«– Принося в жертву, ты искупаешь грех, но и приобретаешь новый. Такова жизнь, мой маленький Джон, таков этот мир. Только так ты можешь очиститься, только так ты сможешь искупить…»

«– Кто ты такой? Скажи мне.

– Я не могу…»

Марго выбежала из запасного выхода, накинув капюшон толстовки. То, что она вообще успела переодеться – можно считать удачей. Девушка села в красный автобус и, проведя карточкой по терминалу, заняла самое дальнее место от дверей. И что теперь? Куда идти дальше и что делать? На сиденье рядом опустился мальчик. Он с аппетитом уплетал булочку с корицей, периодически вытирая рот от кунжутных семечек. Точно! Еда. День был долгим, и девушка совсем забыла о том, что не продумала свой ужин. Это значило, что выходить ей стоит на несколько остановок раньше обычной, дабы зайти в супермаркет.

На улице лил дождь. Зайдя в зал, Уокер сняла мокрый капюшон и чуть отряхнула волосы, спутавшиеся от влажности. Внутри всё пропитал запах хлорки, которой только что ополоснули пол. Белые софиты освещали аппетитные овощи, красиво разложенные на прилавках. Выбор на любой вкус и кошелек. Первым, где остановилась Марго, стал стенд с орехами. Стоило ей сделать пару шагов в другую сторону, как мужчина в конце зала также сменил своё направление. Довольно странно, что девушка, обладая чутким вниманием, не замечала его с самой остановки. Таинственный спутник следовал за её спиной, точно тень. Он не был из тех, которые легко сливаются с толпой. Напротив – молодой человек привлекал внимание, но только не её.

Он то очень близко, то вновь далеко. Среди толпы никто не обращал внимания. Британец размеренно оглядывается, продолжая свой путь за новой знакомой. Он внимательно наблюдает за каждым движением Марго, рассматривает все продукты, которые она складывает в железную корзинку. Она держит её своими бледными, тонкими руками. Её движения нервные, отрывистые. Блондинка то и дело поправляет пряди волос, падающие на лицо. По одежде можно смело заключить о материальном положении и привычном образе жизни – за годы практики Джон научился отлично читать людей. Каждая деталь выдает ту или иную особенность, способную рассказать о человеке больше, чем полное досье с документами.

***

Немного понаблюдав за ней, Джонатан заключил: она не воровка, а лишь та, что пренебрегла законом и любой моралью в этот раз. Видно – это несвойственное ей поведение, непривычный образ действий. Она переступила через черту в собственной голове, пойдя на этот шаг. Вся эта нервозность, синеющие пальцы, смущение и осторожность, поджатые от невидимого напряжения губы – официантка не была профессиональной воровкой со стажем. Она чувствовала себя подавленно.

Ему ли этого не знать? Удивительный момент. Момент, полный таинства и единения с собственной душой. Момент, когда ты переступаешь через собственные границы. Как правило, у людей это вызывает стресс, волнение, дикую тревогу. Кто-то умело скрывает это, а кто-то показывает истинные эмоции, чем часто выдает свой поступок.

Вопрос, томившийся в его голове не один десяток лет, не давал покоя даже сейчас: сколько времени нужно, чтобы с уверенностью заключить, что человек заслуживает наказания? Это годы или лишь миг? Чего достаточно, чтобы сказать, что приговор вынесен? И кто же судьи?

На секунду Джонатан подумал о том, что он с легкостью может дотянуться до неё. Он за спиной, слышит её дыхание. Интуитивное желание протянуть руку и дотронуться на секунду прошибло его тело насквозь. А что если он сделает это прямо сейчас? Вены на тыльной стороне ладони выступили куда более отчетливо. Он был близок к разоблачению как никогда, но не мог пошевелиться, сделать и шага назад. Девичья фигура дернулась. Миллер замер в немом ожидании, а после с облегчением выдохнул. Блондинка направилась к кассе.

Она расплатилась несколькими фунтами.

– Использует наличные – значит, на карте сумма от родителей, поступления с работы, возможно, иные начисления, и их обычно не трогает, – заключил Джон, подойдя к стеклянным дверям, которые автоматически распахнулись на улицу. Оттуда самым лучшим образом открывался обзор на кассы. Картина становилась яснее. Он видел в ней проекции других образов. Накладывал чужие роли, стараясь понять: та ли она, кем кажется?

