На стуле возле кровати лежала одежда девушки, простая, повседневная. Фаина лихорадочно оделась, кое-как прикрыла постель, посмотрела на часы и вскрикнула. Уже половина девятого! Если она сейчас опоздает на автобус, или на троллейбус «единицу», придется, Господи Боже, идти пешком до читального зала, это как раз до обеденного перерыва! Она любила ходить пешком, но сейчас было не до этого.
На ходу надевая пальто, она схватила сумку с альбомом и пачкой углей:
– Папа, я куплю хлеба, не волнуйся! – и бегом понеслась к лифту. Он так медленно ездил, скрипел, как старая яхта в крепкий шторм, и каждая секунда длилась целую вечность. Фаина готова была стучать кулачками в двери.
Стояла холодная, ветреная погода. Сильные порывы срывали желтую шапочку с волос Фаины, она то и дело натягивала ее на уши. На остановке толпилось много народу. Подкладка левого сапога подвернулась и больно терла пятку, но девушка не обращала внимания на боль. «Только бы не опоздать!» – стучался в виски пульс.
Автобус набился до самых дверей. У места, где обычно должен сидеть контролер, оставалась крохотная лазейка. Туда-то и постаралась проникнуть Фаина. Однако на половине дороги на нее навалился какой-то тучный мужчина и больно прижал к вертикальному поручню. Ее нос уткнулся прямо в куртку этого достойного товарища, в спину, между лопатками. Закрылись двери. Это обстоятельство вызвало новое перемещение пассажиров. Образовалось небольшое свободное пространство. Фаина поспешила туда, но вдруг уронила сумку. Цепляясь за спинку сиденья, она нагнулась, чтобы поднять ее. В ее голову уперся локоть весьма видной дамы. Желтая шапка сбилась на бок. Не отпуская сиденья, иначе ее понесло бы в свободный полет по салону вместе с толпой, Фаина поправила ее рукой, в которой была сумка. Углом ее девушка задела широченный, размером с шаль, меховой воротник пальто все той же дамы. Та обернулась. Ее лицо было слишком близко, и на этом раздраженном лице накрашенные тонкие и злые губы изогнулись и сморщились.
– Извините, – сказала Фаина, опуская руку и вторично при этом движении задевая сумкой воротник женщины.
– Ну и молодежь пошла! – раздался на весь автобус ее резкий голос. Фаина смешалась. За столь затасканной фразой послышалось продолжение монолога.
– Девушка, вас когда-нибудь учили вежливости? «Извините»! Никакого элементарного уважения! Эти сегодняшние дети и становятся бандитами и уличными девками. «Извините»! Никакого уважения к старшим! И кто вас только учит?! Я не завидую вашему будущему, девушка. Оно черное и грязное.
Фаина опустила голову, ее щеки и лоб покраснели от негодования. Как такая солидная женщина может говорить подобные вещи, даже не зная ее? Громкие слова падали на ее склоненную голову, как удары кнута на экзекуции. Она испытывала непреодолимое желание провалиться сквозь землю и читала про себя молитву, чтобы успокоиться. К счастью, скоро ей пришлось выйти. До библиотеки оставалось перейти через дорогу и вернуться немного назад по параллельной улице. Это был обычный, банальный подземный переход, один из многих, который Фаине приходилось преодолевать каждый раз по пути в читальный зал.
Фаина, словно маленький несчастный ребенок, боялась подземных переходов. Там было так темно и страшно! Она где-то слышала, что именно в них совершается большая часть уголовных преступлений: насилие, убийство, грабеж. За ночь выпало немного снега, и пара дворников очищала ступеньки перехода. Фаина начала спуск в темноту, снова принимаясь шептать молитву побледневшими губами и трепеща от неразумного, детского страха.
