– Да, дружище.

– А если не появиться?

– Вскрыть я её всегда успею. – Уставшим тоном, сообщил тот. – Что ты про это всё думаешь. – Александр понял, о чём его спрашивает давний друг, один из немногих, которого он причислят к этому статусу.

– Я думаю, что убийства производят, двоя: один убивает и, судя по твоим красноречивым речам, жестокого и отвратительно. – Хотя Петрович ни словом об этом не обмолвился, но Саня всё понял и так, – а другой … – Тут он резко замолчал и что-то долго думал, затем заговорил:

– Скажи-ка мне, когда всё это началось?

– Что именно?

–Вот такие вот «умерщвления».

– Всю эту неделю, начиная с понедельника, не считая тех случаев, «настоящих убийств».

– А эту девушку?

– Сегодня ночью.

– И сколько ты намерен ждать?

– Выходные.

– Нет. Это будет поздно. – Почти шепотом сказал Александр.

– О чём ты?

– Только не смейся, но мы имеем дело, с подростком или даже, уже с взрослым человеком, приблизительно такого же возраста, как и эта девушка. – Отвечал Саша.

– Хм. Решил поиграть в Холмса? – Иронически спросил Петрович.

– Скажем так, что мои мозги затесаны немного в другую стону. – Отвечал Саня.

– Хорошо. Но, с чего такое предположение? И почему будет поздно?

– Она – замерзнет. – Только и отвечал Александр.

– Поясни.– Ставя чашку на стол, сказал Петрович.

– Вот, в воскресение придём, сам увидишь.– Ответил Саша.

– Саня, ты как всегда!– воскликнул Миша.– Вечно со своими «гениальными идеями» и «теориями о неясном и загадочном».

– В воскресение придём?

– Саня…– Застонал Петрович.– выходной, будь человеком, дай выспаться.– Саша не ответил.

***

Ночь подкралась незаметно. Зимой вообще темнее незаметно, пройдёт каких-то полчаса и уже сумрак. В такие дни, как этот, пятничный большинство женщин спешат с работы в магазин, а из магазина домой к плите или к чему-то в этом роде. Наоборот юные создания, вроде подростков или студентов, не спешат бежать домой, они спешат бежать в магазин за выпивкой и закуской, а уже потом на чью нибуть хату, тусить до полуночи, а то и позже.

Но, Алиса в этот вечер думала лишь об одном, как побыстрей дойти до общежития, помыться и лечь спать. Её мышцы болели, ноги были тяжелыми и болели, начиная от икр, заканчивая поясницей, шею ломило толи от усталости, то ли от того, что её продуло, пока она как угорелая бегала от кухни в зал, а из зала в кухню. Мало кто знал, что она работает в кафе. Девушка не хотела, что б её сокурсники и сокурсницы знали это, да и не к чему это им.

Гордыня или злоба, а может то и другое, не позволяло ей подойти к тем, у кого было денег с избытком и попросить в долг пару тысяч, что б как-то протянуть до зарплаты. Иначе тогда они начали бы спрашивать, а ещё она не любила быть никому должной именно по этой самой причине, она никогда не просила о помощи, как в плане учёбы, так и в плане денег. С учебой было проще – Алиса не была дурой, и ей нравилось то, что она изучает, ещё у нее был такой склад характера, что она не боялась идти и спрашивать у учителя после пары или даже во время пары, то, что ей не понятно. Вот, эта её занудство и дотошность бесила всех, ещё больше бесила её вечное недовольство к опаздывающим, их наглое, как она считала поведение.

Конечно, Алиса была права, только толку от её правоты, если этим она только усугубляла своё положение. Но, по крайне мери её боялись, даже не так, её терпели, как и она многих, просто, что бы ни сцепляться языками и попусту не сотрясать воздух.

И сейчас идя по заснеженной, холодной улице, где уличные фонари, освещали всё кругом, ей стало себя на мгновение жалко. Жалость это самое худшее, что может испытывать человек, как к себе самому, так к кому-то другому. От жалости ни денег, ни здоровья, ни чего – либо ещё не прибавляется, особенно если ты жалеешь себя и ничего не делаешь, что б помочь себя. То же и к другому существу.

Порыв ветра, бросил на маленькую фигуру девушки снег и, просачиваясь сквозь пальто, морозил тело. Согнувшись и плотнее прижав к себе руки, что б ни поддувало и не просвистывало, Алиса ускорила шаг. Ледяная корка на асфальте, кое, где мерцала в лучах уличных фонарей, сверкающие ветрены и вывески, падали на фигуру девушки, освещая её разными красочными цветами.

