– Выбор в жизни всего один. Жить или умереть. Всё остальное – просто решения. Их бесконечное количество. Принимай, какое хочешь. От этого ничего не измениться.

– Поподробнее, пожалуйста.

– Если бы я смог реализоваться в чём-то, самоутвердиться в каком-то деле, оставить после себя то, что станет моим продолжением, создать своё наследие, которое будет жить после моей смерти – вот тогда, наверное, я немного успокоюсь. Хочется думать.

– У тебя нереализованные экзистенциальные потребности.

– Именно.

Как-то вечером, когда мы ужинаем, Ева спрашивает меня:

– Мы ведь семья?

Я задумываюсь.

– Маленькая. Но всё-таки, да.

– Значит ли это, что наше дело – семейное?

– Это твоя заслуга.

– Это наше общее дело, семейный бизнес, – говорит она, изменяя голос, делая его грубым, как будто мужским, насколько это вообще возможно.

Короче, уже откровенно дурачится.

Мои братья – Сэл и Дин,

Но Лесли знает: Сэм и Дин.

А потом целует меня и говорит:

– Вообще-то я просто хотела сказать тебе спасибо.

– За что?

– За то, что подталкиваешь меня вперёд. Не даёшь стоять на месте. Иногда мне кажется, что это и есть твоя работа. Мотивировать людей. Помогать находить себя. Заряжать амбициями. Может, тебе попробовать себя коучем?

– В том-то и дело. Тебе – кажется.

– Нет. Это ты неправильно смотришь на вещи.

– Я живу у тебя дома. Ем твою еду. Поддержка – это меньшее, что я могу дать. Пойми.

– А вот и доказательство моих слов.

Позже Ева говорит мне, что пара её знакомых заинтересовалась тем, чем она занимается. Ева говорит, что у этих её знакомых есть свой магазин одежды.

– Они продают одежду для девушек и хотят сделать новую коллекцию. Совместную со мной.

– Соединить одежду для людей и животных?

– Да. Парная коллекция одежды. Что думаешь?

– Это круто, – говорю.

– Вообще-то меня кое-что смущает.

Ева говорит, что эти её знакомые – девушки. И они влюблены друг в друга, эти её знакомые девушки.

– Отлично, – говорю. – Когда ты нас познакомишь?

– Подбери слюни, мальчик.

– Соглашайся. Я должен их увидеть.

Ева показывает мне их профиль в Сети, один на двоих, которые они ведут совместно. Одна девушка блондинка, другая – шатенка. Обе модели. У них много фотографий с одеждой. Есть фото с отдыха за границей. А есть те, где они целуются с языком.

– Одобряю, – говорю. – Откуда ты их знаешь?

– А это важно?

– Важно ли, откуда ты знаешь лесбиянок? Нет, конечно. Что ты. Это не имеет абсолютно никакого значения.

– По работе пересекались. Они предлагают встретиться. Хотят обсудить.

– Мне больше нечего добавить. Я уже всё сказал.

– Я боюсь, они высмеют то, над чем я сейчас работаю.

– А они могут? – спрашиваю.

– Не знаю.

– Если так, зови их к нам. Я выебу обеих граблями, а потом освежую их, и мы сошьём мне новую куртку.

– Я вообще-то серьёзно.

– Ладно. Над чем ты сейчас работаешь?

Пауза.

– Я шью купальные шапочки для уток.

Пауза длиннее. Теперь молчу я.

– Это круто, – говорю, улыбаясь, так что скулы сводит. – Это то, чего не хватало этому миру.

– Не смейся.

– Такого я ещё не видел, – говорю. – А значит это как минимум интересно.

Еву такой расклад устраивает.

Разумеется, на встречу с лесбиянками меня не зовут.

А жаль.

Остаётся ждать подвоха

К сожалению, даже находясь наедине с собой, в относительной тишине, я никогда не могу расслабиться. Я всегда жду подвоха. Агенты следят за мной. Их камерами напичканы все улицы города, каждый банкомат, каждая машина. Они запоминают мои передвижения. Следят за мной. Агенты говорят: "Мы делаем это ради твоей безопасности".

А я отвечаю им:

– Тогда почему я не чувствую себя защищённым?

Агенты переглядываются и пожимают плечами.

На это им сказать нечего.

