Я тем временем добежал до другой двери. Больше я их не пинал, а открывал по-человечески. На этот раз все получилось. Язычок замка открывался поворотом ручки. А раньше здесь такого нигде не было.

Даже сами двери разительно преобразились. Теперь они не были железными. Они стали белыми, пластиковыми. Более изящными, даже какими-то хрупкими на вид. Они не очень-то вязались со старыми добротными стенами подземелий укрепленных просмоленными шпалами и обшитыми железными щитами.

И все же реальность совсем не казалась абсурдом.

Если война кончилась, а вместе с ними ушли голод, нищета и отчаяние, то вполне могли появиться иные технологии и новые сплавы. И то, что кажется хлипкой пластмассой, на деле, вполне может оказаться разновидностью металла.

Я нырнул в темноту, прикрыл за собой дверь и притаился. Топот медленно, но уверенно приближался. Судя по всему, экскурсия двигалась именно по тому коридору, из которого я только что выскочил в эту небольшую подсобку.

Здесь пахло хлоркой, ржавчиной, водой.

Странно.

Я поймал себя на мысли, что раньше в замке были звуки, освещение, открывающиеся пинками двери, словно из ниоткуда постоянно появлялись немцы, кричащие при своем приближении. Но не было сквозняка, царапин и сколов на стенах, запахов. По крайней мере, я всего этого не мог припомнить.

– Примечательно, что во времена появления свастики на стенах ламбахского монастыря в его церковном хоре пел Адольф Шикльгрубер. После смерти Теодора Хагена в 1898 году в аббатство пожаловал цистерианский монах Йорг Ланс фон Либенфельс. – продолжал вещать старик. – Загадочные манускрипты Востока братия предоставила ему без малейшего ропота. Либенфельс несколько месяцев провел в монастырской библиотеке, лишь изредка выходя для приема пищи. При этом цистерианец, последователь святого Бернара, ни с кем не разговаривал. Он выглядел крайне возбужденным, как человек, находящийся во власти поразительного открытия.

Мне надоело таиться. Все равно они меня обнаружат: не сейчас, так позже. Я пошарил рукой по стене, там, где мог находиться выключатель, щелкнул рубильником. На потолке зажужжала лампочка.

Я, в самом деле, оказался в комнатушке уборщицы. Кран из стены нависал над пустым ведром. Умывальник был рядом. В углу стояли швабры, метлы. На батарее висели высохшие тряпки.

Да, это все необходимо для нормальной жизни, но все-таки я удивился. Пустые казармы, забытая еда на столах, аптечки с йодом, спиртом и бинтами там, где их быть не должно – многое вдруг предстало передо мной в ином свете.

Все необходимые для жизни и исцеления предметы находились сами, словно их раскладывали заранее. Более того: там, где я вовсе не догадывался о тайнике, вечно из ниоткуда возникал кот. Он был как проводник по стране этих безумцев.

Да, в замке, кипела иная, недоступная остальному миру, мистическая, полная загадок, жизнь! Но я смог выбраться из зоны психологического влияния подземелий, я выскочил из опиумного сна – и теперь уже обычная реальность кажется странной, чудной и даже немного скучной…

На вешалке висели три синих халата. Под одеждой стояла сменная женская обувь. Вот только на нагрудных карманах не было вездесущей немецкой курицы с золотым яичком. Фашистский герб не спарывали с одежды. Его там никогда не существовало!

Это не Германия 1943 года!

Где я?!!

Я ощущал себя, словно впадавшим в спячку, а теперь вдруг пробудившимся.

Точно!

При десантировании, когда я пробил ногами чертов электрический купол над замком, похоже, испытал такой болевой шок, что впал в кому. Меня обнаружили, подключили к искусственному вентилированию легких. Наверное, нацистам было интересно, сколько я так смогу проваляться. Возможно, всю нашу группу собирали по лесу, как грибы. И долго смеялись над самоуверенностью янки, засылающих диверсантов туда, где и мышь не проскользнет.

Прошли десятилетия. Мы победили фашистов. Меня не отключили, но что-то произошло: скачок напряжения, магнитная буря, падение метеорита, и теперь я вышел из комы.

В принципе, это возможно.

