Однако моего восторга от нештатной встречи со Светланой Витальевной и курса лечения не разделяли многие, и в первую очередь старожил этих мест Федя Цыбулькин, который все скулил и жаловаться насчет того, что плохо кормят, одно лечат, другое калечат. Хотелось ему возразить, чтоб не нарушал идиллию, не портил обедню, мол, и так тошно, но в глубине души все мы знали, что он прав. Федя, умудренный долгой жизнью в пульмонологии и многолетним опытом общения с Медстрахом, был наглядным примером нашего светлого будущего.

Светлого в прямом смысле. Чем больше человека накачивают антибиотиками, тем больше он похож на египетскую мумию. Кожа на лице стягивается, словно пергамент, вот-вот сползет и оголятся глазницы, руки синеют, фаланги пальцев проступают сквозь кожный покров, как на рентгеновском снимке, а сам ты начинаешь светиться не хуже привидения с острова Кокос. Я уж не говорю о том, что творится у человека в животе, и какая там бушует вьюга. Кто из нас не бегал по коридору в сторону туалета, зажав руками ягодицы.

– Все вы, дети мои, теперь приписаны к нашему столу навеки вечные. Никуда не денетесь, – задумчиво произнес он с угрюмым видом Нострадамуса.

– Ты про какой стол говоришь, – спросил я его, но он не стал отвечать напрямую.

–Угадай!

Это была своего рода игра, детская забава под названием «За кем последнее слово» или «Кто умней». Участвовать в ней мог каждый с одним условием – не ругаться матом. Победителю вручали орден в виде фирменного значка интим магазина Евгения – «Купидон». Она родилась сама собой, когда я, разгадывая сканворды, обратился к обществу с просьбой найти синоним к слову «чудак» из пяти букв. Безучастных не осталось, всем понравилось. И вот теперь мы оживленно стали перебирать столы – обеденные, письменные, рабочие, массажные, операционные, компьютерные, кофейные, чайные, для кухни, для переговоров, раскладные, откидные, стационарные, трансформеры… Но Федя лишь мотал головой и отнекивался, пока Гога, занятый своими загадками, не сказал с большим акцентом:

– Ана-то-мы-ческий.

Все сразу вздрогнули и смолкли, поняв, что Гога попал в самую точку. Желания продолжать веселье и эти интеллектуальные игры уже не осталось. Федя лишь утвердительно крякнул и безмятежно повалился на подушку всхрапнуть, как он говорил, «полчасика». Это значит, скоро его могучий храп будет сотрясать ионизированный воздух и стены шестой палаты, а нам ничего не останется, как вычеркнуть эти час-полтора из личной жизни. И чтобы не дать ему это сделать, я стал задавать новые вопросы, пытаясь отвлечь его от дурных намерений.

– Что ты имеешь в виду, Фёдор?

– А то, – отвечал он, – что рано или поздно антибиотики погубят всех нас. Я читал, это самый опасный и коварный враг человечества, страшней чумы и холеры вместе взятых. Оказывается, всему живому теперь угрожает мутация и вымирание от этих самых пенициллинов, флемоксинов и прочей дряни.

– Постой, постой, ты же сам хочешь, чтоб тебя здесь кололи, ходишь сюда, как на работу. Чего ты тут делаешь, если знаешь, что бронхит таким манером не лечится?

– Да, хожу, а куда деваться. Или так подыхай, или от какой другой палочки. Говорят, антибиотики убивают обычные, в том числе и хорошие бактерии, а на их месте вырастают мутанты. Их ничем не прошибешь.

– Выходит, твой организм давно уже стал пристанищем для штаммов нового типа, разносчиком новой заразы, угрожающей роду человеческому. Не дай бог, конечно, прости господи.

– Хрен ее знает, – тихо молвил он и тяжко вздохнул.

Но мы продолжали обсуждать волнующую всех нас тему и делиться познаниями на этот счет.

– Я тоже знаю, – сказал инспектор пенсионного фонда Митрич. – По долгу службы я изучал сей предмет, так как наши пенсионеры частенько симулируют крайнюю немощь и просят добавки. Так вот, я узнал, когда иммунитет ослаблен, свои, родные бактерии либо пропускают чужие, либо сами лезут куда не следует, например, в легкие. Отсюда и пневмония, как у Евгения.

