Ира судорожно думала. Чтобы он и прочие ответили за свои поступки, надо… надо остановить эйуна с его песней! Стоило только оформить эту мысль в голове, как сила, до того наполнявшая музыку, сжала ей горло, лишая дыхания. «Ясно, я поняла! Отпусти! Пожалуйста!» Волшебство. Да. И судя по всему, разумное, раз разговаривает. Или как это называется? «Ты не хочешь останавливаться?» – её уже мало заботило, что она говорит не пойми с кем. То, что было в комнате, – живое и способно мыслить, за это она могла поручиться. Давление ослабло, и она сделала пару вздохов.
«Это надо сделать! Если ты не остановишься, будет плохо! Скажи, что я должна сказать, чтобы ты остановилась?!» Почему «-лась» и почему обращается словно к женщине – вопрос несвоевременный. И снова железная хватка, сильнее, чем раньше, с явным желанием убить. «Ты не хочешь, чтобы говорили, пока он поёт? Тебе нравится его пение?» Отпустило. До чего желанный кислород! Вдох. Сильнее! Раз. Два. Три. Наполнить лёгкие до отказа. «А если… если… ты ведь любишь песни… если спеть, а не сказать, ты послушаешь?!» Она могла поклясться, что ощутила чужое любопытство. «Песня. Хорошо, я поняла. А какая песня?!» Полное равнодушие и отсутствие интереса в ответ. «Это мои проблемы, да? Но я не знаю песен этой страны! Я даже языка не знаю! У нас свои песни, и музыки у вас такой нет, как у нас!» А вот теперь чужеродное внимание пробрало до мурашек. Иру даже отпустила терзающая весь остальной зал мания каяться в грехах.
Удалось встать, голова очистилась от мучащих воспоминаний. Только вот кожей ощущалось что-то сродни: «Скорее! Скорее!». «А как?! Я фальшивлю при пении! И тут нет подходящих инструментов!» По горлу прошла горячая волна, и снова прикосновение к волосам. Ещё горячее. Наверное, так у русалочки из сказки изымали голос. «Хорошо! Хорошо! Сейчас! Песня? Какая же песня… Нужно что-то такое… про суд. Про воздаяние за поступки. Только чтобы отвечать при жизни, необходимость кары. Но она не знала таких песен! Если только… Хотя там не вся песня такая… Господи, да это ж хеви-метал, да ещё в таком исполнении! Она ни за что не вытянет! Дикое смущение, словно это она взбиралась на табуретку ради песенки на утреннике. Бегло оглядев тех, кому не так повезло, как ей, вылезти из состояния покаяния быстро, она поняла, что будет петь, даже если до пальцев ног сделается красной от стыда. Сейчас!
– Он рубил, поджигал и бил в упор,
Волонтёр тёмных дел и чужих афёр …
Сила врезалась ей в горло, завладев дыханием и голосовыми связками. Адски больно. Её органы не готовы к такой нагрузке! Как?! Как они выдают такое?! Ни единой фальшивой ноты, растянутые гласные в нужных местах. Да ей, даже хорошо подготовившись, такого не выдать! Горло чуть не разрывалось, извлекая звук, на который не было способно, лёгкие горели, ходуном ходили рёбра. Магия ни под каким видом не позволяла испортить пение, даже ценой здоровья певца.
Ира не видела, что творилось вокруг, объятая со всех сторон ужасом из-за отсутствия контроля над ситуацией. Всё, что позволялось, – это осознавать, что эйуна замолчал, смолкла музыка его «гитары», и кое-что делать: выбирать и вставлять слова в нужных местах в той концентрации, которую она считала правильной. Песня была не совсем подходящей к ситуации, она всё-таки про суд «там», что никого кара не минует. Потому Ире приходилось перемешивать строки, внося в них нужный смысл, убирая лишнее. «Там» он всегда ответить успеет, а пока: «…покаянье не поможет вам». Сила уже не гуляла по залу, она сосредоточилась где-то в точке, но в таком состоянии, словно подхваченная ураганом, Ира не смогла оценить, куда сменилось место приложения. А потом что-то ткнулось ей в уши, прошлось по вискам, и впервые под небом Рахидэтели зазвучали непривычные звуки гитарных риффов, басы и удары барабанной установки, издаваемые невидимыми музыкантами.