Когда она вбежала в читальный зал, там уже находились посетители – немного, правда, всего лишь горстка по сравнению с размерами помещения и количеством столов. На выдаче книг сидела Ульяна, девушка спокойная, даже зачастую равнодушная. Она давно знала Фаину в качестве читателя и уже не уточняла, за какими изданиями та явилась. Без единого звука, с меланхолично прикрытыми глазами, она плюхнула о стойку четыре тяжеленных фолианта и подала формуляр – расписаться. Формуляр был толстый – Фаина бывала здесь постоянно, но в нем повторялись одни и те же названия. Работницы читального зала относились к этому по-разному. Дарья Валентиновна, Лена и Розочка хорошо понимали Фаину и всегда советовали прочесть новые книги по теме, которые приходили в библиотеку, и вообще, они были милые и доброжелательные. Остальным было безразлично, мало ли заскоков бывает у людей, кроме иконописи. А были и откровенно враждебные библиотекари, считавшие, что людей с таким заметным сдвигом, как у Фаины, вообще категорически запрещено подпускать к книгам – вдруг им взбредет в голову что-нибудь общественно-опасное, так как такие личности, как Фаина, можно причислить к асоциальным. Этих библиотекарей Фаина побаивалась – они явно не хотели выдавать ей литературу, а настаивать она не смела.
Она поблагодарила Ульяну за книги, отнесла их на свое привычное место, где занималась всегда, если оно уже не было занято, а оно очень редко бывало занято, потому что располагалось в укромном уголке и от большей части зала было загорожено стеллажом с книгами и высоким сооружением с картотекой. Потом Фаина разделась в гардеробе, лишь желтый пушистый шарфик из тех же ниток, что и шапка, она оставила на шее – было еще прохладно. И стоило ей сесть за стол, раскрыть книги и альбом для рисования, взять в руку круглую палочку угля – и все проблемы, все страхи и все предчувствия отступали куда-то в необозримую даль, а она погружалась в иной мир, параллельный мир, и жила в нем, как под гипнозом. Тем более что и мысли у нее настроились на радостный лад: была пятница, а в понедельник уже праздник Рождества Христова, расписание служб сместилось, потому и занятия воскресной школы были перенесены на вчерашний день, а Рождество Христово – это такой праздник, что… Фаина очень любила Рождество. Можно было петь в церковном хоре замечательные вещи, рождественские, а папа подарит ей что-то маленькое и симпатичное. Она плакала от радости и просила его не тратиться на подарки, раз они живут в постоянной нужде, она могла бы обойтись и без подарков, но он ее не слушал. Да и рождественская атмосфера создавала вокруг девушки мечтательность и ожидание ребенка в предвкушении счастья, исполнения желаний, воплотившейся сказки. И вот угли рассыпаны по столу веером, Фаина смотрит за окно в небо и слегка улыбается, а лицо княгини Ольги, пока без нимба, – живое, как лицо женщины, о которой слагались легенды.
Часа через три в читальном зале начался час-пик, самый разгар работы, когда сбежавшие с уроков старшеклассники толпой валили в библиотеку. Тут царило особое, книжное спокойствие и священная тишина. Борис Новиков вошел, окинул взглядом окрестности и тут же увидел Фаину. Стеллаж с книгами, отгораживавший этот стол от зала, служил как бы рамкой для стола, и девушка была видна от входа, словно чудесная яркая картина: в окно светило белое зимнее солнце, прямо на Фаину, ее длинные вьющиеся волосы сияли белизной и отливали золотом, она продолжала улыбаться самой себе и глядеть в небо. Борис любовался ею несколько минут и не в силах был оторваться от восторженного созерцания, жалея, что у него нет лучшего в мире фотоаппарата с лучшей в мире цветной пленкой, чтобы запечатлеть это чудесное зрелище. Впрочем, ни одна пленка не смогла бы в точности передать живость момента. Борис буквально терял гоолву от восторга, такой красоты он не видел никогда и не предполагал даже, что она существует в действительности.
Он разделся в гардеробе, поспешил к стойке и записался. Ульяна при виде столь образцового молодого человека рассыпалась в улыбочках и любезностях, но она его не интересовала. Он спеши занять место рядом с желанной девушкой, пока на это место никто не покусился. Ульяна выдала ему несколько свежих молодежных журналов. Борис подхватил их и устремился к цели.
Когда он сел рядом с Фаиной, она отвлеклась от мечтаний, но не обратила особого внимания на неожиданного соседа, только подвинула поближе к себе свои книги, альбом и угольки, чтобы освободить ему побольше места и не мешать, раз уж этот чудак решил посидеть именно здесь.
