Он рассмеялся.

— Удивительно, что ты осталась со мной, — сказал он. — Кем ты считаешь выпускника Академии?

— Евнухом? — невинно сказала она.

Он обошел стол и оказался рядом плавным движением. Ее глаза опустели, следя за ним. Марлен сжал рубиновое ожерелье на ее шее, потянул, чтобы камни впились в ее кожу, но не резали.

— Обучение привело меня сюда, — сказала Марлен. — И привело тебя.

— Верно, — тихо сказала она.

Марлен думал, что она соглашается с ним, а потом понял, что она имела в виду. Он отпустил ожерелье и отошел, охваченный желанием ударить кулаком по деревянной панели двери. По ней. Но это даст ей то, что она хотела, а он был не в настроении.

— Ты чудесен, когда злишься, — выдохнула Марилла за ним.

Марлен повернулся к ней.

— Минуту назад ты говорила, что презираешь ученых, потому что они не живут. Ты хочешь жить?

— Конечно, — она улыбнулась. Она подошла и погладила его щеку длинными ногтями. Не нежно, так паук общается с жертвой в паутине, вводя сладкий яд. — Жить и жить… до конца.

Он отпрянул. Стало соблазнительно, и это пугало его. Ее безумие, к которому он привык, делало ее в этот миг невыносимой.

— Ты безумна, — сказал он. — Ты это знаешь, да?

Она выпятила губу, изображая обиженного ребенка.

— Как не вовремя ты решил стать банальным, — сказала она. И, будто хотела смягчить слова, будто это спасло бы их, она поцеловала его в щеку. — Я пойду. Удачи тебе… с книгами.

Ночи так и проходили. Марлену казалось, что решение среди письмен. Истории были не в том порядке, что имел смысл, может, потому что записывать их стали недавно. Все поэты с первого года в Академии знали, что раньше поэты учили все знания. Поэтов все еще учили запоминать, но ученики знали, что все записано в книгах. Марлен не хотел представлять, как учил бы все, живи он на пару сотен лет раньше. Но с теми знаниями у поэтов бал и неизвестная сила. Король зависел от Пророков.

И Марлен копался в старых свитках в свете солнца, падающего в окно, и свечи после заката, читая исторические анекдоты мастеров Академии и королей прошлого. Марлену стали попадать упоминания чар. Он порой улыбался, хоть и устало, из-за глупых историй. Он прочел о Пророке, что навлек стоматит на аристократа за то, что тот не принял его у себя дома должным образом, что было странным желанием для Пророка.

Конечно, они не учили этот бред в Академии. Мастера не углублялись в тему чар. Метку Пророка порой упоминали, как чудо, тайны которого знали только мастера.

Что знали искатели, говоря о воскрешении старых чар? Марлен не понимал, как они могли знать больше него, но они были уверены, что не сказать о нем. О путешествии Эдриена Летрелла были записи из вторых, третьих или четвертых рук, на них нельзя было положиться. Источником была лишь песня Эдриена об этом, но там было полно картинок и символов, что не помогали Марлену. Конечно, она не была сейчас популярной.

Куплет из песни Эдриена о Пути задержался в голове Марлена:

Путь укажут не живые —

бальзам и рана для

сердца, что помнит.

Может, на Пути были призраки?

Марлен решил, что есть один, очевидный путь узнать, что знали искатели. Он решил это, когда одним из вечеров сидел за столом, глаза болели от чтения. Марилла не пришла в тот день. Она вообще давно не приходила. Марлен с трудом встал и провел рукой по волосам. Стоило придать себе подобающий вид перед походом. Он понял, что не помнил, когда выходил из дома или видел солнце.

Марлен вышел на час позже, думая, что нет ничего лучше прохладного воздуха. Каждый поворот словно обновили, пока его не было, и никто, к счастью, не узнавал его. Он теперь хотел анонимности, а не внимания, как раньше. Он хотел слиться с тенями, пропасть.

Он вошел в «Кольцо и Бутыль», и ему повезло. Пиет уже был там. Марлен помнил дни, когда Пиета Абарду уважали за способности среди учеников Академии, но при этом едва терпели. Его хилость и мелочность работали против него. Марлен считал его слабым, переходящим черту из страха, но он делал это, потому что это было выгодно для него. Пиет Абарда, может, был с таким же отцом, как у Марлена Хамбрелэя, который давал указания. И Марлен, Дариен и остальные недооценили его.