«Хороший усилок… В Лужниках можно… Больно!»
Пение под музыку длилось пару минут, пока Ира не поняла, что вот-вот задохнётся. У неё в голове раздался хохот. Резкий порыв ветра ударной волной прошёлся по стёклам, вышибая их на улицу вместе с решётками, и она могла бы поклясться, что нечто едва различимое в воздухе скользнуло через окно.
С последним упавшим на пол осколком зал накрыла резкая тишина, быстро сменившаяся стонами, подвываниями и плачем. Ира внесла в этот хор свою лепту – дыхание с хрипом. Воздуха!
Боль не отпускала, пока ей на горло не легла маленькая ладошка. Сквозь веки она увидела зелёный свет. К тому моменту, когда смогла открыть глаза и сфокусировать зрение, Ира уже знала, кто в очередной раз спасает её от боли. Она тихо поднялась и, несмотря на сопротивление, обняла девочку, не переставая дышать, как загнанная лошадь. Лоппи снова толкнула её на пол, заставила вытянуться и положила руку на шею.
Водя глазами по сторонам, Ира смотрела на людей, заполнивших залу. Вылетевшие стёкла не могли не послужить сигналом того, что что-то случилось, и сейчас сюда ввалились ранее отосланные люди. Видно, они не стали расходиться далеко, и теперь женщины, родственники и знакомые хлопотали возле ещё не отошедших от событий пострадавших. Анети и Фальтэ причитали возле короля, барон Бирет чем-то отпаивал Мерини, маг-огневик хлопал по щекам и чуть не вытрясал душу из товарищей по волшебству, стараясь вернуть их из забытья. Ему это удалось, и постепенно стонущие волшебники сумели подняться. Правда, некоторые только на четвереньки. Доваль подполз к окровавленному чароплёту и спешно занялся его здоровьем: вид у музыканта был такой, будто он вот-вот уйдёт в мир иной. Рядом с тану суетился его двоюродный брат и солдаты эйуна, оказывающие первую помощь с завидной расторопностью. Шукара, пытавшегося с широко раскрытыми глазами броситься прочь из залы, скрутили подобранные Мерини стражники. Они профессионально выполняли доверенную им работу, несмотря на катящиеся по щекам слёзы и сжатые губы.
Причитания баб, едва слышные и громкие, на всю комнату, извинения… Очень много взаимных старых обид прекратило своё существование. Постепенно обречённость на лицах сменялась несмелыми улыбками. Тем же, чьи случаи были совсем запущенны, помогала частично пришедшая в себя стража, прозрачно намекая, что теперь у них будет много времени подумать над своей прошлой жизнью.
Доваль, делая свою работу, не сводил с Иры глаз, и как только представилась возможность передать заботу о певце другим волшебникам, приковылял к ним и включился в заклятие Лории, ускоряя заживление. Горло неимоверно чесалось, но она терпела. Если уж попал на больничную койку – будь добр выполнять предписания, тем более что её исцеление давалось магам тяжко. Она бы даже сказала, больно.
– Госпожа, лезть в чужое заклятие было крайне неразумно с вашей стороны, – устало сказал одарённый, едва они закончили. – Будьте добры, скажите пару слов, чтобы я мог оценить состояние ваших голосовых тканей.
– Грёбаная магия! – только и смогла выдавить Ира, боясь открывать рот после всего, что произошло, и осторожно ощупывая ладонью шею.
– Эм… желательно на нашем языке, а то я подумаю, что «Непрерывное покаяние» повредило вам рассудок…
– Спасибо, – сказала она с облегчением и искренней благодарностью, поняв, что снова говорит и полностью владеет этой способностью. И ничто постороннее не пытается ею руководить.
– Слава Сёстрам! Простите за эти вопросы. Мне стыдно признать, но сейчас я не способен на глубокое воздействие. Мне бы самому не помешала кружка горячительного и постель…
