Я появился на кухне. Там фоном работал телевизор. Марина сидела к нему спиной и кротко смотрела в окно. Она была неподвижна, лишь размеренное дыхание тревожило её грудь. Новая порция кофе стояла перед ней на столе, пар которого затейливо вздымался над кружкой.

– Ты слишком много пьёшь кофе, – сказал я.

– Может быть, ты и прав, – сухо заметила она. – Но мне хочется.

Я сел за стол, не рядом с ней, и принялся за завтрак. Вскоре с геркулесовой кашей было покончено, и я отправился в ванну, чтобы привести себя в порядок. Марина всё также бесшумно продолжала смотреть в окно, так и не притронувшись к кофе.

Во мне нашлось место сантиментам, и это стало приятным сюрпризом для моей чёрствой натуры. Самообладание стало отказывать мне, когда я находился в прихожей и стоял перед зеркалом, одетый в костюм. Из-за нервов у меня дрожали руки, которыми я тревожил свой галстук в поисках его идеального положения, поправлял ворот рубашки, а пиджак, казалось, сидит совсем отвратительно на моих плечах. Вообще у нас на работе принята свободная форма одежды, но я желал быть при параде, – тот день должен был стать последним днём, проведённым в компании, которая стала дорога моему сердцу. Я не нашёл работу мечты, не сделал головокружительной карьеры, но повстречал добрых, отзывчивых, понимающих людей, и был тому приятно удивлён, обнаружив в этом грязном мире что-то стоящее, на что не жалко было тратить личное время.

– Не забудь блокнот, – как-то грустно заметила Марина, бесшумно подкравшись сзади.

– Уже, – я полез в карман пиджака и продемонстрировал его девушке.

В блокноте были записаны самые важные данные на случай, если что-то выпадет из моей головы.

К этому моменту девушка полностью оделась и была готова к выходу.

Марину не обделила природа – стройная, высокая, осанистая, поэтому деловой стиль одежды ей шёл как нельзя лучше. Сегодня она отдала предпочтение чёрным брюкам и светло-жёлтой блузке с умеренным декольте. Мне всегда нравился её неброский макияж, который совсем не пестрил, а говорил лишь о природной женской красоте. Её светло-русые волнистые волосы служили приятным дополнением к вышеупомянутым наблюдениям.

– Идём? – обратился я к ней.

Она печально улыбнулась и кивнула головой.

На улице солнце ослепляло глаза и невыносимо припекало, хотя ещё даже не стукнуло и восьми утра. В костюме было совсем неуютно, и я позволил себе снять пиджак, который закинул на портфель, что был в правой руке.

Ключи от машины находились у Марины. В последний месяц я не садился за руль. То, что творилось в моей голове, могло привести к аварии, поэтому Марина без лишних уговоров согласилась подвозить меня, хотя ей предстояло ехать на работу совсем в другую сторону.

Дорога в машине протекала в напряженном молчании. Радио было отключено. В салоне был слышен только мотор, работающий исправно, и легкий гул зимней резины, о замене которой никто не позаботился из-за плачевных обстоятельств, сковавших мой рассудок. Грустное и задумчивое выражение её лица говорило не только о том, что девушка дисциплинированно следит за движением, но и о том, что в её голове происходит тяжёлый мыслительный процесс. Скоро нам предстоит расстаться. Я думал о том же.

Когда она свернула в парковочный карман и остановилась перед высоким зданием, где располагался мой офис, я вознамерился без лишних разговоров покинуть автомобиль, но у меня не вышло.

– Подожди, – тревожно сказала она, коснувшись моей руки. – А как же поцелуй в щёчку на удачу?

Я непроизвольно улыбнулся Марине, прокручивая оставшиеся в памяти тёплые моменты, что были непосредственно связаны с ней. А этот поцелуй являлся неизменной традицией в те славные деньки.

Она приблизилась к моей подставленной щеке и нежно коснулась губами. Наше прикосновение длилось неестественно долго. Мы замерли в таком положении, и каждый из нас страшился будущего друг без друга, поэтому никто не спешил расставаться. Я отчётливо слышал её натужное дыхание, которое обжигало мою кожу, как, наверняка, и она слышала моё, направленное в сторону. На секунду в голове промелькнула глупая мысль, мне захотелось обернуться к ней лицом и теперь поцеловаться по-взрослому, но это было бы лишним и болезненным для обоих. Я нашёл в себе силы, и отстранился от неё, сказав, что мне пора идти. Она, понимая неизбежное, разочарованно опустила глаза вниз и не посмела больше задерживать меня. Может быть, и зря.

