Джон присмотрелся повнимательней, но ничего не смог разглядеть. Во всяком случае, это не человек был там, внизу: нечего делать человеку в этом чертовом лазе. А раз не человек, значит... Ну да, прочие варианты попросту отсутствуют.

- Эй, Спайк, Спайк! - Мэрфи встал на колени, сунувшись лицом к решетчатому перекрытию.

- Спайк! Ты здесь? Что ты здесь делаешь?

Темная масса внизу шевельнулась - и Мэрфи понял, что это не Спайк. Он успел рассмотреть блестящую от липкой слизи голову, разворачивающуюся к нему страшную пасть - и это последнее, что ему довелось увидеть. Потому что тугая струя кислоты, вдруг брызнувшая из пасти, пройдя сквозь решетку, ударила ему в глаза.

- А-а-а!

Дикий крик не услышал никто - так же, как никто не слышал пения. Обезумевший от боли Джон Мэрфи, прижав обе руки к остаткам лица, слепо попятился, сделал назад шаг, другой - и рухнул прямо в главный ствол вентиляционной шахты.

Бьющий ему навстречу поток разогретого воздуха был столь силен, что существенно замедлил падение, однако человек, упав с большой высоты, за десять метров свободного полета набрал такую скорость, что инерция падения пересилила мощь воздушной струи.

...И гудящая сталь вентилятора приняла его тело.

13

Освещение было приглушено, и в госпитальной палате царил полумрак. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, на больничной койке, где было бы тесно и одному. Рипли не хотелось ни говорить, ни шевелиться. Впервые за очень, очень долгий срок ей было хорошо.

Похоже, аналогичные чувства испытывал и Клеменс. Но все-таки именно он первым разомкнул губы.

- Спасибо...

Рипли не ответила. Клеменс замялся: несколько секунд он не мог решить, стоит ли ему говорить то, что он задумал.

- Я очень благодарен тебе, но...

Рипли посмотрела на него, подперев рукой голову:

- Но?

- Но признайся: ты все-таки преследуешь какую-то свою цель?

Клеменс огляделся в поисках одежды. Одежда оказалась разбросанной по всему полу - и это он-то, с его почти маниакальной тягой к аккуратности! Да, страсть обрушилась на него, как оголодавший зверь...

- Я хочу сказать вот что. - Одеваясь, он запрыгал на одной ноге. При всей моей благодарности я не могу не замечать: ты уклонилась от ответа, причем уклонилась дважды, не считая нашей первой беседы. Первый раз - во время вскрытия, когда последовала... ну, скажем так: неловкая дезинформация. И второй раз - сейчас. Хотя, согласен, сейчас ты сделала это гораздо более очаровательным способом.

Клеменс через голову накинул форменную робу и теперь возился со змейкой-молнией. Молнию заело.

- Поэтому меня гложет одна очень неприятная мысль. Скажи, неужели ты даже в постель со мной легла - чтобы не отвечать на вопрос? И что же это за тайна такая в этом случае?!

Спохватившись, Клеменс посмотрел на Рипли почти испуганно.

Но ничего страшного не произошло. Женщина улыбнулась ему улыбкой облегчения:

- Да, было так. Но сейчас - нет. Ты мне по настоящему нравишься. Правда! А что касается тайны... Ну, давай считать так: в гиберсне я увидела страшный сон, поэтому мне нужно было точно знать, что убило девочку. Но я ошиблась. Да, к счастью, я ошиблась...

Врач недоверчиво хмыкнул:

- Сон - в анабиозе... Не знаю. По-видимому, сейчас ты совершаешь еще одну ошибку, не желая мне открыться.

- Возможно. Но если так, то это - моя третья ошибка, не вторая.

- И что же было второй?

Рипли смотрела на Клеменса уже серьезно, без улыбки.

- Близость с заключенным. Физическая близость. По-моему, это против правил тюрьмы.

Врач взглянул на нее с легким удивлением.

- Я - не заключенный.

Ничего не ответив, Рипли выразительно провела рукой по затылку. Клеменс автоматически повторил ее жест. Пальцы его ничего не нащупали на собственной голове, - кожа, острая щетина пробивающихся волос, - но он понял...

Да, ему следовало сообразить это раньше. Но что делать, если он и сам уже забыл (потому что стремился забыть) о татуировке. Обычной, полагающейся административными правилами татуировке, которая наносится на затылок каждому из арестантов и содержит его личный номер и указание на досье.

Его номер был К-1144-085...

- О! - произнес Клеменс без волнения, - ты наблюдательней, чем я считал. Да, у меня тоже есть своя тайна. Хотя, в отличие от твоей, она шита белыми нитками.

Некоторое время он стоял в раздумье, потом улыбнулся.

- Это действительно нуждается в объяснении. Сейчас я пока не готов его дать; если ты не возражаешь - позже. Хорошо?

Рипли кивнула.

В этот момент под потолком голубой вспышкой полыхнула сигнальная лампочка, и чей-то голос - хриплый, неузнаваемый, вдвойне искаженный волнением говорящего и плохим качеством списанного динамика - прозвучал по системе внутреннего оповещения. Это был единственный работающий канал: кабинет директора - госпиталь.

- Мистер Клеменс!

- Мистер... Аарон? - Клеменс тоже скорее угадал, чем узнал, кто говорит.

- Да. Директор Эндрюс считает, что вам необходимо срочно подойти на второй квадрат двадцать второго уровня... У нас там несчастный случай.

- Что-нибудь серьезное? - переспросил врач немного скептически.

- Да, пожалуй, что так... - Говоривший слегка помедлил. - Одного из наших заключенных разрубило на куски.

- О, черт! Иду. - Клеменс одним движением застегнул заупрямившуюся молнию, втиснул ноги в ботинки, нажал кнопку отключения интеркома - все это за долю секунды. Потом он оглянулся на Рипли:

- Извини, дорогая, мне нужно идти. "Пожалуй, что так!" Вот уж дубина восемьдесят пятого размера!..

Прежде чем захлопнуть за собой дверь, он оглянулся еще раз.

Женщина сидела на койке, придерживая на груди одеяло, и в глазах ее застыл уже изжитый было ужас. Не просто ужас - тоска, целеустремленность, сложная гамма чувств. Клеменс уже видел раньше такое у нее в глазах, но надеялся, что все это миновало.

Однако теперь ему действительно необходимо было спешить.

Прикрыв дверь, он бегом устремился по коридору, отчетливо понимая, что его вмешательство, - во всяком случае, в качестве врача - уже не потребуется.

14

Уши закладывало от неумолчного рева вентилятора, но отключить его было нельзя: останавливался производственный цикл. Да и незачем, в общем-то, было его выключать: тело прошло сквозь лопасти как вода сквозь редкое сито, и вся шахта теперь была забросана кусками окровавленного мяса.