– Никогда не видел такого мастерства, даже не знал, что нечто подобное возможно.
– Пф, мелочи, можно и лучше. Есть к чему стремиться. – Вервольф немного скептически осматривал своё творение, и вдруг очнулся, словно только что заметил своего собеседника. Теперь уже полуволк явно разговаривал с полутигром, теперь его речь соответствовала рычащему тембру и неоспоримой силе, пусть и не до конца вязавшимися со стилем боя первого. – Вроде, старый хилый кошак, а не из робких. Я прям зауважал!
Вервольф оценивающе посмотрел на пожилого ба’астида, и, когда их глаза встретились, ненадолго выскользнул из его памяти и внимания. Ба’астид как будто на несколько мгновений перестал понимать, почему он стоит рядом с экспозицией безжизненного застолья и смотрит в пустоту. Тем не менее вызывавшая дрожь кратковременная потеря памяти не помешала привыкшему к ужасам вечных войн старику продолжить бесспорно опасный диалог:
– Старым быть тяжко, хилым быть постыдно, но быть робким при дочери недопустимо.
Вервольф перевёл взгляд на явно не спешившую вставать девушку и хрипло рассмеялся, прикрыв обнажившиеся клыки тыльной стороной кисти, из-за чего находящийся в ней кинжал коснулся длинных серебристых волос:
– Кх-хе-хе, верно говоришь, дед. И зачем упырь ради какой-то ма’алаки’ нарушил Право Сильного?.. Хотя, не будь кошка осквернена кровью ангела, была бы, может, весьма…
Старик начал переживать, что допустил ошибку в «переговорах», и постарался отвлечь от своей дочери внимание невероятно опасного собеседника:
– Право Сильного? Мне казалось, что Вы пришли из-за убийства предыдущего центуриона, достопочтимого…
– Что за чушь!? Хочешь править – возьми право, таков закон! – Речь полуволка стала ещё более резкой, отрывистой, она наполнилась гневом и презрением. – Если бы Андабат пал в честном бою, то и быть посему. Взявшись за меч, будь готов умереть. А сброд, который своей подлостью посмел предать законы своей расы!.. – вервольф вдруг опомнился, он тяжело вздохнул и задумчиво произнёс. – Эх, тебе то откуда об этом знать, кошак… Право Сильного…
Старый ба’астид не был уверен, стоит ли вмешиваться в размышления собеседника. Хоть он и не чуял смертельной опасности для себя и своей семьи, но всё же прекрасно понимал, что есть вещи не менее страшные, чем потеря этой последней оставшейся у него ценности. Полутигр лихорадочно обдумывал, как прервать столь напряжённое для него молчание, и потому до него не сразу дошёл смысл слов вновь развеселившегося демонида:
– По правому берегу озера сейчас ни одного охотника Легиона. Примерно в четверти перелёта встал кто-то из ваших. На’аги, вроде. Возьми свободу, если вправе. – Вервольф вновь обнажил волчьи клыки. – И если день будет долгим.
Демонид отсалютовал своим окровавленным мизерикордом и неспешно направился винному стеллажу, пробормотав себе под нос: «Хорошее пойло мне старик подсунул. Взять бочонок, что ли?..»
Старый полутигр понял, что разговор окончен, но на всякий случай застыл на месте, чтобы выразить учтивость, когда неожиданный освободитель повернёт в сторону выхода. В отличие от своей дочери. Ба’астидка наконец решилась встать, и едва слышным дрожащим голосом то ли спросила, то ли сообщила:
– Нас не убьют…
Услышавший шёпот ба’астидки вервольф подбросил свой кинжал и резко развернулся, театрально встав в позицию фехтовальщика с рапирой. Разве что без рапиры. Демонстрируя остроту волчьих зубов, он надел маску надменности на своё почти человеческое лицо:
– Тебя явно не учили общаться с кровожадными монстрами, киска. – Мизерикорд идеально приземлился в протянутую руку. Благодаря заменившему рапиру кинжалу статуя «позиция фехтовальщика» могла считаться завершённой. Окрашенное красным остриё указывало на девушку, словно вызывало её на поединок.
Явно довольный произведённым эффектом вервольф рассеялся. Вновь забывший о существовании ба’астидки, он вопросительно посмотрел на её отца, направив оружие на один из бочонков – он явно хотел узнать, какое вино только что пробовал. Старик утвердительно кивнул.
