Пусть музыка льется от стен, но волна настоящего страха – она, точно, не из моей головы. Психическую атаку могли придумать только немцы, так же, как и газовую.
Вот оно: роботы тоже что-то излучают! Ими управляют дистанционно, значит, должны быть уязвимые места: антенны. И приемный датчик находится в высшей точке над землей. Это – голова! Или уши!
Я подпрыгнул, выпустил короткую очередь по бугоркам над надбровными дугами ближайшего, настигшего меня, чудища. Бульдог, уши которого я обкорнал, встал, как вкопанный, и лишь щелкал пастью.
Не так страшен пес, как его хвалят при сборке!
Хрясь! – приземление на спину обескураженного врага отдалось резкой болью в лодыжке. Я не сразу понял, что произошло, но истошный крик сам вырвался из моего горла – я его услышал сначала как бы со стороны, и только через мгновение осознал, что меня трясет. Наверное, я приземлился не просто на механическую голову, но именно на оголенный провод под напряжением.
Я ощущал, как электричество течет по мне, как оно болтает меня, точно последний кленовый лист, еще не оторванный от дерева, срываемый поднявшимся ветром бури.
Еще секунда – и у меня из ушей дым пойдет. Сейчас зажарюсь, как все мои товарищи по этой операции. И соскочить с бульдога не могу: электричество не только бьет, но и держит, точно магнит.
Нужно обесточить этого монстра. Но как?
Мысли исчезли. Остался страх и рефлексы.
Я не могу сдвинуться с места, но способен присесть и руки тоже сохранили подвижность.
Псы уже летят с обеих сторон, чтобы своими ковшами впиться в меня, перебить мне кости.
Вот оно!
Ощутив, как кровь хлынула к голове, грозя разорвать мозг; я резко присел и, сжимая в левом кулаке автомат, развел руки в стороны, стараясь коснуться роботов.
Есть! Двойная голубая вспышка с двух сторон, запах озона – и меня катапультировало с головы пса, на которого я так неудачно приземлился.
Я отлетел в сторону, ударился плечом, но оружия не выпустил. Хотя перед глазами висела кровавая пелена, но сознание я не потерял. Я даже рефлекторно сдавил крючок автомата и ощущал, как он содрогается в моей руке, точно змея, бьющаяся в агонии. Я слышал, как шмайссер плюется пулями, заходится в истерике.
Патроны кончились. Секунда. Другая…
Кровавая пелена перед глазами истончилась, и я увидел роботов, валяющихся предо мной, сучащих своими механическими лапами, искрящихся разорванной проводкой. Какое счастье, что эти псы – не настоящие.
Я неожиданно поймал себя на кощунственной мысли, что убивать нацистов гораздо легче, чем зверей.
Нет, думать нельзя! Не здесь, не сейчас.
Я отер лицо и заметил кровь на ладони. Это лопнула сухая корочка поджившей рассеченной брови. Я чертыхнулся. Открытая рана, даже если она такая пустяковая – это очень плохо.
Здесь всюду микробы и вирусы, которых специально выводят вместо головастиков. А еще запах крови притянет всех подземных «акул». Нацисты, может быть, и не сбегутся, но вот всякие Франкенштейны, Дракулы и все порождения больного ума и генной инженерии – они слетятся, точно мотыльки на свет костра в ночи.
Да здесь постоянно нужен спирт и бинты!
Но предпринять я ничего не успел, потому что музыка, льющаяся прямо из стен, изменилась. В ее рисунок вплелись тамтамы. И от этого стало не просто страшно, а невыносимо!
Немцы отлично знают симфонии ужаса!
Я поднялся на ноги, перезарядил автомат.
Музыка набирала ритм, частоту и даже громкость. Меня не просто предупреждали о появлении нового чудовища, на этот раз, те, кто подсматривал за мной, не хотели лишаться своего стражника, они пытались заставить меня спасаться бегством, я это ощущал физически. У меня по спине бегали мурашки размером с майского жука – не меньше!
Я стоял, прислонившись спиной к стене, и ждал нового монстра. Бежать вперед, надеясь перескочить через противника или выстрелить первым, я не мог. Удар током основательно подорвал мои силы, лодыжка болела – видимо, все-таки, подвернул. А здесь у меня был маленький, но – шанс.