Шел 12 час ночи, когда она, наконец, добралась до кровати, соседок по комнате не было, девушку это только порадовало. Нина Исааковна, так сказать их цербер и сторож, закрывала дверь общежития ровно в 22:00, но зная, о том, что девушка подрабатывает, она дала ей ключ, которым она могла открывать входную дверь в здание. Вообще Алиса нравилась Нине Исааковне, Алиса отвечал ей тем же.

Но, как бы Алиса не устала, сон не шёл к ней. Лежа в теплой, но не мягкой постели, она всё вспоминала сегодняшнюю практику. Да, Александр Борисович был не простым человеком, по нему было видно, как он смотрел на них, своими серыми с прохладцей глазами.

– Как на пустое место. – Прошептала она вслух. – «Но, почему он такой? – Спрашивала она себя.– Есть ли у него жена, дети? Молодой мужчина, может средних лет, так сказать. И всё же…» – Алиса вспомнила эти холодные серые лаза, в которых ничего не возможно было прочитать, они казались пустыми, но была ли они таковыми, в самом деле? Щёки девушки слегка зарделись, и она поняла, что это от того, что она думает о нём.– «Тьфу! Что за глупости!– Отругала она себя.– Он даже, небось, не помнит, как меня зовут, уже. Да и кто я, какая-то девчонка с 5 курса. Да и вообще…»– Она перевернулась на бок и посмотрела в окно, где была ночь и холод.

Глава 4 Андрей лег спать в 12 часу ночи субботы, весь вечер он просидел за компом, ища информацию о чём-то очень важном для него. Но, спать ему в эту ночь спокойно не пришлось…

«Я вижу, как я иду по темному переулку, я чувствую холод под ступнями. Я не могу понять, где я. Мои ноги босые, я ощущаю это так как иду по голым камням. Да и без пальто и шапки. Холодно, слишком холодно. И, главный вопрос, почему я здесь? Что я делаю здесь среди ночи? Сон ли это или явь?

Голова тяжела, а руки мерзнут, не пойму что со мной. Вдруг впереди я слышу стук каблуков по асфальту, там, где заканчивается это темный переулок. Стук приближается, слышно, что обладательница этих сапожков спешит и через шаг сбивается на бег. Я понимаю, что если выйду сейчас в таком виде, то напугаю её, и она закричит, а мне совсем этого не надо. Не надо что б она кричала…

Внезапно я начинаю ощущать странное желание, мне хочется чего-то неясного, опасного, запретного. Но это не я, нет, это не мои желания, это желания другого, того, кто…

Ноги принесли меня к выходу из этого темного переулка. Руки лезут в карман пижамы и извлекают. Что это? В свете уличного фонаря, что, кстати, один единственный горит, на этой улице, блеск метала. Я присматриваюсь и вижу кухонный нож. Я знаю этот нож, им мама режет овощи, он острый очень острый, потому что совсем новый. Моя рука опускает нож, прячут его за спиной, но я вовсе не хочу догонять эту спешащую домой девушку. Она все дальше от меня.

Мои ноги, да и руки прилично уже замерзли, и я тоже хочу домой. Но, что если я дома и мне это всё только снится. Даже как искрится снег в свете, одного фонаря на улице?

Но, кто-то против моей воли заставляет меня идти за этой девушкой, но кто? Я начинаю сопротивляться и все больше убеждаюсь, что это вовсе не сон. Я смотрю вокруг себя и узнаю свой район. Мой дом как раз за тем тупиковым переулком, откуда я вышел и неизвестно как попал. Может по крышам старых гаражей?

И тут я слышу в голове четкий голос: « Иди вперед».– Нет, это не моя мысль это именно голос извне, но в моей голове. «Нет». – Отвечаю я и разворачиваюсь и иду обратно в переулок. Идти тяжело, потому что ноги почти всё отморожены, как и руки.

Однако больше никто не говорит в моей голове. Добираюсь до своего дома, как и предполагал по крышам старых гаражей и захожу в пустой подъезд, хорошо, что всё спят. Я подхожу к входной двери и дергаю за ручку. Та тихо отворяется, я проскальзываю внутрь. Тепло сразу окутывает меня, всё тихо. Все спят. Я рад.