Только с некоторого времени Сеня заметил у себя провалы в памяти. Сначала он запаниковал, потом привык. Ему даже стало казаться, что он удостоен особой чести и живым переносится в то измерение, где идет сражение Свюка и Гуми. Но почему же он ничего из этого процесса не помнит? Он поведал об этом Профессору, тот подтвердил его предположения насчет путешествия из измерения в измерение и дал баночку с крохотными шариками, которые посоветовал пить по вечерам. Провалы в памяти не исчезли, зато приобрели наполнение – теперь он всерьез видел Рай! Он видел его обитателей, невыразимо прекрасных, внешне похожих на Фаину Ордынскую, с такими же волнистыми и блестящими белыми волосами, синими глазами и невинным взглядом. Еще у них были большие, трепещущие лебединые крылья, одежда из лунного света, сияние вокруг головы и теплые излучения от легких благословляющих рук… Он их не просто видел, он и говорил с ними! Они его утешали: ничего, мол, Сенечка, очень скоро миру будет вынесен приговор, ты будешь главным обвинителем, и после этого ты, Сенечка, просияешь, как святой, и все поймут, какой ты удивительный, замечательный человек… И все упадут тебе в ноги, и будут умолять о прощении… А ты будешь смотреть на них безучастно, как языческий божок, и делать все, что захочется…

Один раз в его сердце проник холодок: а вдруг это неправда? Вдруг это всего лишь бред сумасшедшего? Тогда и вера его, на которой держалась вся его жизнь, обрушится и похоронит его под собой. Из этого круга нет выхода.

Затем он еще раз ощутил смутную тревогу, когда Людмилка встретила его на улице с бандой Плескача и так растаяла при виде Дюмона – он и впрямь нравился девчонкам, смуглый парень с правильными чертами лица, но совершенно не умеющий улыбаться, вместо улыбки у него выходил поистине волчий оскал. Сам он предпочитал девочек мягких и нежных, и корчил из себя многоопытного мужчину, а на Людмилку ему было наплевать. Вдобавок она вела себя как дикая кошка и лезла из кожи вон, чтобы ему понравиться. Напрасно – он, герой ночных улиц, ее опасался. Такие неуправляемые малолетки приводят к крупным неприятностям. Своя шкура дороже.

Догадавшись, что Дюмон к Людмилке равнодушен, Сеня успокоился и перестал увещевать сестру не присоединяться к ним. И как-то прошло мимо его глаз, что Дюмон-то остался к ней равнодушен, зато далеко не равнодушен сам Плескач, и это было намного серьезнее всего прочего, так как от него вряд ли можно отбиться без потерь. Плескач для Сени был кумир, идеальный и непогрешимый.

Своим приступам забвения Сеня уже не сопротивлялся. Они настигали его всегда и везде. Дома, на собраниях Братства, на улице, в школе. Иногда он думал, что настоящая его жизнь – там, в забытьи, а действительность дана ему как сон. Иногда он думал еще, что эти приступы стали такими длительными, перевешивающими в процентном отношении действительность. Ну и пусть. Лишь бы подальше от этого мира.

Утро девятого марта Сеня помнил хорошо. Как всегда по субботам, в школе был короткий день, всего четыре урока. Ничего особого не произошло. Но домой Сеня шел медленнее обычного. День выдался яркий, солнечный, свежий воздух был насыщен запахом весны, небо было высокое и густо-синее. Сугробы как-то осели и потемнели, на дорогах развезлась грязь. Это наступила первая настоящая оттепель. Город при этом выглядел не очень красиво, голенький и коричневый. Сеня оглядывал его с плохо скрываемым отвращением. Это была чуждая ему материя.

На большой перемене Сеня остался в классе и случайно подслушал разговор нескольких девочек. Марина рассказывала подругам:

– А летом меня обязательно опять отвезут в деревню, к деду с бабкой. Девчонки, какая это прелесть! Гуляй до отвала, в клубе по вечерам танцы, на выходные кино привозят. На грядках – земляника, полно смородины, крыжовника, и целый яблочный сад! Все лето бегаешь на реку купаться, жуешь экологически чистые витамины, чувствуешь себя лучше всех и, девчонки, свобода! Бабушка у меня мировая, и дед тоже ничего. Не указывают мне, что делать, как родители.

