Валанир Окун пожал плечами, не поворачиваясь.

— Думаю, слуги решили, что ты не будешь против. Я сказал им, что дело срочное.

— Вы очаруете любого, — едко сказала Лин, падая в кресло с вздохом. Было приятно сесть у себя в комнате, не ощущая на себе взгляды.

— Кроме тебя, — Валанир повернулся к ней. — Наверное, дело в северной крови.

— Зачем вы хотели меня видеть? — она отклонила голову и закрыла глаза, надеясь, что успеет выслушать его, не уснув. Он хотел чего-то для Академии, в эти дни перемен они всегда чего-то хотели. Но в обмен она начала требовать, чтобы они принимали женщин в ученики, даже если их поначалу будет мало.

Эту тему обсуждали на нескольких встречах. Лин была удивлена тому, как злилась, когда спорила с мастерами Академии, словно опыт ее жизни мог привести к надежде на что-то еще. Оставалось фактом, что придворным поэтом при короле была женщина. Но мастера Академии веками соблюдали традиции, и существование Лин им казалось мимолетной аномалией. На таких встречах пальцы Лин тянулись к рукояти ножа.

— Я никому не говорил, что я видел на Пути, — сказал Валанир Окун. Она услышала, что он сел напротив нее. В комнате было мало вещей, Лин помнила о своих северных корнях. — И я все еще не могу рассказать.

— Хорошо, — Лин не открывала глаза. — И что тогда вы хотели рассказать мне?

Валанир заерзал.

— Я не могу рассказать, что видел, потому что так слишком впущу в себя, — сказал он. — Но у меня это было началом пути. Убрать вред, что я наделал, или извиниться там, где мог что-то сделать, но не стал.

— Звучит высокопарно, — сказала она сонно.

— Лин. Открой глаза, — нежно сказал Валанир.

Лин сделала это с неохотой и трудом. Ее глаза миг привыкали к свету — было почти темно в комнате. А потом она увидела, что это не ее комната, круглая каменная комната без мебели, там было лишь окно с видом на фиолетовое небо и звезды.

— Куда вы меня привели, Валанир? — сказала Лин, усталость пропала. — Где это?

Он тихо сказал.

— Это Башня ветров. Под этой комнатой ученики сочиняют песни по ночам. Но тут, в комнате наверху, мы в Академии исполняем одни из старейших чар.

— Нет…

— Пора, — сказал он. Ветерок трепал его волосы. Морской ветер был холодным тут, на севере, но полным музыки.

— Мастера знают?

— Потом узнают, — сказал он.

— У меня нет знаний…

— Лин, ты заслужила право. И ты нужна нам.

Она потрясенно покачала головой.

— Что я должна делать?

— Я работаю, как инициатор ритуала, — сказал Валанир Окун. — Мы будем соединены до смерти. После всего, что я сделал жуткого в жизни, и что должен был сделать… я знаю, что хоть одно добро принес в мир.

Она посмотрела ему в глаза. Лин вспомнила ночь середины лета, зеленые глаза из-за маски Талиона. Конца пути еще не было. Пока что.

— Закрой глаза, дорогая Лин, — сказал Валанир.

Она послушалась. Закрыв глаза. Лин ощущала, будто в комнате другие люди наблюдают за процессом. Дариен. Хассен. Может, даже Райен. И искатели, павшие при атаке на дворец, идущие за ней. Она не знала, было ли дело в магии Валанира, или ей просто хотелось, чтобы они были здесь.

Но в этом мире желание это не сбылось бы.

В жизни не было ничего только светлого или только темного.

Валанир заговорил, уже напевая:

— Я начну чары, песнь семи куплетов. Ты вошла в Башню поэтом, но выйдешь с большей силой.

Эдриен Летрелл притих в ее голове, подавленный словами Валанира. Она знала, что он скоро вернется. Когда-то она заплатит за ту ночь запретной магии. Но не сегодня.

«Я всегда буду помнить ту ночь, — подумала Лин. — И буду помнить, что это было моим».

Валанир обвел символ на ее закрытом правом веке. Тепло растеклось от глаза, ощущение было приятным и болезненным. Она такое ожидала.

— Эта песнь будет для тебя и изменит тебя, Кимбралин Амаристот, — прошептал Валанир Окун, морской ветер ловил слова. — Придворный поэт. Пророк.