В один момент Миллер оглянулся – он упустил девушку из вида. Джонатан скоро осмотрелся, пытаясь найти знакомое лицо, но тщетно. Мужчина мгновенно замер, когда Марго, прошла перед его носом, вставив в уши наушники. Он видел, как кожа её пальцев слегка покраснела от холода, а короткие ноготки посинели. Вблизи она выглядела такой хрупкой, точно фарфоровая кукла. Неуловимой, подобной призрачному сиянию из сна, но притом подчеркнуто живой, реальной.

В ней не было того приговора, который так ясно виднелся в остальных девушках. Она так жива, так хочет жить! Маргарет поправила волосы и накинула капюшон, не обратив никакого внимания на преследователя.

***

Узнать место жительства жертвы не составило труда – Джон всё дорогу следовал за ней, блуждая по вечерним переулкам. Район, не отличавшийся богатым убранством, представлял из себя узкую улочку с небольшим сквером посередине и кирпичными домами. Тихое и спокойное место. Эта пустота не была враждебна. Забавно, ведь даже это казалось Джонатану, выросшему в одиноком старинном особняке на отшибе леса, чем-то спасительным.

Марго вошла внутрь крыльца, отворив дверь из железной сетки. Внутри промелькнуло теплое освещение и кусочек лестницы. Типичный европейский домик из пяти этажей. Никаких лифтов и признаков изменений с двадцатого века.

На третьем этаже зажегся свет. Не обращая внимания на отсутствие штор, девица стянула футболку и, оставшись в нижнем белье, подошла к холодильнику. Джон чуть скривил уголки губ, сумев разглядеть в её юных руках какую-то яркую упаковку, похожую пачку с печеньем, – как мило. В этом чувствовалась её независимость и легкость по отношению к жизни. Никаких строгих правил, полноценного ужина в определенное время. Сейчас она скорее всего включит телевизор, сядет напротив с пачкой ароматных сладостей и будет смотреть его, шурша пластиком и просыпая крошки на ковер. В таком подходе было свое очарование. Деталь, которую многие пропустили бы мимо, Джонатан с обожанием разглядывал и раскручивал в голове как самостоятельный сюжет.

***

Черный автомобиль скрывался в переливах заката. Джон исподлобья взглянул в зеркало заднего вида и слегка протер глаза.

Его глаза на солнце выглядели ещё более голубыми, напоминая отцовские. Многие находили в них доброту, справедливость и даже привлекательность, но чего это стоит, если все, что он из себя представлял, – лишь умелая иллюзия.

Кто ты? Что ты значишь?

«Смотри, ведь ты – это она. Другие не смогут полюбить тебя так, как это делаю я. Истинная любовь опасна – она обжигает, она калечит изнутри. Сильные чувства толкают на безумные поступки. Смотри же, дорогой, ты – это она…» – как сгустившиеся тучи, всплыли слова, отдавая чем-то горьким на языке. Возможно ли изгнать этот голос или он уже стал его частью?

Время от времени ему приходится возвращаться в прошлое, в эти давящие, саднящие тленом и мраком стены.

Но как ему всегда заявляли – это единственная истина, что у него есть.

Машина привычно поворачивает в открывающиеся автоматические ворота, которые по его настоянию всё же были отремонтированы. Большая часть особняка заколочена, во всей второй половине, как и всегда, горит свет. Стоит признать, за последние двадцать лет особняк Миллеров стал выглядеть лучше. Внешне…

Однако его сущность всё ещё пропитана этой мистической тайной, а стены наполнены навсегда замолчанными историями.

Едва уловимый звон, зазывающий за собой. Этот звук Миллер мог бы отличить от тысячи похожих. Годы идут, но традиции не меняются. В холле вновь слышится прекрасный звук фортепиано. Мелодия, выходящая из-под тонких пальцев, наполняла всё пространство меланхолическим настроением. Игра прервалась мощным аккордом из перекрещенных рук, именуемым трезвучием. Фигура обернулась, открывая обзор на улыбающееся лицо.