Ноты взлетели в заоблачную высоту, образуя крик отчаяния, и в тот же миг я увидел его – моего нового врага.
Боги, боги мои! Как прекрасна жизнь там, за пределами подземелий, замка и даже мифической Германии! Да, именно так: волшебно сказочной и чудовищно страшной страны, которую выдумали братья Гримм.
Да, наверное, так все и было! Сначала немцы с любовью собирали свои ужасы в книги сказок, потом начали претворять все это безумие в реальную жизнь.
Меня поймет тот, кто хоть раз, пусть в ночных кошмарах, но видел гигантского паука, возвышающегося как танк, нет, как мамонт, взирающего кровавыми глазами, перебирающего своими жуткими не то желваками, не то присосками.
Возможно, такие твари живут в непроходимых чащах Амазонки, соседствуя с крокодилами и пернатыми летающими змеями, но увидеть эдакую тварь не в лесу, а в тайном бункере – это совсем другое!
Я так долго и старательно убегал от кошмаров, от созданий генной инженерии, от чудовищных поделок проклятого доктора, что позабыл о таких вот «сюрпризах».
Наверное, неуловимый Хирт – гений. Возможно, он связал уравнения Максвелла с теорией относительности, вывел единую, непротиворечивую формулу бытия, соединяя фундаментальную физику и квантовую механику, рассматривая любое тело как движение, звук, временное частотное колебание.
Допускаю, что, если убить именно этого сумасшедшего ученого, мир непременно откатится обратно, в средневековье. Но все же: ТО, что вышло мне навстречу, ЭТО – должно умереть!
Я попытался выстрелить, но осознал, что тело мне больше не подвластно. Я вовсе не растерялся, а оцепенел. Почувствовав, что не могу шевелиться, я осознал, что кровосос владеет гипнозом: зачаровывает взглядом. Или, все-таки, это было воздействие летящей из стен музыки?
Теперь ясно, чего так боялись нацисты, зачем им тайный проход, который открыть может лишь человек.
Бум!!! – музыка взлетела на такую шумовую высоту, что я почувствовал, как носом и ушами пошла кровь. Они что, стремятся оглушить жертву?
И вдруг я осознал, что ничего не слышу. Музыка или стихла, или это лопнули мои барабанные перепонки. Зато я ощутил свои руки и ноги.
Если бы со мной играли – это было бы логично. Зрелище в том и состоит, чтобы гладиатор цеплялся за свою жизнь, сражаясь на арене с превосходящим по всем параметрам противником.
Но мне ведь казалось, что я сбежал из-под контроля демонов. Или голоса бессовестно врали? Я ведь никого, кроме призрака ангела не видел. Галлюцинации не разговаривали со мной. Не выдавал ли я желаемое за действительное?
Впрочем, все демоны врут.
И все падшие твари были когда-то ангелами.
Веры нет никому!
Я чувствовал тело, палец мой дрожал на спусковом крючке, я был все еще жив. Что еще нужно для счастья?
Паук внезапно прыгнул: стремительно, с места.
Я судорожно рванул курок автомата, упал в сторону, кувыркнулся, не отдавая себе отчета в том, куда палю. Мной овладел животный страх. Я просто хотел выжить. Шмайссер дергался в руках, словно стал продолжением меня. Я вцепился в оружие так, точно оно было волшебным амулетом.
Пули кончились внезапно.
Секунду я стоял, припав на одно колено в страшной, загробной тишине, не соображая, что нужно вставить новый рожок и стрелять в чудовище целую вечность!
И только потом страх отпустил, вернулась ясность сознания, а вместе с ним – и холодная ярость, и воля к победе.
Мне повезло. Видимо, я все же попал в тварь, потому что арахнита отшвырнуло назад. Паука словно прижало к стене. Второго прыжка со стороны противника так и не последовало.
Пару секунд тварь изумленно качалась на своих волосатых лапах и вдруг попятилась.
Я понял, что кричу на монстра, словно во время атаки на передовой. Это было что-то среднее между «Ура-а-а!» и «А-А-А-А!!!»
Не думаю, что истошный вопль мог напугать арахнита, но тварь отступала. Она оставляла за собой зелено-черный след.