– Только не надо убеждать нас, что ты не скучаешь там по дому, – возразила Аня. – И жить там постоянно ты бы не согласилась.

– А я и не собираюсь там жить, – ответила Марина. – И по дому скучаю, конечно, но без деревни, бабушки и деда я бы взвыла. И если бы мои родители не отвезли бы меня на лето в деревню, я… В таком случае я объявлю голодовку!

Девочки засмеялись.

– Нет, – с сожалением заметила Настя. – Этим летом нам всем будет не до деревни.. Будут выпускные экзамены, а потом – вступительные, оглянуться не успеешь, а тебя уж опять усадили за парту и обложили книгами.

– Это точно, – дружно закивали девочки.

– Ну, – беспечно сказала Марина, – никакие экзамены не могут испортить лето!

Сеня понуро брел домой, вспоминал этот разговор и думал о том, как повезло Марине. Она имеет бабушку и дедушку, которые ее любят и заботятся о ней, раз ей так нравится каждое лето проводить с ними в деревне. У Сени в деревне тоже были бабушка и дедушка, но они с трудом выносили рядом с собой присутствие непослушных внуков, которых они до сих пор не простили за их нежелательное появление на свет, вопреки устоявшемуся мнению, что внучат всегда любят больше детей. О нет, отнюдь не всегда. Сеня с содроганием вспоминал свое единственное лето, проведенное в деревне, на попечении бабки. Лучше смерть.

К тому же, он тогда лишился бы возможности посещать собрания Братства…

Он целиком и полностью зависел от Братства.

Отец Александр выходил из подъезда в тот момент, когда Сеня нерешительно топтался у ступенек и не хотел заходить. Встреча была некстати, Сеня знал, что отец Александр снова начнет читать ему мораль, а Сене от этого становилось плохо, но ведь отец Александр был одним из очень немногих, которые относились к нему действительно по-человечески. Кроме того, Сеня уважал отца Александра и сочувствовал ему как собрату по несчастью, в своем роде, – отца Александра тоже гоняли отовсюду, как паршивую собаку, а он держался своего и не сворачивал в стороны. И наконец, отец Александр тоже не предъявлял к Сене таких высоких требований, как Игорь Белояр, только взывал к его душе, не зная, что она давно погибла.

Отец Александр тащил огромную матерчатую сумку, обвязанную веревкой:

– Сеня, здравствуй. Как хорошо, что я тебя встретил. Не поможешь мне донести эту сумку до остановки? Там меня подберут и на машине довезут до Разовки. Не бойся, сумка не тяжелая совсем, но очень неудобная.

– Давайте, – неохотно согласился Сеня и взялся за одну ручку сумки. – А что это?

– Пластмассовый ящик. Хотим приспособить его для трапезной, ставить тесто. Наши женщины попросили, вот я и достал.

Ноша и в самом деле оказалась неудобная и била их по ногам, хотя они старались вышагивать синхронно. До остановки они добрались быстро. Отец Александр поставил сумку рядом с собой, прямо на снег, и произнес:

– Спасибо большое, Сенечка. Как ты живешь?

– Да нормально.

– Как учеба?

– Ну… нормально.

Отец Александр смотрел на него внимательно.

– Нормально, – повторил он. – Ты в этом году заканчиваешь школу, если не ошибаюсь. И куда же пойдешь дальше?

Сеня замкнулся в себе, словно усталый звереныш.

– Да не знаю я…

– Кем-то ведь ты хочешь работать?

– Никем не хочу… Я об этом не думал!

Отец Александр улыбнулся:

– Странно. Тебе осталось учиться всего три месяца – март, апрель, май – а ты еще не думал, куда же ты пойдешь после школы. Сеня, это безответственно. Ты глава семьи, и на твоих плечах младшая сестра.

Сеня помрачнел:

– Мне все равно, кем быть. Хоть полы мыть, хоть дворы чистить, хоть вагоны разгружать. Но почему это Людмилка на моих плечах? У нас есть мать, в конце концов, девчонка-то должна быть ей ближе, чем я!

Отец Александр даже отступил на шаг от этой вспышки и посмотрел на него еще внимательней.

– Сеня, мать нельзя осуждать, категорически нельзя, потому что она человек, давший тебе жизнь, – сказал он.