Жизнь нашу можно удобно сравнивать со своенравною рекою, на поверхности которой плавает челн, иногда укачиваемый тихоструйною волною, нередко же, задержанный в своём движении мелью и разбиваемый о подводный камень. Нужно ли упоминать, что сей утлый челн на рынке скоропреходящего времени есть не кто иной, как сам человек?

Сочинения Козьмы Пруткова

В данной книге все совпадения с реальными историческими событиями, а также имена, названия и даты случайны и не соответствуют исторической действительности

Начало

1882 год. Где-то в Сибири.

Агата пробиралась сквозь чащу леса. Пухлые щёчки избороздили дорожки слёз. Маленькие ножки увязали во мху и цеплялись за лесные коряги. Чёрные волосы выбились из-под косынки и лезли в глаза. Ей было страшно так, как только может быть страшно маленькой шестилетней девочке, заблудившейся в дремучем лесу. Казалось, что сбывается её самый страшный детский кошмар.

Этот сон преследовал Агату с тех пор, как она себя помнила. Сон был один и тот же. Ей снилось, что она совсем одна бредёт в самой чаще леса и зовёт отца и мать, а ей никто не отвечает. Вдруг она видит их вдалеке, кричит, что есть силы, машет им руками, а они её не слышат и проходят мимо. И тут она оказывается на самом краю обрыва. А на другом краю она видит высокую старуху в чёрном одеянии. Старуха зовет её, машет ей рукой и хохочет. И от этого жуткого хохота Агата просыпалась вся в поту в своей детской кроватки и громко плача звала родителей. Те тотчас прибегали в комнату Агаты, уговаривали её. Мать гладила по голове, а отец говорил ей, что она уже большая девочка, что всё это просто сон и не надо его боятся.

Агата, всхлипывая, кивала им головой и обещала, что больше не будет пугаться. Потом родители сокрушенно вздыхали, переглядывались, целовали её и уходили, а Агата засыпала до утра крепким детским сном.

Но сейчас родителей рядом не было, а был один безмолвный лес.

Как же так получилось, что она оказалась одна в глухой тайге? Вряд ли Агата смогла бы ответить на этот вопрос.

То утро в их деревне началось как обычно. Рано утром Агату разбудил петух. Он кукарекал громко и самозабвенно. Девочка быстро соскочила со своей кроватки, натянула платье и выбежала в горницу.

Мать суетилась возле печки, отец во дворе колол дрова. На столе в тарелке лежала целая гора пышек. От начищенного пузатого самовара шёл пар.

«Проснулась дочка?»,– с улыбкой спросила мать.

«Да, мамочка! С добрым утром!».

«С добрым утром Солнышко!»,– улыбнулась мать.

«Садись скорее завтракать».

Агату долго уговаривать не пришлось. Она с удовольствием вонзила свои зубки в ароматную пышку и прихлёбывала чай из блюдечка.

«Мы сейчас с отцом уезжаем в город, а к тебе придёт Варенька, посидеть с тобой», – собщила мать.

Родители Агаты работали сельскими учителями. Сами они были, что называется из «благородных». Уроженцы Екатеринбурга, дворяне, статные, русоволосые они приехали в глухое сибирское село по велению сердца просвещать народ. 3

Семьи от них отреклись, посчитав, что у знатных древних дворянских родов Войковых и Стрешневых ничего не может быть общего с народовольцами*1, бунтовщиками против царя, пусть даже этими бунтовщиками были их собственные отпрыски.

Местные крестьяне поначалу отнеслись к ним с подозрительностью. Вот, мол, приехали из города наводить свои порядки, агитировать против «батюшки» государя.

Как только Михаил и Анна Войковы появились в селе вместе с малышкой Агатой, к ним в избу пришёл местный староста Лука Аверьянович Архипов. Поздоровавшись, он долго топтался на коврике в сенях, покашливая, вытирая платочком лысину и никак не решаясь пройти в избу. Однако хозяева встретили гостя радушно, пригласили к столу.

После нескольких стаканов чая и ароматного пирога с калиной, староста расслабился и решился на разговор.

