1.

Мальчик одиннадцати лет, оккупировавший верхнюю полку в купе, давно не смотрел в окно, вслед снежным шапкам, ускользающим и от ветра и от поезда; только огни чужих домов могли оторвать его от вот-вот готового совершиться предательства командой пиратов своего капитана… Лес кончился, подбросив под окна состава советскую многоэтажку. Август вцепился в нее, носом приник к изморози на стекле – кружевные занавески да уютно залитая светом кухня, за столом собралась вся семья: сын-школьник, что вернулся с лыжной секции взмокший, налитый силой и скоростью, мать, вынимающая сережки, и отец, вникающий в результаты матчей – мальчишке хватило трех секунд, чтобы оказаться в чужой кухне четвертым: невидимкой устроиться на подоконнике между хлебницей и древним алоэ. Но стоило ему обхватить ладонями забытую отцом семейства чашку с чаем и затылком притулиться к холодному стеклу, вполуха прислушиваясь к обсуждению цен на ветчину между супругами, как мирную фантазию развеял окрик деда:

– По-твоему селезенка здесь, да? Под пищеводом, серьезно? Тимур, отвечай! – на нижнем ярусе перед столом с распяленной и выпотрошенной крысой замер перепуганный мальчишка лет восьми. Дед, одновременно проверяющий работы внуков, черкнул красным в тетради, после чего с раздражением захлопнул и хлестнул ею ученика по голове.

– Под желудок запихни, нет, выше… – пока Август, свесившись с верхней полки, раздавал советы, игнорируя угрюмую морду деда, в дверь купе постучали. Разом ставший похожим на родича семейки Аддамс Тимур – белая кожа, смоляные волосы, бусинки вороньих глаз – споро уложил кишечник в крыса и, орудуя пальцами будто завязывает края теста на сыром пирожке, закрыл разрез в пузе подопытного.

Как раз вовремя, чтобы вошедший кондуктор не заметил аморальной практики.

– Торжок через три часа.

Дверь закрылась и на мальчиков из зеркала уставились их же фальшиво улыбающиеся морды. В ладонях младшего поводил вибриссами оживший крыс.

– Талант, однако… – дед покачал головой – вот только ты ему печень вверх ногами повернул. Исправляй, бестолочь. А ты чего уставился? Спускайся, Август, – мальчик соскользнул с полки и аккуратно приземлился рядом с братом, поймав на лету брошенную учителем тетрадь; взметнулась и опала рыжая шевелюра, ребенок кивнул предсказуемой пятерке.

– В теории все верно, проверим практику, – Август схватил дедов нож, но был остановлен, – руку сперва разогрей. Нож – ваше главное орудие, он не терпит холодных рук.

Мальчику не терпелось проверить свои силы, но он послушно очистил от шкурки огурец, потом сделал рассечение до нутра и лихо выцепил зернышко, напоследок порубав тренировочный макет кубиками. Тогда старик, ссыпав овощ в тарелку, растянул на нарезоой доске змейку, зафиксировал ее у хвоста и головы скотчем. Змееныш, в руках деда лежавший смирно, оказавшись под взглядом мальчишки, на холодном дереве, заерзал, пытаясь скинуть липкие путы, зашипел. Его выпуклый немигающий глаз ни капли не походил на выпученные очи задыхающихся от страха кроликов, но Августу вместо ножа в руках померещились горячие пушистые уши.

– Ну!

Август бросил взгляд на младшего – тот, забившись в угол, играл с неправильным крысом, забыв исправить ошибку. Крыс уже был вял – перевернутая печень разбухала, накопив кровь.

– Август, не отвлекаться!

В груди бухнуло тяжко и глухо, металл в руке набряк и потянул к земле; мальчик накрыл рукой голову подопытного и поднес лезвие к зернистой шкуре змея. Наклонил кончик и попытался поддеть чешую, но ничего не вышло – змеиный покров не похож на рыбий. Тогда он расположил лезвие перпендикулярно и надавил, познавая, сколь упруг и неподатлив насилию покров живого.

Крохотные клыки впились в ладонь; мальчик вскрикнул, отдернув руку.

Из тамбура донеслись крики, удар сотряс вагон, их протащило против движения, а потом отбросило обратно: змей высвободился и уполз, наплевав на инерцию тормозного пути. Нож зашвырнуло под койку, книга о пиратах ударила Августа по носу и пока он отходил от слепящей боли, дед и брат умчались вон из купе, узнавать что случилось, подхватив куртки. Он натянул свитер и вышел в коридор, где протолкавшись сквозь пассажиров, выпал на пути, остудив в снегу место укуса.

