Чего точно никогда не будет, так как по выходным все соседи в доме, где живёт Ева, гудят, как будто завтра конец света. Бухают и поют песни богу всех неприкаянных.
Ева говорит:
– Можно сходить к моим друзьям, ты знаешь их. Хорошие люди. Мы праздновали вместе Новый Год.
Я помню, как кричал на неё в новогоднюю ночь за то, что она выглядит слишком красивой, слишком доступной в платье, которое сам же выбрал для неё. Мне показалось, что один тип, пьяный, разглядывает её. Я собирался кинуть в него стулом, но Ева остановила меня. Все напились и смеялись, не воспринимая мой срыв всерьёз. Помню, как пытался вызвать такси, но ни одна машина так и не доехала до турбазы, на которой мы были.
Я не спрашиваю, кого именно из этих людей она имеет в виду.
– Знаешь, чего бы я хотел в эти выходные? Забраться на самое высокое здание в этом грязном городе с арбалетом и стрелами. Устроиться на крыше удобнее, выбрать наиболее подходящую точку обзора. Чтобы было видно площадь. Или какой-нибудь проспект. Прицелиться и расстрелять сердца всех, кого только увижу. Там, внизу. Я делал бы это до тех пор, пока какой-нибудь молодчик не проделал бы в моей голове дыру размером с дыню. Но знаешь, что меня останавливает? Все крыши в этом городе закрыты. Они под замком, чтобы туда не забрались пьяные студенты. Чтобы они не разбились. Я проверял.
– А ещё, – говорит Ева, – у тебя просто нет арбалета.
Она ведёт машину. Дворники со скрипом сметают снег с лобового стекла. По радио звучит песня, слова такие: "Солнце садится, начинает темнеть. Моё сердце червиво, хочу умереть". Даже когда смеркается, Ева остаётся сидеть за рулём в очках.
Она шепчет:
– Прости.
А потом громче:
– Мне так жаль, что я не могу помочь тебе.
Я хочу сказать, что это не её вина, но почему-то молчу. Просто прибавляю громкость, хотя уже ничего не слышу. Замечаю, как по горящим фонарным столбам, перепрыгивая с одного на другой, скачет Дух. Преследует меня, не желая отставать. Ухмыляется.
Мы сворачиваем к аэропорту, паркуемся подальше от главного входа, но не выходим из машины. Работники в наушниках, одетые в комбинезоны и жилеты, обклеенные светодиодной лентой, подгоняют трапы, возят багаж пассажиров на маленьких смешных машинках. Я ищу среди них того, кто отгоняет птиц с взлётной полосы, но такого нет.
У нас на глазах с грохотом, свистят шасси, садится самолёт. Я думаю о том, что если бы не служба в армии, то вряд ли бы я когда-нибудь полетал на самолёте.
Ева предпринимает последнюю попытку растормошить меня.
– В какую компанию ты пробовался сегодня?
Как будто я проститутка, которая предлагает себя всем подряд.
На собеседованиях меня часто просят назвать три моих сильных качества.
Я образован (Высшее техническое образование).
Я дисциплинирован (Служба в вооружённых силах по призыву).
Я мотивирован (Обучение работе по профессии).
Я отчаянно хочу стать частью общества.
Но Куклы не умеют складывать факты.
Ева спрашивает:
– Скажешь, что за должность?
– Это так важно? – спрашиваю в ответ.
Она задумывается. Потом говорит:
– Нет. Вообще-то нет.
На обратном пути мы попадаем в пробку, так как какой-то автомобиль слетел с проезжей части. Рабочие грузят скомканную груду металла и увозят на эвакуаторе. Темноту разрезают яркие сигнальные огни. Возле машины скорой помощи толпятся медики. Несколько встречных машин тормозят на обочине. Полицейские разгоняют людей.
В прошлый раз, когда мы ездили с Евой смотреть, как взлетают самолёты, она чем-то разозлила меня. Не помню. Но я кричал на неё всю дорогу домой. Я требовал остановиться машину, высадить меня, а то я выпрыгну на ходу. Ева молчала, а я орал на неё, называя самыми худшими из слов. Когда мы всё-таки добрались до дома, она долго не могла отпустить руль, а когда решилась, её руки тряслись, как заведённые. Не знаю, что на меня нашло. Вероятно, мы чудом не угодили в такую же аварию. Кажется, Ева спросила тогда, не хочу ли я поработать контролёром в аэропорту? Им как раз требовались сотрудники на полставки. Меня такой вариант, разумеется, не устраивал. Это было совершенно неприемлемо для человека с высшим образованием. По-моему, всё и так понятно.