Наум Моисеевич, ученый муж и бывалый поклонник системы Шелтона сказал, что по его мнению, антибиотики нарушают жизненный цикл организма. Мало того, что они оказывают токсичное воздействие на печень, почки, костный мозг и нервную систему. Они, такие-сякие еще угнетают иммунную систему, лишают ее способности противостоять инфекциям.

– Постепенно в результате мутаций происходит селекция генетически измененных микроорганизмов, и появляется устойчивость к антибиотикам, – продолжал нести в массы непонятную заумь самый образованный в этом плане член нашего гуманитарного сообщества.

Не зря его назвали Наум, подумал я. Он взял свою кружку с гербом СССР и на пальцах стал объяснять, как действует антибиотик. пробивающий брешь в нашей клеточной стенке и атакующий зловредную гадину, после чего та или подыхает, или закаляется, как сталь, делается непрошибаемой, готовой к сопротивлению, по-научному – резистентной.

– Но если она успела мутировать, то есть изменить свои гены, значит, мутируем и мы с вами. Сдвиг человеческих клеток по фазе открывает путь любой агрессии извне. Вот так.

Я тоже когда-то интересовался этим вопросом и даже написал заметку в журнале «Многополярный мир» о кошмарной угрозе. Тогда был зафиксирован первый случай гибели человека от нового опасного штамма из разряда «клебсиелла пневмония», с быстротой молнии поражающего легкие и органы дыхания. Одна американская туристка, посетившая Индию, умерла дома, спустя несколько дней после возвращения. Врачи не могли ее спасти, несмотря на то, что использовали весь арсенал имеющихся у них в наличии противобактериальных средств.

Надо заметить, что в Соединенных Штатах с большой настороженностью относятся к этому способу лечения и законодательно ограничивают сферы его применения. Там разрешено лишь 26 видов антибиотиков, все идут строго по рецептам. В России их гораздо больше, врачи и аптекари путаются в названиях и зачастую толком не ведают, что творят, советуя тот или иной препарат. ВОЗ серьезно озаботилась ситуацией и в своем докладе писала, что от болезней, вызванных супербактериями, ежегодно в мире умирает 700 тысяч человек. А к 2050 году, если не принять срочных мер, они могут унести жизни 10 миллионов и стать настоящей «чумой 21 века».

Да, что там ВОЗ, еще в 1946 г. наш хороший знакомый – "крестный отец" антибиотиков Александр Флеминг предупреждал об опасности резистентности. Он боялся, что спрос на антибиотики станет повальным, и бактерии сами найдут защиту от них. «Люди, без меры использующие пенициллин, несут моральную ответственность за смерть тех, кто не справится с грядущей инфекцией», – писал он. Страх перед невидимой суперугрозой расползается по свету, как эпидемия, и вот-вот займет первое место среди главных фобий человечества, оставив позади ядерную войну, СПИД, лихорадку Эбола и глобальное потепление.

***

Известно, что Флеминг был заядлым картёжником и масоном. По некоторым данным, его открытие не раз и с большим интересом обсуждалось на тайных заседаниях игроков и масонских лож в присутствии таких знаменитостей, как Уинстон Черчилль, Оскар Уайльд, Редьярд Киплинг, Артур Конан Дойль, и даже трех английских королей – Эдуарда VII, Эдуард VIII и Георга VI. Масоны тогда уже поняли, что изобретение может дать неограниченную власть над миром.

Не исключено, что среди знакомых Флеминга был принц Майкл Кентский – внук короля Георга V и королевы Марии, двоюродный брат королевы Елизаветы II. Его бабушкой по материнской линии была великая княжна Елена Владимировна, внучка Александра II. Имя дали в честь великого князя Михаила Александровича, младшего брата Николая II, в чью пользу он отрекся от престола. Принц Кентский хорошо говорит по-русски, любит бывать в Москве и Санкт-Петербурге.

Помню, однажды в Америке, навещая Нину Берберову у нее дома в пригороде Нью-Йорка, где она преподавала в Принстонском университете, я спросил, что заставило ее написать книгу о русских масонах «Люди и ложи». Думал, сейчас она начнет говорить о мистике, скрытой в каждом человеке жажде власти, о теории заговора, но «одинокая умница», как называл ее Евгений Евтушенко, сказала, что ничего из этого набора затертых штампов ее не интересовало.