Полуволк одним движением плеч распахнул свою пепельную куртку и убрал в неё как кинжал, так и указанный бочонок. Оба предмета скрылись под складками одежды, словно их и не было вовсе. Затем вервольф повернулся к выходу и начал готовиться к бегу. Его внешний вид начал преображаться: заострились уши, ногти превратились в когти, густой серый мех начал покрывать всё тело. Он проворчал как будто сам себе:
– Додумаетесь хоронить упыря – выслежу и лично выпотрошу. – После чего накинул на свою голову капюшон и на несколько секунд исчез из памяти обоих своих зрителей.
Осознавшая, что весь этот «спектакль одного актёра» наконец закончился, обессилевшая ба’астидка готова была рухнуть на каменный пол, её била сильная дрожь, слёзы застревали в уголках её высохших губ. Отец вовремя подхватил её. Он крепко обнял свою дочь и внезапно осипшим сдавленным голосом как мог, пытался её успокоить:
– Тише, тише, Хано. Девочка моя, всё хорошо. Всё будет хорошо, слышишь. Всё будет хорошо. Представляешь, мы идём домой. Слышишь, домой. Скоро ты будешь дома. Ну? Дома, а там мальчики. И Хару, и Мару, представь, как они обрадуются. Всего то и осталось – дойти до дома…
***
21 день с начала внеземной интервенции.
Сообщение:
«Привет, Даниель! Ты, наверное, ещё не успел раскидать бумаги по полкам и расставить фотографии на столе, но заниматься этим тебе придётся после совещания. Со старыми коллегами тоже здороваться будешь после. Да уж, тебе как всегда не везёт. Срочное совещание в первый же день. Начало через двадцать минут. Обнаружили разумного представителя вторженцев. Судя по докладу, это какой-то синий говорящий шарик, который общается нелепыми фразами и записками. Хорошо, что хоть общается. В общем, не опаздывай. Ах, да, ещё кое-что. Рад, что ты к нам вернулся, хоть и при таких обстоятельствах. В слух повторять не собираюсь, учти. Не опаздывай.»
Параграф 06:
Предвосхищение и его отсутствие.
Пожилой ба’астид скользил взглядом по двум путникам, вышедшим из густого тумана. Встретившись глазами с одним из них, юношей неизвестной расы в пепельных одеждах, он на мгновение потерял незнакомца из вида и даже забыл о его существовании. Нахлынувшие в этот момент воспоминания заставили полутигра потеплеть и похолодеть одновременно.
Несмотря на возникшую бурю эмоций, старик оставался собран и постарался ничем не выдать своё беспокойство, он лишь слегка поклонился незнакомцу и начал всматриваться в хлопья вечного тумана, плывущие по загадочной пустоши. Со стороны невозможно было заметить, что краем глаза ба’астид продолжает следить за беспечными с виду путешественниками и прислушивается к их разговору.
Юноша с почти чёрными волосами скептически осматривал стену изъеденных временем высоток:
– Как ты говорила? Деревушка?
– Н-да, деревушка малость распухла…
– И заодно превратилась в свалку.
– А я так надеялась на ресторанчик… Всё-таки придётся охотиться.
– На кого? На местных бомжей? Один в наличии уже имеется.
– Не-е-е, это тоже представитель народа кошкодевочек. Вообще-то у кошкодевочек часто рождаются особи с отклонениями, их ещё называют самцами. Вместо того, чтобы милосердно усыпить несчастных уродцев, кошкодевочки используют их для размножения. У этого, наверное, срок годности вышел, вот и выбросили, но всё равно, есть его будем, только если не найдём ничего другого.
– Кошкодевочки? То есть, ба’астиды? – По словам и поведению юноши было невозможно определить, действительно ли ему интересно, или же он просто поддерживает разговор.
– Ага. Кошкодевочки – милашки! Да в общем-то и те двое мелких тигрят тоже сойдут, если подумать. Даже жаль, что в итоге они вырастут.
Пожилой ба’астид готов был сорваться. Нет, не из-за унизительных высказываний незнакомцев. Жизнь давно уже отучила его обращать внимание даже на столь сильные оскорбления. Ба’астид услышал кое-что куда более важное. Стараясь быть как можно более сдержанным, он учтиво поклонился и обратился к путникам: