Он рассеянно потер ладонь — порез ныл, хотя и полностью зажил. Такое иногда случалось при использовании магии. Он встал с постели, огляделся, и взгляд Джека упал на бумажку на его столе. Майка оставил записку.
У Джека остановилось сердце. Предсмертная записка? Он схватил листок, повернув так, чтобы утренний свет из окон падал прямо на него.
Джек,
Это не предсмертная записка. Мне просто нужно было подышать и подумать, и я написал эту дурацкую записку, потому что догадался, что ты станешь беспокоиться, если проснешься, а меня не будет. Ты слишком человек.
Не маньячь.
Майка.
Джек расхохотался от затопившего его облегчения. Неужели он настолько предсказуем? Он хотел уже отложить записку, но заметил внизу листа мелким почерком: «Спасибо». Джек улыбнулся и засунул листок к себе в стол.
Подавив зевок, он взглянул на часы и застонал. Пара только через полтора часа. С какого перепугу он поставил будильник на такую рань? Он забрался обратно в постель.
— Твою мать! — воскликнул он, опустив голову, потому что вспомнил. Акитра. Чтоб его!
Пока вода грелась, Джек вытащил ингредиенты для амулетов и засыпал их в медную миску. Все подготовив, он подождал, пока вода закипит, а потом вытащил огненный камень и убрал его в коробку. Бросив в испускающую пар кружку заварочную корзинку — в комнате запахло драконьей мятой и корицей, — он принялся выскребать масляные кусочки листьев и цветов из миски.
Сделав глубокий вдох, он закрыл глаза и призвал магию. Воспоминания о предыдущей ночи всплыли на поверхность, острые и болезненные, и он скормил энергию заклинанию. Какая ирония — боль и горе Майки запечатлелись так ярко, но удовольствие, испытанное ими, было как старый фильм, серым и выцветшим. Он вздохнул и сосредоточился на более болезненных, но тем не менее эффективных воспоминаниях. Майка борется с ним, кричит, что ненавидит его, плачет в его объятиях. Сладостно-горькие воспоминания. Не о том, как ему хотелось заполучить Майку в постель, но…
Энергия накапливалась внутри, теплая и светлая, и Джек улыбнулся, вспоминая, как Майка забрался к нему в кровать, свернувшись под боком и переплетясь с ним ногами под одеялом. Ну почему этот момент нежности он прекрасно помнит, а весь их великолепный секс кажется таким пустым и блеклым?
Открыв глаза, он прикинул объем силы, пульсировавшей в руках, а потом высвободил ее в заклинание. Магия в сложенных чашечкой ладонях, начала потрескивать статическим электричеством, а потом все закончилась. Счистив жирный пепел, Джек отложил второй амулет на стол и присыпал солью. Итого два.
Спешно вытерев руки о штаны, Джек схватил кружку с чаем и направился к двери. Учитывая, каким сильным оказался амулет, на котором Джек проводил вчера испытания, ему начинало казаться, что даже Акитре не понадобится больше двух или трех, и хотя мысль о том, чтобы повесить на него штук восемь или десять, а потом слушать его крики, вызвала на губах Джека недобрую улыбку, он боялся, что сенсорная перегрузка может и убить фэйри. А Джек еще не готов отправиться в тюрьму из-за подобной глупости.
Он остановился у комнаты Акитры и прислушался к происходящему внутри. Так ничего и не разобрав, он тихо постучал и открыл дверь. В комнате все еще было темно, шторы оказались задернуты, но Джек разглядел Дэйна, лежавшего посреди собственной постели, свесив с края хвост и слабо подергивая им во сне. На другой половине, завернувшись в бордовое одеяло, лежал Акитра — экзотически красивое лицо во сне казалось мягче.
Джек поставил кружку на край Акитриного стола и осторожно похлопал фэйри по плечу. Тот проснулся рывком, распахнул глаза и резко сел — короткие перья волос торчали во все стороны.
— Что? — спросил он.
— Я кое-что принес. — Джек показал на исходящую паром кружку.
Акитра поморщился и, упав на подушку, уставился в потолок, прежде чем откинуть одеяло и, выпрямившись, спустить ноги с кровати. На нем были только синие боксеры — те самые, что он стащил, пока Джек был в душе — тонкая ткань туго обхватывала утренний стояк. Джек закатил глаза и направился к двери.
