Тишина.
— Я могу быть всем, кем должна быть жена мафиози, — она взмахнула рукой над своим болезненно-розовым нарядом, хотя к горлу подступила желчь. — Я училась у лучших. Я могу одеваться, играть роль и брать участие. Я могу быть идеальным украшением, идеальной хозяйкой и идеальной женой. Я могу покрасить волосы в их первоначальный цвет, убрать панковские штучки.
— Я могу научиться готовить и содержать дом в порядке, — она слабо улыбнулась. — Я даже буду слушать Синатру…
Она замолчала, когда он не ответил.
— Нико?
Отчаянная боль образовалась в груди Мии, когда он уставился на нее, его лицо было невыразительной маской. Она обдумала все варианты, и это было лучшее, что она могла придумать. Если он откажется, ей придется забрать Кэт и бежать. Хотя она была технически подкована, она знала, что им негде спрятаться, если мафия действительно хочет их найти. Кэт была молода. Она не заслуживала жизни, полной страха, жизни, в которой постоянно оглядывалась через плечо.
— Прости меня, красавица, — сказал он наконец. — Но я вынужден отказать.
— Но почему? — она не хотела знать, но все же.
— Я помолвлен.
— Оу, — у нее перехватило дыхание. Из всех сценариев, которые она себе представляла, из всех ответов, к которым она готовилась, она даже не подумала, что он может быть с кем-то еще. Но почему бы ему не быть? Он был богат, могущественен, потрясающе красив, обаятелен, защищен и совершенно неотразим. Она была для него всего лишь увлечением, но не более того. Мир выпал у нее из-под ног, и на мгновение она перестала дышать.
— Мне очень жаль. Я даже не думала... я думала, когда ты... когда мы... это было неправильно с моей стороны, — она оттолкнула стул, и ее салфетка упала на пол.
— Я чувствую себя такой дурой. Я имею в виду, что мы не были влюблены или что-то в этом роде, или я думала, что это будет по-настоящему, но я была в отчаянии... моя сестра... мне нужна была помощь, и... конечно, ты не можешь.
— Мия, — на его лице появилось страдальческое выражение, первый намек на то, что он вообще что-то чувствовал к ней.
— Нет. Все нормально. Тебе не нужно больше ничего говорить. Я и так знала, что это плохая идея. Я не хочу выходить замуж за мафиози. Вся моя жизнь была в том, чтобы сбежать от своих мафиозных корней. Я уверена, что за то короткое время, что мы были вместе, я превратила бы твою жизнь в сущий ад, даже если бы она не была настоящей. На самом деле я была бы ужасной женой мафиози. Я не умею готовить. В обычной жизни я неловкая. Я всегда использую не ту вилку за столом. Со мной нелегко жить. Я очень неряшлива, слушаю громкую музыку, странно одеваюсь, ем много нездоровой пищи, и я никогда не завинчиваю крышку на зубной пасте. Но я рада, что ты нашел того, кто действительно хочет такой жизни. Я уверена, что она просто прелесть.
Ее сумка упала с края стула, когда она соскользнула с сиденья. Дрожащей рукой она наклонилась, чтобы поднять его, и слишком быстро поднялась, зацепившись чулком за грубый металлический кант кресла.
Ее лицо пылало, а пульс бился так сильно, что она слышала только бешеный стук собственного сердца.
— Мия. Подожди, — Нико встал, его стул издал пронзительный визг, когда он заскрежетал по полу.
Внезапно чудовищность ситуации накрыла ее с головой, и все начало проясняться. В течение пяти дней она была сосредоточена на этой встрече, надежда придавала ей мужество продолжать бороться. Но теперь ничто не могло удержать ее, никто не мог подхватить ее, когда она падала. Она отступила назад, чтобы уйти, спотыкаясь на неудобных, незнакомых каблуках. Она схватила стул для равновесия и опрокинула его на пол.
Она не собиралась унижаться еще больше, падая лицом в грязь. Она взяла себя в руки, сделала глубокий вдох, повернулась, и вышла за дверь с такой скоростью, что заставило затяжку на чулках перетянуться сзади на бедро.
