Еще несколько шагов, и Пато завершил свой маневр, оказавшись на удобной для стоянки поляне. Она самой природой была создана для отдыха в долгом пути. Холм защищал путников от северо-восточного ветра, густые кроны деревьев, обступивших поляну с трех других сторон, преграждали путь лучам солнца, одаривая гостей своих тенью. Веселое журчание возвещало о наличии воды. Рай, по-другому и не скажешь. Если бы не одно но.
Сейчас не представлялось возможным насладиться уютом и красотой этого благословенного места. Зелень травы утонула под угрюмой бурой тяжестью. Кровь залила все. Куда бы ни кинул взгляд Пато, повсюду царил кошмар. Поломанные истерзанные тела в неестественных для человека позах застыли тут и там. Отчего-то пришло на ум сравнение с куклами. Как будто некий сумасшедший ребенок, наигравшись, вдруг решил, что с него довольно, и, разозлившись, сломал и небрежным жестом сеятеля раскинул вокруг себя все то, что осталось от некогда любимой забавы.
Споткнувшись, он посмотрел вниз, чтобы понять, какое препятствие послужило этому, и с остервенением выругался. Это была чья-то рука.
Собрав всю свою волю в кулак, Пато внимательнее осмотрел все вокруг. Оторванная конечность не была таковой в единственном числе. У всех жертв этой дьявольской твари чего-то не хватало, как не хватало времени ему самому понять, сколько человек на поляне, и чего именно каждому из убитых не достает.
Ощупывая взглядом то, что осталось от людей, он, наконец, увидел и того, кто все это содеял. Зверь присел на корточки над одним из трупов и увлеченно копошился в его внутренностях, погрузив в брюшину руки чуть не по локоть. Пато не заметил его сразу по одной простой причине – зверь весь, с головы до пяток был в крови и гармонично вписывался в ту адскую картину, творцом которой и являлся.
– Тварь, – прохрипел Пато вдруг севшим голосом. – Тварь! Ты, ТВАРЬ! – Перешел он на крик, но слов, помимо уже сказанных, почему-то не находил.
Хотелось кричать, выть… и убить это исчадие ада. Стереть его с лица земли и вместе с ним весь этот кошмар из своей памяти.
Больше всего Пато был удивлен тем, что тварь эта являлась человеком. В том смысле, что ничем от человека внешне не отличалась. Те же руки и ноги, голова и торс – все имело вид вполне человеческий. Зверь представлялся ему не так, иначе. С жадностью впитывая различные истории про этих существ, он никогда и ни от кого не слышал, как на самом деле они выглядят. Всегда в мыслях его рисовался образ лютого зверя с когтями и зубастой пастью. Но никогда не виделся зверь так – человеком.
Как бы ни ненавидел Пато это существо, но не отдать должное его реакции не мог. Как только зверь услышал его голос, он моментально выпрямился и изготовился к броску. Чуть согнувшись, опустил плечи и выставил вперед левую ногу, развернувшись боком к новой жертве.
К своему удивлению парень вдруг понял, что совершенно не испугался того, про кого слышал, а теперь и сам увидел много ужасного и отвратительного. Будучи совсем еще ребенком, после подобных историй он долго не мог уснуть, и с содроганием вспоминал все подробности тайком подслушанных разговоров взрослых.
Зверь изучал его с неподдельным интересом. Так смотрит очень голодный человек на кусок мяса, который каким-то чудесным образом появился из ниоткуда на обеденном столе. Склонив голову набок и чуть вниз, зверь рассматривал Пато мертвыми глазами и улыбался. Крепкие и ровные зубы его окрасились в розовый цвет. Рот и борода так же, как и все тело его, были в человеческой крови.
В следующий миг Пато вдруг почувствовал, что его голова раздувается, как мыльный пузырь, наполняясь не его, а чужими мыслями и эмоциями и готова лопнуть в любой момент. Серебристая, пульсирующая нить вырвалась из груди зверя и устремилась к нему, намереваясь впиться в его сердце.
Молодой человек инстинктивно отмахнулся от нее рукой, совершенно забыв, что держит меч. То ли ему показалось, то ли на самом деле так и было, но он ощутил легкий толчок, когда клинок прошел сквозь место, где серебристым цветом мерцало то, что могло соединить зверя с человеком. Голова стремительно начала сдуваться, чужое, пришедшее извне, улетучилось так же неожиданно, как и появилось.