— Подожди, — позвал Акитра, Джек остановился и, оглянувшись, увидел, как Акитра поднимает кружку и делает глоток. — Вкус изменился. — Акитра с подозрением посмотрел на него.
— Я добавил туда корицы, — пояснил Джек. — У меня больше нет ничего, что бы перебило вкус травы, не повлияв на свойства чая. Правда корица повышает мужское либидо — что в твоем случае откровенно лишнее, — но это не помешает чаю подействовать.
— Мужское либидо, да? — ухмыльнулся Акитра, снова поднося кружку к губам. Он осушил все до дна и протянул ее Джеку. — Уже лучше, но все равно немного сахара бы не помешало, сладенький.
— Рафинированный сахар — это химически обработанный яд, который сводит на нет действие двух третей магических свойств любых трав и растений, — сказал Джек и, пройдя через комнату, наклонился за кружкой.
— О, зато он такой сладкий, Джек, — протянул Акитра, отказываясь ее отдавать. Он подался вперед и откинул второй рукой прядь со лба Джека. — Я просто не могу устоять перед тем, что на вкус… так… приятно… — Он провел кончиками пальцев по подбородку Джека, заставив его вскинуть голову — Джек почувствовал, как мягкие волосы Акитры щекочут щеку, дыхание согревает губы.
Выдернув кружку из его руки, Джек с ухающим сердцем пошел к выходу. Чтоб его, этого фэйри. Он остановился у двери, но не оглянулся.
— Я приду за десять минут до обеда. Не заставляй меня ждать, или сделка отменяется.
— Джек… — начал Акитра, но Джек был не в настроении. Он распахнул дверь и вышел, захлопнув ее за собой.
По дороге к своей комнате Джек вдруг понял, что действительно не в настроении. Для чего угодно. После прошлой ночи он чувствовал себя усталым и больным, а еще тревожился за Майку. Ему не хотелось оставлять Майку одного на столько часов. К тому же, Джек опасался того, что может выкинуть Акитра, если он не воспользуется вербеной, так же, как боялся того, что может сотворить сам, если все-таки решится ее использовать.
Нет, он не стал бы связывать Акитру, чтобы насиловать и унижать его, но… поиграть с ним немного не помешало бы. Джек покачал головой и вздохнул, закрыл дверь и подошел к столу. Именно такие мысли, этот тонкий голосок, и превращали магов в жестоких, эгоистичных, жаждущих наслаждений ублюдков. Он еще таким не стал, и ему хотелось думать, что никогда и не станет, но он был не настолько глуп. Все маги со временем уступали тьме.
А раз это неизбежно, то какая разница, если он воспользуется этой темной дорожкой, чтобы спастись от издевательств Акитры. Он убрал на столе, то и дело цепляясь взглядом за мешочек с листьями вербены. Он не злодей и не садист, он не психопат и никому не сделает больно. Можно ли сказать то же самое про Акитру? Джеку можно доверять, а Акитре — нет. Ответ прост — он лежит на поверхности.
— Сукин сын, — прошипел Джек, стиснув зубы.
Он схватил мешочек с вербеной и снова бросил в корзину, где ей и место. Акитра не лишен рассудительности, он просто следует логике, которую Джек не понимает. Остается лишь поговорить с ним, объясниться. Акитра ведь тоже переживает за Майку. Он, конечно, не станет рисковать Майкиной безопасностью, чтобы потрахаться с Джеком пару часов. Даже месть не столь важна.
Джек прибрался, переоделся, схватил сумку с учебниками и пошел на языки. Хотя, признаться, идти туда совсем не хотелось. Шагнув в аудиторию, он огляделся — впереди, всего лишь в шестом ряду сидел Зэйден. Придурок занял ему место. Джек отвернулся и, пройдя вдоль второй половины аудитории, занял место у самой стены.
Вытащив тетрадь и ручку, Джек не удержался и посмотрел на Зэйдена. Тот, нахмурившись, оглядывал зал, Джек не успел отвернуться, когда Зэйден его заметил. Их взгляды на мгновение встретились, и Джек увидел обиду в мерцающих оранжевых глазах, прежде чем уткнуться в стол перед собой. Вот и хорошо, так ему и надо, этому тупому эгоистичному кретину.