Ага, все так и было, вот только очнулся я не в проводах на больничной койке, а в проклятых подземельях. Словно меня переместили из одного времени в другое. И рядом нет никакого входа. Да как такое со мной могло случиться?

– Материалы, переданные Либенфельсом, позволили ему основать тайное общество. Оно получило название «Орден нового храма». – голос звучал уже совсем отчетливо. – Это и был центр оккультного течения «виенай». В переводе со старонемецкого – «посвящение», мистическое постижение того, что для профанов является объектом слепой веры.

– Рихтер, Рихтер! Я – Ганс. Источник звука не обнаружил. Нахожусь у входа в дверь 3.2.у3. Как понял? Прием! – совсем рядом раздался отчетливый голос и вдруг дверь открылась.

Передо мной стоял охранник в черной форме. У него был пистолетик на боку, но в застегнутой кобуре. Он не был нацист. Слишком спокоен, через чур толст. А еще у него совершенно не было реакции. Ему бы отпрыгнуть, кувыркнуться, выхватить пистолет. А он – точно никогда не видел вооруженного человека. Мужчина просто замер и растерянно захлопал ресницами.

– Хенде хох![1] – сказал я.

Немец еще раз моргнул, словно смысл слов доходил до него крайне медленно, и лишь потом поднял руки:

– Не стреляйте.

В правом его кулаке зашелестела рация: «Эй, Ганс, ты опять там Фриду зажимаешь? Вот пожалуется она боссу – мало не покажется».

И тут я услышал топот приближающейся из-за поворота экскурсии:

– В Вене в 1908 году в обществе Гвидо фон Листа был создан уже внутренний круг ордена – Арманенорден. – и прямо перед нами с охранником остановился седовласый старикашка, вооруженный микрофоном без шнура.

Гид смотрел прямо на меня. Он подозрительно напоминал ускользнувшего доктора Хирта, правда, сильно постаревшего, водрузившего на нос очки, сменившего нацистский костюм на гражданский пиджак. Секунду длилось его замешательство.

А из-за спины экскурсовода выглядывали любопытные люди: сытые и спокойные.

– Вот так примерно и выглядело легендарное проникновение шпиона в стены замка. По этическим причинам наши аниматоры не могут разгуливать в эсесовской форме. Напоминаю: на территории объединившейся Германии по-прежнему запрещена любая пропаганда фашизма и ношение нацистской символики. – не растерялся старик.

Становилось все интереснее. Получалось, что здесь все уверены, будто фашизм уже раздавлен. Но, если быть объективным, разбить нацистские орды в России, изгнать немцев из Европы – на это уйдет не год и не два, ибо сторонников Гитлера можно найти даже в Англии и в Америке.

Я попал сюда прямиком из паучьего логова.

А это значит, что следом могут объявиться и нацисты, последовавшие за мной через виток времени.

Мирная экскурсия должна покинуть тоннели до появления головорезов. В конце концов, это – моя война. Если фашисты прорвутся, то объявятся в том же месте, где и я. Там их и стоит достойно встретить.

С другой стороны: время – это не подъезд, чтобы люди шастали туда-сюда целыми отрядами.

Но и для местных я тоже лазутчик и враг. Мне нигде не рады: ни там, ни тут.

– Диверсанта мы одели в искусственно состаренный камуфляжный костюм военных времен без знаков отличий. Но, обратите внимание: у него немецкий пистолет-пулемет системы Шмайссера МП-28, дробь-2. – заливался соловьем гид. – К 1940 году на вооружении Ваффен СС состояло четыре типа пистолетов-пулеметов: МПЕ, МП-28/2, МП-35/1 и МП-38. Все они были короткоствольными, имели коробчатый магазин на 20 – 32 патрона и характеризовались высокой скорострельностью. Эффективная дальность огня достигала 150 –200 метров…

Предположим, передо мной, действительно, не фашисты. Значит, меня изловят, точно лиса в курятнике и бросят в тюрьму как диверсанта. Выходит, мне просто необходим заложник. Конечно, это не спасет, но хотя бы отвлечет внимание.

Да еще этот гид страшно похожий на гада Хирта. Он словно издевается, заманивает в очередную свою секретную лабораторию. Что ж, подыграем этому чудному старику.