Пато готов был поклясться, что где-то внутри у него просыпается нечто, что способно помочь ему одолеть врага. Именно то, что помогло ему в поединке с Мако и заставило чуть позже стремительный бросок Грако превратиться в медленный танец. Тогда, в прошлом, он не заметил, как это произошло, в отличие от настоящего времени. Некая сила, дремлющая в нем, подобно птице распахнула крылья и понеслась навстречу действительности. Взлет ее был так стремителен, что заставил замедлиться все вокруг. Стрекоза забавно зависла в стороне, практически остановив свое движение. Быстрые и прозрачные крылышки ее не трепетали, как обычно, а едва перемещались и казались неживыми. Вороны, слетевшиеся на кровавый пир и испуганные резким криком Пато, нехотя покидали «застолье». Одна из птиц застыла в метре от земли в тот момент, когда крылья ее были смежены, отчего выглядела она нелепо. Но не все «замерзло» вокруг, как того ожидал Пато. Зверь все еще двигался так, как будто время так же не было властно над ним, как и над его противником. Для Пато это стало неприятным открытием. Лишь краткий миг судьба отмерила ему на удивление и, решив, что этого довольно, слепой безразличной старухой отвернулась от него. Зверь, все еще быстрый, прыгнул вперед, выставив руку с раскрытой ладонью перед собой, намереваясь вцепиться страшными окровавленными пальцами в лицо Пато.
«Страх – это смерть», – напомнил самому себе он и шагнул навстречу, решив сделать то же самое, что и в схватке с Мако.
Начав разворот вокруг своей оси, представил себе, как его меч вонзится в поясницу убийце, когда тот, не сумев остановиться из-за стремительности своего прыжка, пролетит то место, где только что находился Пато. Но сбыться этому было не суждено.
Не успев даже закончить свой маневр, Пато ощутил на своей шее мертвую хватку врага и ужаснулся своей догадке: зверь и не хотел хватать его за лицо, он знал, что жертва так удобно для него подставит спину. ЗНАЛ!
«Да что ты такое?» – мелькнула паническая мысль, и вернулся страх.
У Пато были старшие братья, и они являлись очень крепкими людьми. Как всегда это и бывает, они часто мерились своими силами, и Пато не раз подвергался испытаниям с их стороны. Он был уверен, что про боль от захватов знает все. Оказалось – нет. То, что он испытал сейчас, измерить не представлялось возможным просто потому, что меры для этого не было. Сдерживая стон из последних сил, он как можно глубже втянул шею и поднял плечи, практически закрывая ими свои уши. Он перестал сопротивляться, давление ослабло.
«Теперь обозначить движение влево, а на деле сменить хват клинка на обратный и вспороть ему пах», – подумал Пато и тут же взвыл, теперь уже не сумев сдержаться. Во второй раз боль стала еще невыносимее, хоть и казалось, что больнее быть уже не может. Правая рука онемела и повисла плетью. Из безвольной ладони выскользнул меч и, обиженно звякнув о камни, превратился в бесполезный кусок металла.
«Он и это ЗНАЛ, – подумалось с удивительным для самого себя безразличием. – Теперь точно смерть. Хорошо, что Аскалат рядом, не далеко от предков».
Послышался противный чавкающий звук, и боль отступила. Пато почувствовал, как шея и рука освободились от хватки, и, наконец, смог закончить свой разворот.
Зверь все еще стоял и лишь слегка покачивался из стороны в сторону. Могло показаться, что он о чем-то задумался и решил взять паузу для решения некой задачи. Вот решит и тогда продолжит то, что начал. Но так все выглядело на первый взгляд. Присмотревшись, он обнаружил, что зверь смотрит на него всего лишь одним глазом. На том месте, где чуть раньше находился второй, вырос металлический конус, алеющий окровавленным острием. С не менее омерзительным звуком, подобным тому, который стал предвестником свободы Пато от захвата твари, металлический конус стремительно втянулся обратно в голову поверженного врага, и тот забавно заваливаясь набок, упал к ногам Тао Гана.