По словам отца Джона, с будущего 1999 года местное самоуправление в городе будет осуществляться квартальными советами, формируемыми на выборной основе (всего их насчитывается 86). Правда, квартальные советы не будут иметь значительной власти и их решения по большей части будут носить рекомендательный характер, тем не менее, они являются официальными властными органами.

Майкла определенно заинтересовала сложившаяся ситуация.

* * *

Всю эту информацию он получал от отца Джона, почему и был им обоим благодарен.

Одно не нравилось Майклу: он не собирался присматривать, а то и «доносить» родителям на их сына, учебные успехи которого их не очень радовали.

В итоге Майкл и Джон часто общались, но духовной близости у них не возникало.

Почему-то сокурсник был небрежен в одежде и от него постоянно дурно пахло то потом, то прогорклыми сендвичами.

Майкл рядом с Джоном выглядел чопорным денди.

Так что по большей части они «тусовались» в разных компаниях.

Хотя других близких приятелей ни у того, ни у другого не обнаружилось.

Если не считать совсем уж необычного великовозрастного студента Василия Архиповича Щукина по кличке Пострел.

Приобщаясь к какой-нибудь студенческой компании, он приговаривал: Наш Пострел везде поспел.

* * *

На втором курсе Майклу выпало тесно общаться с Пострелом.

На вопрос, как он, русский мужчина, попал (сюда) учиться в Америку, Щукин полушутя, полусерьезно отвечал:

– Город Беркли (США) – побратим города Дмитров (РФ). А я родился в Дмитрове – райцентре Московской области.

И продолжал:

– А ещё я подрабатываю в российской «дочке» ТНК «Доу». Приработок небольшой, в основном по части консультаций, но они мне проспонсировали учебу, считай повышение квалификации, в здешнем университете сроком на четыре года.

Майкл взял на заметку щедрого спонсора, щупальца которого дотянулись аж до России.

На каникулы Щукин улетал домой в Россию, и больше трех месяцев они не виделись.

Намереваясь раззадорить флегматичного Томсона, Василий каждый раз заводил разговор о русских невестах.

Складывалось впечатление, что подобными разговорами он намеревается вытеснить щепетильный для него вопрос неминуемой женитьбы.

Подразумевая оценку со стороный Майкла той или иной кандидатки, он освобождал себя от необходимости собственной оценки, поскольку считал себя слегка перезревшим для романтических увлечений.

Однако он не учитывал того обстоятельства, что и Майкл за время учебы приобрел характер сангвиника – медлительного тугодума, заряженного на конкретный результат, а не на феерический всплеск эмоций.

Между тем, из общения с Василием Майкл сделал вывод, что русские люди и особенно девушки – народ импульсивный, легковерный и безответственный.

* * *

Университетский курс перегружен научными дисциплинами, поскольку университет определяет не профессию, а специализацию.

В какой мере будет потребна для будущей профессии, например, физика, Майклу не дано было знать. Но в этом и состоит интрига университетского образования: грызть гранит науки и не обломать зубы, сохранив вкус к неизведанному, манящему и пугающему одновременно.

Со школьной скамьи Майкла привлекала физика, в частности механика.

Майкл Томсон прослушал цикл лекций и прошел все коллоквиумы, связанные с решениями задач и отчетами по физическому практикуму.

Пожалуй, на этом можно остановиться, но Майкл соблазнился посетить факультативный курс новейших явлений квантовой физики: от квантовой сверхпроводимости и сверхтекучести до квантового туннелинга.

Особенно заинтриговал Майкла туннельный эффект поведения вибрирующих атомов в пределах отдельных молекул и особенности их воздействия на рецепторы обоняния.

Научные постулаты и физические эффекты оставили в сознании Майкла Томсона глубокий след.

И над этим стоило думать с прицелом на реальное достижение творческой мысли.

* * *

Майкл и Василий Щукин часто пересекались на коллоквиумах, где обсуждали разные задания и проекты.

Вообще-то к русскому относились настороженно, подозревая в нём агента коммунистической пропаганды – баламута студенческого общежития в респектабельном кампусе.

* * *

Щукину была известна американская норма закона об образовании, запрещающая политическую деятельность во всех образовательных учреждениях, и, как правило, она продублирована в уставах университетов.

И в тех университетах, где есть этический кодекс или кодекс поведения для сотрудников и обучающихся, это положение также дублируется.

Но здесь сразу возникает вопрос: что такое политика? Это концепция или инструмент?

Великовозрастный русский взбаламутил десяток студентов, которые пытались блокировать лекции некоторых высокопарных, по их мнению, профессоров-этатистов.

Василий не скрывал своих анархистских устремления в духе его дмитровского сородича Петра Кропоткина.

Эпигон убеждал своих легковерных слушателей, что анархо-коммунизм исповедует «взаимопомощь как фактор эволюции».

Было заявлено, что государства должны пытаться оказывать максимально возможную взаимопомощь. (It was stated that States should endeavour to provide the widest measure of mutual assistance possible).

Университетское руководство усмотрело в агитации русского студента зловредное намерение воспользоваться политикой как инструментом изменения Устава вуза в части внедрения конфронтации между респектабельными преподавателями и, чего греха таить, маргинальными студентами из развивающихся стран.

Очевидно отрицать политику в университете – это очень лицемерная позиция, поскольку на самом деле, она оборачивается намерением получения преимуществ в дискуссии одной партии над второй. Причем, как правило, проправительственной позиции над оппонентской.

Более того оппонентов либо не приглашают, а то и не допускают в студенческие аудитории, где пропагандируются заведомо искаженные позиции противной стороны. Чаще всего просто шельмуются до карикатурного вида.

Интуитивно Майкл это понимал, поэтому и не присоединился к демаршам «анархистов»-эпигонов.

Само собой против присутствия в вузах политики выступают политически ангажированные представители государственной пропаганды, для которых вузовское понятие политики смерти подобно.

То есть при отсутствии убедительных контраргументов они предлагают противной стороне не пользоваться научными категориями политики, которые предполагают открытые, исключающие какой-либо диктат прения, а тем более окрик властных структур, чувствующих нелегитимность своего руководящего положения в условиях зажима критики.

* * *

Руководством университета пропагандистский замысел Щукина был не только раскрыт, но и изобличен.

До ввода войск нацгвардии для ареста сторонников Василия дело не дошло, но Майклу пришлось лично поручиться за своего великовозрастного русского коллегу.

* * *

Коллеги пересекались в учебе, в кампусе и в спорте:

– А то, – не уставал повторять Щукин, – сегодня студент университета – завтра боец «зеленого фронта».

* * *

По мнению Майкла, вольнослушатель Щукин вел себя чересчур вольно, как если бы не боялся мрачных последствий режима страны, из которой он прибыл.

Щукин: «Заниматься наукой прибыльно, пока это не гибельно». (Doing science is profitable, as long as it's not disastrous).

Он и кликуху свою – позывной: «Пострел», оправдывал.

«Наш пострел – везде поспел».

Неясным для Майкла было, откуда он прибыл: из СССР или РФ. И тем более оставалось неясным, в какую вернется.

Он мог позволить себе пошутить: У нас поля засевают, а мозги засирают (Our fields are being sown and our brains are being fucked up).

Майклу импонировала деятельность Василия Архиповича Щукина в качестве активиста Гринпис.

* * *

Сокурсники над Щукиным, особенно над его английским «подщучивали», но в целом уважали его трудолюбие и владение на разговорном уровне несколькими европейскими языками.