Что касается до неверующих, то именно этот язык только и может быть для них понятен и убедителен: во имя разума они отказываются верить, от имени разума и надо доказывать им безрассудство их неверия, а верующий не имеет права сомневаться в том, что это не трудно, как они не имеют права сомневаться в том, что вечная истина правды Божией – единственная разумная правда, как единая абсолютная истина среди нелепых гипотез и глупой лжи, что воля Божия – единая разумная воля среди глупой самостоятельности сынов противления, не желающих согласовать свою волю с единой разумной волей Верховного Разума мира.
Чего хочет неверующий, приступая к изучению Библии? Он знает, что Библия официально признана за основу жизни государственной, общественной и частной, и поэтому он шагу не может ступить разумно, не изучив основательно мировоззрение, идеал и этику, официально признанные за основы жизни, хотя бы для того, чтобы сознательно и разумно бороться против этого установившегося порядка вещей. Только эта внутренняя суть Библии и имеет для него значение; отказываясь верить во имя разума, он только во имя разума и может критиковать Библию как официально признанную основу жизни, причем мертвящая буква писания имеет для него еще менее значения, чем для верующего.
Для неверующего заниматься вопросами о том, кем, когда и по какому поводу была написана та или другая часть Библии, – совершенно бесцельное убивание времени, схоластические препирательства, которые ни к чему привести не могут, так как Библия и ее официальное признание за основу жизни – жизненный факт и только; изменить этот факт можно только заменив Библию, как основу жизни, новою основою жизни.
Отказываясь верить во имя разума, неверующий должен и Библию отрицать не только как Божественное Откровение, но и как официально признанную основу жизни тоже во имя разума, и новую основу жизни на место Библии принять сознательно лучшую, разумно доказав ее преимущества перед Библией. Для него, очевидно, и космогония Библии, и вся историческая часть ее, и все чудеса, о которых она повествует, и пророчества, и притчи, и законы – все это имеет значение настолько, насколько обусловливает собою мировоззрение, идеал и этику: эту непреходящую философскую суть Библии, которая и есть библейская основа жизни; другими словами, и для неверующего, по требованию разума, как и для верующего, по завету апостола, первенствующее значение имеет животворящий дух слова Божия, который и необходимо уразуметь под покровом буквы мертвящей.
Всякое дело трудно, когда любовь и не светит, и не греет. Божественное Откровение во всей совокупности, как и каждое отдельное слово жизни, вполне доступны и вразумительны для всех, кому вера открыла глаза духовные и любовь сделала сердце способным уразуметь; для неверующего, напротив, уразуметь животворящий дух Библии представляет значительные трудности, преодолеть которые редко у кого хватит энергии и настойчивости без сотрудничества верующего.
Ведь Библия как официальная основа жизни признается таковою согласно пониманию верующих, следовательно, и для неверующего мировоззрение, идеал и этика Библии имеют значение именно согласно пониманию верующих. Вот почему я считаю настоящий труд полезным не только для верующих, но, в неменьшей степени, и для неверующих, так как для тех и для других, хотя и приступающих к изучению Библии с разными целями и чувствами, существенно в Библии одно и то же и дорога предстоит одна.
Если верующему предстоит возможность проверить степень сознательности своей веры, для неверующего предстоит возможность проверить степень сознательности своего неверия и степень сознательности своей враждебности к религии как к официально признанной философской основе жизни.
Мне остается сказать несколько слов о том, как я читал Библию, о том, как изучал животворящий дух вечной истины правды Божией под покровом буквы мертвящей и как буду излагать вечную истину правды Божией на языке современной интеллигенции, – скажу в последующих главах.
Шопенгауэр в предисловии к первому изданию своего труда «Мир как воля и представление» требует от читателя, чтобы он прочел это сочинение дважды, первый раз с терпением и доверием к автору, который при единстве мысли, составляющей краеугольный камень стройного мировоззрения, не может избежать многообразия целой системы мыслей, составляющих в совокупности одно стройное целое, как архитектурные детали составляют в совокупности одно целое по идее произведение архитектуры.