Мне кажется, другим людям известно то, чего не знаю я. Такое чувство, что каждый из них владеет маршрутной картой, по которой шагает в жизнь. Как если бы у этих людей в комплекте при рождении шли инструкции к сборке. Может, так оно и есть? Свою инструкцию, например, я нарисовал себе сам. Сюда не ходи, с тем не говори, это не ешь. Не пей, не кури. Работай над "Комментариями без текста". Собирай Коллекцию Бартлби. Преодолевай себя, борись с собой каждый день. Сдерживайся, не искушай Духа. Берегись.

Ева говорит, что у каждого человека есть потребность в общении. Я спрашиваю: и что с этого? А она отвечает:

– У тебя эта потребность отсутствует напрочь.

– Это разве плохо?

– Судя по тому, как ты страдаешь – да.

– Полная самодостаточность и абсолютная никчемность. Вот мои друзья. Точнее, подруги. Они как две лесбиянки.

– И как это понимать?

– Не знаю. Я с этим пока не разобрался. Может, они имеют друг друга? Отлизывают по очереди? Как-то так.

Чтобы не сойти с ума от всего этого стиля и моды, нужно самому быть в меру стильным и модным. Иначе пропадёшь.

Соседи по дому, в котором живёт Ева, сверлят с утра до вечера, ведут ремонтные работы. Меня это злит. Я ходил к ним, пытался объяснить, что нахожусь в очень плохом состоянии. Я попросил их не усугублять моё и без того плачевное положение. Бесконечный скрип, сверление стен, скрежет, стук – вот то, что я слышу ежедневно, сказал я. Так нельзя, нужно что-то с этим делать. Нужно составить какое-нибудь расписание для этой деятельности. Нужно найти выход. Иначе это ничем хорошим не кончится, я уверен.

– А то я скоро совсем рехнусь, – сказал я соседям.

Но соседи восприняли мой визит как личное оскорбление. Пригрозили, что сами придут ко мне.

– Ну что же, – сказал я. – Буду ждать.

Что ещё я мог сказать? Я и не надеялся, что они поймут. Если бы они были людьми, то этой ситуации, скорее всего, вообще не было бы. Но они не люди. Твари какие-то.

Это заставляет меня чувствовать себя беспомощным. Каким-то маленьким, как будто я ребёнок. Мне не нравится это чувство. Я хочу избавиться от него. И думаю.

…я думаю, что в один день не выдержу этого безумия, спущусь к ним на этаж, и вобью гвоздь в лоб тому, кто со мной разговаривал. Я уверен: я смогу убить его.

Я много думаю об этом.

Я представляю, как делаю это.

Сначала идёт мысль, потом действие. Я так считаю.

У меня в мыслях беспорядок. И в моих действиях не следует искать явной логики.

Чем быстрее они сделают ремонт, тем быстрее это закончится. Если я совершу убийство, то освобожусь от Духа, который преследует меня, наверное, ещё с рождения.

Я понимаю, что переехав в другой дом, поменяв квартиру, я не решу проблему. Я знаю это, потому что везде, где бы я ни был, мне встречаются глупые, упёртые люди, не желающие искать взаимопонимания, считающие, что все вокруг им что-то должны. Им плевать на меня и других. Если так, то почему мне должно быть не наплевать на них?

Я беру гвоздь подлиннее, молоток попрочнее и иду к соседу, стучусь к нему в дверь, он открывает, снова недовольный, что я отвлёк его от работы. А я бью его ногой в промежность – просто так, чтобы дезориентировать – потом подношу гвоздь к его лбу, замахиваюсь молотком и бью им по шляпке гвоздя. Тот входит на треть, ударяю ещё раз.

Взмах молотка, удар. Сосед – стена, я – ремонтник.

Крик, вздох, кровь бьёт струёй мне в лицо: горячая, подлая.

Ноги у него подкашиваются, он сползает вниз по двери. Я затаскиваю тело внутрь, убиваю того, кто с ним работает. Я делаю это с помощью подручных инструментов, которыми они работают – гвоздь у меня был всего один и тот застрял в голове, не забывайте.

Может быть, я просверлю ему череп. С помощью перфоратора, которым они просверлили дыру в моём покое, в моей человечности. Проблема в том, что меня схватят.

Меня осудят.

Я буду первым, кто попадёт под подозрение.