* * *
Нико нажал на газ своего супербайка «Дукати» и свернул с дороги в сторону парка Фейр Стейт Парк. Извилистые дороги через разноцветные скалы и мимо озера Мид были лучшей частью путешествия. Обычно он ездил на мотоцикле, чтобы расслабиться и отвлечься от всех обязанностей банды, постоянной необходимости отстаивать свою власть, тонкого балансирования между нелегальным и законным бизнесом, риска насилия и еще большего риска быть пойманным. Но сегодня он не видел ничего, кроме асфальта, несущегося ему навстречу, не чувствовал ничего, кроме холодного горного воздуха на своем лице, и не слышал ничего, кроме рева двигателя и стука собственного пульса в ушах.
Он хотел уйти, и все же дорога должна была привести его обратно. Вернуть к обещанию, которое он прошептал, когда умер его отец. Возвратить к наследству, которое оставил ему отец, и к ответственности за семью, которая теперь представляла собой смесь преступления и крови.
От Кадиллака, на котором он ездил, до часов Vacheron Constantin, которые он носил, от костюмов Brioni до итальянских кожаных ботинок — он был всем, чем хотел его видеть отец. И все же в его броне были щели. Маленькие препятствия, которые могла понять только его мать: татуировки на теле, кожаные куртки, ботинки и джинсы, которые он предпочитал носить, байк, на котором он каждую неделю ездил в пустыню в поисках чего-то, о чем он не подозревал, пока в его руки не попала Мия.
Он хотел ее.
Он хотел ее с такой яростью, что у него перехватило дыхание.
Он хотел ее каждой каплей своей ублюдочной крови.
Он хотел, чтобы она была на его байке и в его постели. Он хотел, чтобы она лежала с ним рядом и под ним.
Каково это — иметь рядом с собой женщину, обладающую такой силой? Женщину, которая бросает вызов условностям, прокладывает свой собственный путь и знает, что у нее на уме. Женщину, которая одновременно бросала ему вызов и приводила в ярость, соблазняла и сопротивлялась ему. Женщину, готовую пожертвовать собой ради семьи, отдать себя ему на всю оставшуюся жизнь.
И он сказал «нет».
Разрываясь между выполнением долга перед семьей и исполнением заветного желания, ублюдок во всех отношениях, и он сказал «нет».
Ничто в его жизни не ранило так сильно, когда он смотрел, как она теряет надежду. В его жизни не было ничего, о чем он сожалел бы больше, чем о том, что причинил ей боль.
Что, черт возьми, он должен был сделать?
Он снова и снова прокручивал в голове эту ужасную встречу, и каждый раз к горлу подступала желчь, и чувство вины терзало его душу. Он помнил все в мучительных подробностях — как дрожала ее рука, когда она отдавала ему контракт, обломанные, накрашенные ногти, маску, скрывавшую ее прекрасную кожу, явный дискомфорт в отвратительном розовом наряде, пучок, скрывавший ее великолепные волосы, то, как она покачивалась на каблуках, надежду, которая разбилась вдребезги на ее лице.
Его сердце сжалось при мысли о его храброй, сильной Мие, в каком она была отчаянии, что она надела одежду, которую ненавидит, и добровольно предложила себя в жизнь, которую презирает, как она боялась, что должна была попросить о помощи.
Он уничтожил ее всю, одним словом. Он сам себя уничтожил.
Нико склонился, въезжая в поворот, когда дорога по парку начала петлять. Быстрее и быстрее, адреналин бурлил в его теле — пьянящая смесь возбуждения и страха. Один промах, и все будет кончено. Один промах, и он умрет сыном своего отца, но не самим собой.
Он замедлил ход мотоцикла и остановился на смотровой площадке, уставившись поверх горного перевала. Лука остановился позади него, напомнив ему, что босс никогда не бывает по-настоящему одинок.
— Все в порядке, босс? — Лука спешился и пошел по гравию так, словно ему угрожала опасность.
— Да. Подожди минуту. Потом мы вернемся в город, — Лука и Фрэнки были единственными солдатами в его команде, которые умели ездить на мотоциклах, поэтому они дежурили по очереди, когда Нико уезжал на байке. Большой Джо должен был подъехать сзади на своей машине, на случай, если у них возникнут проблемы с байками.