Хитро прищурив глаз, он заявил: «Вы я вижу, люди хорошие, но всё же пришлые, из благородных, а потому хочу предупредить: народец у нас тёмный, суеверный. Не любит тех, кто его учит уму-разуму. А вот батюшку-царя почитает. Мне, как старосте, неприятности не нужны. А то вот был недавно один такой приезжий. Собрал наших мужиков и начал им вещать, вы, мол, мужики неправильно живёте! Надо царя свергнуть и устроить эту как его – революцию! Ну, наши мужики взяли дрын и здорово его отходили. А потом полиции сдали. И правильно сделали. А я потом к нашему городовому*2 Викентию Кондратьевичу на поклон ездил с подарками от всего села. Ну, чтобы не свирепствовал сильно и мужиков не притеснял. Так что мы батюшку царя, кормильца нашего и его родителя Александра Освободителя*3 очень уважаем, а вот всяких там революционеров не очень!». Закончив свою тираду, он внимательно посмотрел своими лукавыми глазами сначала на Михаила, затем на Анну.

Между тем родители Агаты были очень далеки от политики. Своим долгом они считали просвещение народа. Переглянувшись с женой и слегка усмехнувшись, Михаил сказал: «Вы, Лука Аверьянович, не беспокойтесь. Мы с женой приехали сюда работать в церковно-приходской школе. Будем учить ваших детей».

«Ну, это дело хорошее,– оживился староста. Только вы уж тут детей не сильно шибко учите», – заявил он. «Это как?», – изумился Михаил.

«А вот так»,– ответил Лука Аверьянович. «Был у нас дьячок один. Уж очень ученье любил. А особенно книги уважал. День и ночь всё читал и читал».

Тут Лука Аверьянович вздохнул, задумался о чём-то своём и замолчал.

«И что же дальше?»,– полюбопытствовал Михаил.

«Да ничего хорошего, заговариваться начал и с ума сошёл!»,– трагическим голосом поведал староста.

4

Тут Анна и Михаил не выдержали и рассмеялись.

«Вот вы, господа хорошие, смеётесь, а дьячка жалко! Хороший был дьячок», – обиделся Лука Аверьянович.

«Ну не обижайтесь на нас с мужем», – попросила старосту Анна.

«Обещаю, что очень сильно своим ученьем ваших детей мучить не будем!», – пообещал Михаил.

«Да ладно, уж! Не обижаюсь я»,– заверил староста.

«Однако пора мне,– заявил он. Дел много. Прощевайте хозяева!». И пожав руку Михаилу и поклонившись его жене, вышел из дому.

Пару раз по наводке селян к ним приезжала полиция. Искали запрещённую литературу. Но ничего так и не нашли. Очень скоро супруги Войковы стали своими в селе. И даже те, кто поначалу смотрел на них искоса, и сообщал о «подозрительных» господах в полицию теперь приняли их как своих. Очень часто селяне приходили в их дом, с нехитрыми подарками заявляя хозяевам: « Примите, господа учителя курочку или лукошко деревенских яичек, не побрезгуйте! Да как там мой Петька (Ванька, Федька, Лукерья)? Учится? Вы уж там с ним построже!».

На что родители Агаты неизменно отвечали: «Подарков не надо! Мы получаем казённое жалование. Сын (дочь) учится хорошо». Если же у ребят были проблемы в учёбе, то Войковы говорили следующее: «Ребёнок старается, но ему трудно учится. Мы с ним позанимаемся, и всё будет хорошо».

Крестьяне поначалу обижались, что учителя не хотели брать подарков. Но потом привыкли и даже зауважали. Завидев их издалека, каждый селянин своим долгом поздороваться с молодыми педагогами. Часто пожилые крестьянки или ребятня постарше охотно сидели с маленькой Агатой, пока её родители вели уроки или уезжали в город за учебниками.

Агата страшно не любила отлучек родителей. Несмотря на то, что для своих лет она была девочкой очень развитой и самостоятельной, она остро чувствовала свою связь с родителями и очень страдала от их отсутствия.

Родители много вкладывали в Агату. В шесть лет она уже умела бегло читать, решало простейшие примеры, и знала множество стихов и сказок наизусть. Особенно Агата любила русские народные сказки.

Однажды мать со смехом ей рассказала, как она, будучи совсем малышкой, удивила жену старосты тётку Матрёну. Матрёна была «пышной», румяной женщиной средних лет. Войковы всегда покупали у старостихи молоко. Однажды Матрёна пришла к ним с очередной крынкой молока. Агата в это время сидела тихонько в углу возле печки и перелистывала свою любимую книгу «Русские народные сказки». Читать тогда она ещё не умела, но многие сказки знала наизусть. Память у девочки была отличная. Вот и тогда, сидя с книгой, она декламировала текст наизусть, водя крохотным пальчиком по строчкам.