Тенрион заговорил на языке праотцов-наиров. Архаичная речь использовалась только на самых торжественных религиозных и государственных церемониях, таких как коронация монарха или введение в сан верховного клерикала.
— Рогир Эссендри, Лассен Идана, Вы пожелали соединиться друг с другом в вечном священном супружестве. Рогир, ты готов вручить Лассену свою душу?
Лассен взглянул на Рогира. Король улыбался ему с такой нежностью, что сердце защемило в груди. Лассен просиял в ответ и опять обратил взор к сверкающей звезде.
— Да, — отчетливо сказал Рогир. Задав тот же вопрос Лассену, Тенрион услышал столь же твердое «да». — Тогда поклянитесь в этом перед Создателем.
Рогир воздел вверх их руки с переплетенными пальцами, скользнув своей ладонью под ладонь Лассена, чтобы они образовали подобие чаши. Лассен повернулся к Рогиру и встретился с ним взглядом.
— Мое сердце к твоему, твоя душа к моей, — начал Рогир. — Я на веки веков связываю свою судьбу с тобой в этом мире и в мире ином. Отныне ничто и никто не разлучит нас. Именем Вереса всемогущего, творца и владыки всего сущего, видимого и невидимого, клянусь.
Лассен сделал глубокий вдох и в свою очередь дал клятву:
— Твое сердце к моему, моя душа к твоей, — говорил он почти беззвучно. — Я на веки веков связываю свою судьбу с тобой в этом мире и в мире ином. Отныне ничто и никто не разлучит нас. Именем Вереса, клянусь. Пусть он благословит наш союз.
Едва смолкли его слова, воцарилась тишина. Абсолютная. Казалось, даже время остановило свой бег и все невольно затаили дыхание. Но, прежде чем в сознание Лассена вновь прокрались сомнения и тревога, он различил нечто, напоминающее шепот или легкий бриз.
Звук постепенно нарастал, крепчал, как ветер, который в Пелморте по ночам свистел на галечном пляже и день-деньской носился по прибрежным утесам и лугам. Однако напоенный ароматом благовоний воздух в храме даже не шелохнулся. Через открытые окна, расположенные почти у сводчатого потолка, снаружи не проникало ни дуновения ветерка.
— Смотри, — прошептал Рогир, чуть сжимая руку Лассена. Он распахнул глаза.
В импровизированной чаше их ладоней мерцало серебристо-голубое пламя. Разгораясь все больше, оно вместе с тем не дымило, не обжигало ладони, а оставалось прохладным и ласковым.
Лассен почти забыл как дышать, когда пламя внезапно ярко вспыхнуло, голубые языки взметнулись, завертелись. Вдруг он понял, что они с Рогиром стоят точно объятые адским огнем, и в страхе прильнул к возлюбленному.
Не бойся, Лас. Радуйся — Он с нами.
Лассен все еще боязливо приоткрылся навстречу благодатному огненному вихрю. Испытанные ранее чувства сразу хлынули бурным потоком, приводя в настоящий экстаз. Он зажмурил глаза, чтобы не дать воли слезам радости, но те все равно преодолели преграду и покатились по щекам.
К безмерному счастью присоединилось новое ощущение. Словно призрачное объятие. Без физического соприкосновения, воспринимаемое лишь разумом и душой. Во многом похожее на запечатление, только более всеобъемлющее. Оно не тронуло глубинные мысли, но смело проникло на передний край. Будто звало. Приглашало что-то сказать.
Рогир?
Я с тобой, арьяд.[1]
До этого момента Лассен еще никогда сам мысленно не разговаривал с Рогиром. Просто не знал, как. Мог только отвечать.
Зарыдав, он повернулся, наощупь нашел его губы. Рот тут же удивленно приоткрылся, потому что был смят неистовым горячим поцелуем, вполне способным зажечь еще один пожар.
Наконец они, тяжело дыша, оторвались друг от друга. Какое-то время оба стояли неподвижно, не открывая глаз и прислонившись лбами. Пламя начало угасать. Лассен и Рогир очнулись и огляделись, увидев, что огонь медленно отступает, пока ладони не лизнул один единственный язычок. Рогир бережно переплел их пальцы, на мгновение приласкав серебристый свет, прежде чем тот окончательно потух.