– Хорошего дня. Я заеду за тобой в шесть, – промолвила она на прощание.

Улица была заполнена людьми, снующими в разные стороны. По дороге, что была у меня за спиной, стремительно проносился автомобильный транспорт, создавая шум, перекрывающий все остальные звуковые колебания. Я кинул взгляд на здание, перед которым меня высадили. Оно выглядело более выигрышным и блестящим на фоне остальных построек – свежий ремонт сделал своё дело. Я поднял глаза на самый вверх, там красовалась вывеска внушительных размеров. «Strong Group» – гласила она.

Бывает, в иные будние дни, что сливаются с остальными из-за своей предсказуемости, ты еле волочёшь ноги, не замечая прекрасных мелочей, тех, которые тебя завораживали, когда ты только начинал свой путь в выбранной тобой же сфере. В иные будние дни тебя может раздражать то, что по своей сущности не имеет такой цели. Ты мучительно ведёшь счёт времени на работе, создавая продукт, который для кого-то, возможно, значит очень многое, ты перестаешь ценить свои способности и навыки, которым другие могут только завидовать. Из-за своей пресыщенности твой труд кажется тягостным и скучным, и ты мечтаешь лишь об одном – поскорее закончить рабочий день и со спокойной душой направиться в уютный дом, где никто не будет тебя тревожить. Но когда наступает последний день, всё становится иначе, ты рад каждому и каждой возможности что-то сделать полезное. Ты становишься приветливым не из-за того, что в скором покинешь это место, а из-за того, что в каждой даже незначительной вещи ты обнаруживаешь себя и свой вклад в общее дело, и теперь ты смотришь здоровыми глазами на происходящее, ты начинаешь ценить всё то, что с тобой произошло. Будь то грустные моменты, будь то радостные. Прозрение наступает вместе с потерей.

Подобные настроения нахлынули и на меня.

Двигаясь в направлении крыльца здания, я жадно поглощал глазами окружающую обстановку и прокручивал в голове свой первый день появления здесь, тогда я был напуган и одновременно восторжен – мной владели приятные ощущения неизвестности.

Сегодня возле парадных дверей я повстречал довольно заносчивого коллегу, с которым в последнее время тесно работал над одним проектом. Он был молод, лет двадцати пяти. Его чёрные волосы вечно были зачёсаны набок на пробор, на носу восседали очки интеллигента (вероятно, это следствие чрезмерного увлечения компьютерными играми). Его чёрный костюм всегда был чист и опрятен, и сам по себе этот человек всегда алчно стремился к совершенству, если дело касалось работы. Он почти никогда не выказывал эмоций, человек-робот. Такие сохраняют спокойствие в любых жизненных перипетиях. Скажи ему: «Твоя жена спала со мной на протяжении пяти лет, и, вероятно, твой сын от меня». Он бы поправил очки, поразмыслил мгновение и наконец выдал – «Вот так да! Это, наверно, не очень хорошо. Но что же, бывает!» Такие люди – один на миллион.

Раньше я скептически относился к этому чудаку, мог с ребятами поугарать над ним или как-то безобидно разыграть, но время всё расставило по своим местам. Его хорошие черты характера сполна перекрывали его заносчивость, – он был добр, отзывчив, рассудителен, и что самое важное для меня, он оказался верным.

Я искренне обрадовался в последний день повстречать первым именно его. Он был единственным на работе в курсе о моих странностях. И проявил себя предельно тактично, сохранив в тайне увиденное. Он не выказал удивления, когда обнаружил меня в кабинете перепуганного и забитого в угол. Он всячески содействовал в тот критический момент, приводил в чувства, а когда я немного пришёл в себя, Алексей (так звали его) прикрыл меня перед начальством и вызвал такси, отправив неадекватного коллегу домой. В тот день мне привиделась трагедия из прошлого. Те нагрянувшие картины были искажены, действующие лица были перемешаны, обстановка была мрачна, но сценарий тех событий остался прежним, плачевным для меня. Не знаю, как можно объяснить своё состояние после, но я поверил тому, что увидел, слишком натурально выглядело происходящее, слишком правдоподобными были мои эмоции и страдания там.