскими маленькими глазами на серый асфальт пустых улиц, на редких озлобленных прохожих.
В самом центре, загороженный Домом Советов, стоял большой православный храм. В детстве он любил бывать здесь. Молдаване – исправные христиане, и по выходным у церкви скапливались толпы народа из окрестных сел. Цыганки, инвалиды и нищие на паперти, торжественное пение изнутри, мерцание свечей и блеск позолоты, тягучий бас попа и теноры, застывшие лица крестьян… Незнакомый и нереально-близкий мир, от которого что-то съеживается в груди, и боишься вздохнуть, чтобы не нарушить полусна.
С купола поднялась стая ворон и кругами медленно и тяжело ушла ввысь, в низко нависшее плотное небо. И золоченый восьмиконечный крест накренился под сизой массой, купол заскрипел, в колокольне что-то одиноко звякнуло и согнулось.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