Собеседствование
КОМПАНИЯ: "НУТРО В ГРУДИ или ВНУТРЕННОСТИ В СЕЙФЕ".
Слоган (добавленный мной, как покорным слугой своей профессии, настоящим фанатом деревообработки): открути этой суке голову, чтобы посмотреть, что у неё внутри. Это загадка. А вот варианты ответа: пустота, тупость, закладка, северное сияние, морж или другая сука? Ну а если говорить серьёзно: в один из дней посещаю производство, занимающееся изготовлением матрёшек. Крупное, но древнее, как мир. Чахлое. Функционирует ещё со времён Союза. Кукла, женщина за сорок, проводит мне экскурсию по предприятию. Я отнекиваюсь, делая вид, что смущаюсь, хотя на самом деле только по одному её кабинету (обшарпанному, холодному, серому) понимаю: я не хочу проводить здесь ни минутой большего того времени, что уже провёл здесь. Кукла говорит, что кроме матрёшек компания производит шахматы, деревянную посуду "под старину" и бильярдные кии.
– Да вы что? Правда? Как интересно.
– Тогда пойдёмте, – говорит Кукла. – Покажу вам, что тут и как. Чтобы вы знали, что вас ждёт, если вы к нам придёте.
Глядя на неё, понимаю, что она настроена решительно, хотя у меня появляется ощущение, что ей: 1) просто скучно; 2) интересны молодые люди вроде меня; 3) хочется завести меня в тёмный угол и там, прижав мне к горлу стамеску, заставить теребить её дурнушку. Соглашаюсь идти, чтобы сделать ей приятно, я ведь воспитанный человек. А ещё потому, что я всё равно сюда приехал, на другой конец города. И торопиться некуда.
ДОЛЖНОСТЬ: Технолог на производство матрёшек.
– Работа тяжёлая, ответственная, кропотливая, требующая полной выкладки, заинтересованности со стороны соискателя. – Говорит Кукла, проводя мне экскурсию по территории производства. Вокруг ничего приятного: горы опилок-отходов, разруха, унылая цветовая гамма на лицах работников как неоднозначная реакция на моё появление.
Кукла облизывает меня взглядом и добавляет:
– У нас дружный коллектив, некоторые работают здесь десятилетиями. Все знают всё обо всех. Что творится внутри коллектива. Кто на кого заглядывается. Мы как семья.
– Ну конечно, – говорю. – Без этого никуда.
Я смотрю на какого-то беззубого типа-алкоголика, который спит за рулём трактора, но подскакивает при виде нас и начинает судорожно дёргать рычаги в кабине. Я думаю: если они все – семья, то кто он, этот тип? Отец семейства? Брат? Спасибо, мне не нужны такие родственники. Лучше одному, чем в такой семье. На ум приходит Чарльз Мэнсон.
ОБЯЗАННОСТИ:
– Нужно следить за соблюдениями технических дисциплин, выполнением плана, – объясняет Кукла. – Заботиться о сроках сдачи продукции. Мотивировать персонал. Поднимать производство вообще. Видите, в каком оно состоянии? Всё потому, что прежний технолог недобросовестно выполнял свои должностные обязанности. А вообще работа многоплановая, интересная. Скучать не придётся. Нужно будет считать нормы расхода материала, загруженность оборудования. Заказ материалов это тоже ваши обязанности.
– Не много ли для одного человека? – спрашиваю без шуток. – Этих обязанностей хватит раскидать на троих-четверых человек. Согласитесь: столько надежд на одного технолога это не разумно. Сильное давление, большая ответственность. Многозадачность. Желание успеть по всем пунктам сразу. Серьёзный подход. Большой спрос с маленького сотрудника. Если говорить о моей скромной кандидатуре, разумеется. Вот я о чём.
Кукла чешет щёку. Тычет в неё языком изнутри.
– Давайте посмотрим цех, – предлагает она.
– Собственно, – говорю, – я здесь ради такого удовольствия.
Мы заходим в здание, похожее на хранилище: в таком же гробу в Сухом Дне пятнадцать лет назад мои родители прятали картошку на зиму. Тот же холод, та же сырость.