Теперь Пиета окружала толпа поклонников, поэтов и девушек. Девушек. До этого на Пиета не посмотрела бы ни одна, даже если бы он встал на голову. Жаль, Дариен не видел этого. Пиет называл себя другом Дариена Элдемура. Это было гадко.

Проныра что-то вещал, когда Марлен подошел, и поклонники внимательно слушали. Все изменилось, когда юный поэт среди них заметил Марлена и ткнул друга. Они тут же посмотрели на него, Пиет затих. Он смотрел, как Марлен подходит с ухмылкой на губах. Он сказал:

— Что могу сделать для старого друга?

— Многое, — сказал Марлен. — Избавиться от бреда, например.

Пиет улыбнулся.

— Всегда дружелюбен, — он обратился к поклонникам. — Идите. Он не посмеет навредить мне здесь.

Один поэт — Марлену они казались одинаковыми, решительно сжимающими челюсти — сказал:

— При всем уважении, милорд, никто не знает, что он сделает.

Пиет улыбнулся шире. Марлен сдержался и не раскрыл рот. Милорд? Что произошло?

— Те, кто беспокоится, могут посмотреть из дальнего угла, — сказал Пиет. — Но действуйте только в худшей ситуации. Тот, кто поднимет на него руку, рискует жизнью.

Марлен ощущал их ненависть. Они группой ушли в угол и следили, чтобы не дать ему задушить их гадкого лидера. Ему даже не требовался меч, чтобы избавиться от него, хотя он и не захотел бы пачкать свой меч. Они ушли, и Марлен сказал, ощущая их взгляды:

— Твоим друзьям я не нравлюсь, — он сел напротив Пиета, вытянул ноги на скамье. Было приятно вернуться, даже если так.

Пиет пожал плечами.

— Дариен был популярнее, чем мы думали, — сказал он. — Они плохо восприняли то, что ты предал его.

— А ты их утешил, — сказал Марлен. — Хватит играть, Пиет. Мы оба знаем, что происходит, даже если эти дураки — нет. Но я впечатлен твоей стратегией. Ты меня удивил.

— Уверен в этом, — сказал Пиет. — Все те годы, думаешь, я не знал, что вы с Дариеном меня терпеть не могли? Я знал, Марлен, что придет время, и ты пожалеешь.

— Да, да, — Марлену вдруг стало весело. — Слушай, меня заинтересовали искатели. Правда.

Пиет вскинул бровь.

— Заинтересовали.

— Да, — сказал Марлен. — Значит, есть чары…?

— О… это, — Пиет оглянулся, но его поклонники их не слышали. Он все равно понизил голос и сказал, ухмыляясь. — Это держит их в узде.

— Ты… не веришь в это, — Марлен и не учитывал этот вариант.

Пиет рассмеялся.

— А ты веришь?

— Не нужно мне врать, — терпеливо сказал Марлен. — Я спрашиваю из любопытства.

— Я тебя не боюсь, Марлен, — сказал Пиет, — так что и не вру. Я честно удивлен, что ты лаешь на это дерево. Марлен Хамбрелэй, преследующий духов.

Марлен встал.

— Это приятно звучит, — он повернулся уходить. Еще один тупик.

Он подумывал раскрыть Пиета, как обманщика, но лишь на миг. Он был умен. Он все еще мог врать, скрывая информацию. Но его насмешка казалась искренней, как и удивление.

Луна скрылась, когда он пришел к Марилле. Он не знал, будет ли она злиться из-за его отсутствия. Было странно, что он давно не слышал ее.

Марлен заметил, что ее окна темные. Дверь была заперта. Он вошел со своим ключом, обнаружил, что ее там нет. Вздохнув, ощутив сильнее усталость, Марлен упал на мягкую кровать Мариллы, не разуваясь. Мягкость окутала его и прогнала все мысли, кроме одной: что знал Дариен?

* * *

Осенний урожай был на пике, деревья пылали, как факелы, на улицах Тамриллина, когда страж сообщил Марлену, что был схвачен Хассен Стир, и его доставили в столицу. Это случилось в Динмаре. Дариен Элдемур, к сожалению, сбежал. Никон Геррард тут же вызвал Марлена для присутствия на допросе.

Марлен следил за эмоциями, пока слушал новости. Он знал, что должен радоваться, но его окутало странное онемение. Хоть Хассен терпеть не мог Марлена, он Марлену нравился. У него была смелая честность, которую Марлен уважал, хоть и опасался этой силы: дубинки рядом с тонкими кинжалами его, Дариена и Пиета.