Это требование гораздо основательнее, чем оно кажется на первый взгляд. Нельзя судить о сравнительном достоинстве и целесообразности деталей какой-либо картины или здания, не имея понятия о целом произведении искусства, не впадая в наивную самоуверенность мухи, которую Макс Нордау заставляет критиковать непонятные для него неровности на поверхности колоссальной статуи Бавария.
В области отвлеченного мышления целое мировоззрение не может быть выражено одним словом, которое соответствовало бы общему впечатлению при взгляде на целое произведение искусства, воплотившее в себе мысль художника во всей ее цельности. Наш дух может содержать целое мировоззрение в единстве основной объединяющей мысли только при помощи напряженного внимания, объединяющего в один животворящий дух все детали по мере их изучения под личиною буквы мертвящей. Для того чтобы это внимание не ослабевало, необходимо читать первый раз с верою и любовью, чего требует даже и Шопенгауэр по отношению к себе совершенно основательно, стараясь уразуметь и не получая понятия о целом до самого конца книги. Когда все произведение прочитано и при помощи внимания все детали слились в одно стройное целое, необходимо прочесть второй раз, чтобы сознательно отнестись к деталям при свете понимания того стройного целого, в которое они входят как составные части.
Если это требование справедливо со стороны Шопенгауэра относительно сочинения, в котором он систематично излагает свое философское мировоззрение, тем более необходимо для нас решиться на не менее серьезное отношение к Божественному Откровению, помня, что Библия не систематическое изложение мировоззрения, идеала и этики, соответствующих вечной истине правды Божией, а слова жизни, исходившие из уст Божиих сообразно потребностям постепенного воспитания падшего человечества для Царства Небесного.
Для меня было ясно, что сознать животворящий дух Откровения во всем его стройном единстве я не могу, не прочтя всю Библию с начала до конца, твердо веруя, что под покровом буквы мертвящей найду животворящий дух. Читать Библию первый раз, еще не имея цельного представления о вечной истине правды Божией во всей ее стройности, читать ее с горячею верою в то, что оно есть, это стройное единство животворящего духа, не смущаясь пестротою и кажущимися противоречиями буквы мертвящей, читать, не скажу, с терпением, а с радостным, трепетным вниманием того, кто в темном, смрадном подземелье почуял струю чистого воздуха, потом увидел слабый луч далекого света и, идя по этим указаниям, набрел, наконец, на несомненный путь к выходу из ненавистного лабиринта, – читать так было для меня не трудно, читать иначе было бы для меня невозможно.
Каждое слово книги жизни было для меня так дорого, как отзвук родины далекой, и, если бы меня не томила духовная жажда, я и тогда не мог бы отказать себе в этом духовном наслаждении.
Пока я читал, любя и веруя, с благословением и благодарностью за свет и теплоту, наполнявшими душу ликованием, я ясно понимал животворящий дух под внешнею оболочкою буквы, и дух дышал во мне дыханием жизни вечной. Когда рутина склада ума, навязанная жизнью и наукою, заставляла меня умствовать по обычаю книжников, я придирался к букве мертвящей, анатомировал ее, и вот передо мною лежал холодный труп отвлеченной мысли, и душу леденил могильный холод; смятение и ужас указывали мне на то, что я оставил добрую дорогу, и я опять искал света и радости и опять попадал на верный путь.
И я решился читать Писания как дитя, которому не надо ученых трактатов и сложных умствований, чтобы понять слова матери, ее мысли и чувства, все равно высказаны ли они в форме аллегории, сказки или на условно-образном языке, понятном только для ребенка и его матери. Спаситель сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное[47]. Если не будем принимать слова вечной жизни, как дети принимают слова матери: смиренно веря и любя, мы не поймем животворящий дух и неизбежно будем бесплодно блуждать в лабиринте буквы мертвящей.