В храме зазвучал голос. Он запел песню, которая одновременно была и хвалебной одой, и гимном любви. Его сразу же подхватили другие голоса.
Теснее прижавшись к Рогиру, Лассен слушал, как волнующая мелодия звенит уже не только в пространстве, но в самом сердце, переполняя его радостью.
Глава 21. Идиллия
Чтобы не афишировать событие, его отметили в Зиане у Тенриона праздничным чаем в узком кругу доверенных друзей Рогира и родителей Лассена. Слуги ничего не заподозрили, так как за прошедшие годы привыкли к визитам Рогира с любовником и кузенами. Объединённые общей важной целью, где каждый чувствовал свою значимость, члены маленькой компании в последнее время еще больше сплотились. Лассен решил, что никакие пышные церемонии не заменят ему скромное чаепитие в совершенно особенной, ни с чем не сравнимой обстановке, полной тепла и близости.
Гости незаметно разъехались по домам, где их ждали обязанности. Только Элдан и Ашриан задержались. Эйрин на прощание посоветовал Рогиру ограничиваться анальным сексом, пока Лассен не родит.
— Это просто предупредительная мера, ведь он едва не потерял ребенка, — объяснил врач. — Дело в том, что излияние спермы в семенной канал, обостряя приятные ощущения, имеет свойства вызывать легкие маточные спазмы. Весьма полезные для здорового организма, но нежелательные для дейра, у которого возникали проблемы во время вынашивания.
В Пелморт возвратились уже в сгущающихся сумерках. Братья Мизани навязались сопровождать молодоженов в спальню, лукаво инструктируя Рогира обращаться с Лассеном поосторожнее, даже если ему невтерпеж после долгой разлуки.
Однако едва дверь закрылась, Рогир тут же забыл все предостережения. Сжав Лассена в объятиях, он накинулся на него, с неистовством целуя и попутно избавляя от одежды. Лассен не отставал, лихорадочно помогая расстегивать крючки, кнопки, срывая с себя кружева.
Как только на нем ничего не осталось, Рогир, не размыкая их губ, подхватил его на руки и отнес на кровать. Лассен думал, что все будет быстро и без лишних прелюдий. Но Рогир бережно положил его на матрас, опустился сверху и накрыл собой, просунув одну руку между их телами и поглаживая небольшую округлость живота.
Нежность ничуть не охладила пыл Лассена. Скорее наоборот, это еще пуще разожгло его вожделение, и он отчаянно жаждал, чтобы Рогир взял его просто и грубо.
— Как ты хочешь, любовь моя? — с распутной ухмылкой спросил Рогир.
Лассен пораженно раскрыл рот, но потом вспомнил, что теперь получил возможность передавать мысли Рогиру без всякого канала связи, и утвердительно улыбнулся.
Кончики пальцев Рогира блуждали по его животу:
— Завидую я нашему сыну. Лежит в безопасности и уюте внутри тебя, — прошептал он. — Мне бы тоже там очень понравилось.
Лассен распахнул глаза, слыша эти ласковые слова. В следующий миг у него перехватило дыхание, когда прямо под рукой Рогира он почувствовал слабый толчок. Бросил на возлюбленного быстрый взгляд и рассмеялся при виде выражения полного восхищения на красивом лице.
— Кажется, ребенок с тобой согласен, — подшутил он.
Рогир кивнул и склонился, целуя его живот. Затем поднял глаза на Лассена, у которого аж дух захватило — столько любви и желания плескалось в их серо-стальной глубине. Рогир поймал его губы в плен своего рта, и Лассен тонко застонал. Несмотря на все проведенные вместе годы, одна вещь осталась неизменной. Поцелуи Рогира были столь же жгучими, как в первые дни, когда тот только начал знакомить его с плотскими наслаждениями. Он закрыл глаза и отдался во власть ощущений.
Наконец Рогир отпустил его саднящие губы, переключив свое неистовое внимание на шею, — наверняка останутся темно-красные отметины. Потом с рвением взялся за соски, заставляя Лассена вскрикнуть. Те припухли и стали гораздо чувствительнее. Неудивительно, что Рогир так энергично их сосал. Затем он осыпал поцелуями выпуклую линию живота, руки, не обделив ни один палец. Подразнив пупок языком, проследил коричневый родильный шов под ним.