В голове состава, обогнув возмущенных пассажиров и любопытствующих проводников, он нашел и деда, который уже осматривал сбитую составом телегу и храпящую кобылу, что все никак не могла встать, и мужика, который встать не пытался. Ударом в сторону швырнуло мотоцикл, водитель которого слепо шарил руками в попытках снять шлем, но еще не знал, что стал легче ровно на две ноги.

Дед, крича, что он врач, подтащил жертв поближе друг к другу; ему помогли добровольцы из зрителей.

– Книгу! – бросил дед через плечо братьям, осматривая мотоциклиста. Руками по локоть в крови он схватил черный переплет, протянутый запыхавшимся Тимуром, и швырнул рядом в снег, раскрыв на странице с расчетами. Мужик, правивший телегой, вдруг распахнул глаза и, сплюнув красное, поскреб кончиками пальцев ботинок Августа. Когда мальчик наклонился, то услышал отчаянное:

– Дочка.. Машка там.. одна же.. колготы.. не натянет.. – его прервал окрик деда, который уже начал замешивать.

Дед развернулся к толпе и завесил пути невидимым покрывалом.

– Держи морок, мне нужно руки освободить!

Август бросился было на помощь, но был остановлен: старику нужен был младший внук. Тимур, прогнувшись под тяжестью полотна морока, все же удержал иллюзию; Август обошел брата и увидел то же, что и толпа: к месту аварии подъехала скорая, медики грузили пострадавших на носилки. Но если обойти рельсы по сугробам, иллюзия рассеется и станет ясно, что скорая еще не скоро приедет, а пока ее нет, Мартын Резов, потомственный ведьмар делает что может.

Сперва старик прирезал лошадь, а потом, сняв топор с пояса, рассек грудную клетку и обнажил брюшину – Август отвернулся от отвратительного зрелища, зажав краем куртки нос. Зачерпнув лошадиной крови дед очертил границы пораженной зоны на торсах мужика и безногого. Затем сел на четвереньки и разгреб снег, а когда обнажилась мерзлая почва, застучал по ней в особом ритме.

Оба пострадавших в аварии на своих двоих сошли с рельсов, привязав телегу к практически не пострадавшему мотоциклу. Взмокший от напряжения Тимур рухнул в снег, как только исцеленные скрылись из виду; пассажиры расходились по вагонам и только брызги крови на кабине машиниста да отлетевшие во время удара ноги мотоциклиста под насыпью могли привести участников аварии в замешательство: они-то были уверены, что столкновение обошлось без травм, только лошадь сбежала.

Август помог подняться деду и, бросив последний взгляд на пятно выжженной до черноты почвы, где только что лежала истинная жертва, отданная смерти в обмен на акт исцеления, побежал греться в купе.

2.

Ладони взмокли, а сердце не попадало в такт моргающей лампе: там, под потолком, пары натрия в газоразрядной трубке марким желтым пятнали куртки школьников, пока девятиклассник Август Резов пытался поддеть ножиком щеколду на окошке кабины дежурного вахтера.

Из коридора послышались голоса, и мальчик паникуя завернулся в чье-то пуховое пальто, замерев аккурат под крючком, на котором держалось хрупкое прикрытие. Истертая древесина паркета разнесла по подвалу грузный перестук каблуков директрисы. У Августа на языке вертелось ее имя, шершавое и терпкое…

– Ключи от пандусов для колясочников, – сказала директор Барнохон тому, кто шаркал позади, не поспевая за широким шагом женщины. Старик-вахтер, чьего имени Август не знал, прошаркал к двери и отпер путь в святая святых, к хранилищу ключей.

Дышать под курткой становилось все тяжелее, а от мысли о том, что Барнохон, замечающая отсутствие сменки с другого конца коридора, повернется в его сторону и заметит ноги, торчащие из-под висящей куртки, становилось нехорошо. Он больше не мог рисковать, подглядывая через расстегнутую молнию, и теперь, смежив веки, ловил каждый звук, а с задворок сознания меж тем пробивалось паническое подозрение, что взрослые заметили царапины от его ножа возле щеколды и теперь стоят к неудачливому воришке вплотную с наручниками наперевес.