- Внучок, чего грустишь? – вопрос прозвучал глухо, хотя комната почти пустовала. – Расселся снова на холодном. Простынешь же!

  Мальчик вздрогнул. Мише часто казалось, что он не замечает кого-то. Шедшего следом или стоявшего за спиной. Неожиданно, потому что страх обычно напирал в темноте, подталкивая оглянуться изнутри. Неприятный толчок в груди, он вывел его и сейчас из задумчивого оцепенения.

  Он слишком глубоко провалился в собственные мысли. Сидел на полу, на коричневом потёртом куске оргалита, который действительно оставался зябким зимой из-за гуляющих сквозняков. Не обязательно распахивать двери и окна, если деревянные рамы, стоявшие десятилетия в шелухе облупившейся краски, оставляли достаточно дыр под потоки холодного ветра. Мальчик шмыгнул носом и впервые заметил, что ноги замёрзли.

   - Людмила Петровна, - привычно тихо, отделяя каждое слово, произнёс ребёнок, - я уже просил не пугать меня и называть Мишей. Слишком тихо и непривычно. Мне неудобно.

  Мальчик поднялся, опираясь на оставшуюся часть сколоченной стенки. После переезда та совсем сдала и порядком подразвалилась. Мама добавила в конструкцию с горсть гвоздей и Миша особенно старался не задеть редкие остатки фурнитуры и хлипкие декоративные рейки. Только лакированные дверцы оставили на себе отпечатки пальцев. Останки мебели перевозили из прежней съёмной квартиры и они составляли всё убранство комнаты. Старьё, скрип петель и шорохи также следовали за маленькой семьёй, не прекращаясь после смены жилья. И соседи сверху катали тот же шар по потолку, и в окна время от времени скреблись те же раскачиваемые ветром ветви. От такого не убежишь.

   - Мишенька, запамятовала я. – старушка взмахнула руками и поправила шаль. - Не расстраивайся. Каждый день одно и то же, крутишься от ночи к ночи в темноте. Дни же самые тёмные к праздникам. Редкий час останется светлым. Но, знаешь, тебе не стоит из-за плохой погоды мёрзнуть и грустить…

  Мальчик поднял голову к потолку и проследил за звуком, прервавшим разговор. Гул прошёл от двери к окну. Миша повёл плечами и почесал левой рукой плечо и спину. Затем перевёл взгляд на бабушку и ссутулился, заметно выдохнув.

   - Я знаю. Мне не нравится страх мира снаружи. Ну, постоянные неудобства, плохие новости и трудности случаются всегда. Это правда. Но сейчас проблемы срослись в серую ленту. Постоянно что-то происходит и беспокоит меня и маму. - сказал мальчик, осматривая залитую жёлтым светом комнату. – Мы связаны. Мне так кажется. Она справляется, но как и надолго ли хватит, не знаю. Не могу понять. Трудно и одиноко. Может поэтому маме так плохо.

   - Плохо? – тихо спросила старушка, рассыпав ещё больше морщин по лицу. – Что именно происходит? Можешь рассказать мне?

   - Ну, она иногда не спит, иногда плачет ночами. – ответил мальчик и пожал плечами. – Тихо, но слышно. Иногда мне кажется, что маме тяжело со мной. Помочь ничем не могу, а сама бесполезность делает жизнь хуже. Скорее даже не хуже, а тяжелее.

  За минутную паузу мальчик успел осмотреть неровности пола и все детали носков. Вспомнил, почувствовал, что забыл взять чистые ещё вчера. Вспомнил, что уже пару дней не видел мать: только приготовленные вещи, заправленную утром кровать и пустой дом до глубокой ночи.

   - Не впускай такие мысли в своё сердце, внучок. – покачала головой старушка и улыбнулась с тёплым блеском в глазах. – Всё будет хорошо. Кому нужно, тот пускай и переживает. За плохими мыслями следом тянутся сомнения, ворох шорохов в ночи, тревоги и беды. И без них тошно в жизни, поверь. Обыденных опасностей и повседневных бед предостаточно. Поэтому и не вини себя. Мама твоя вас сюда перетащила. Ремонт начала. Старается изо всех сил. Она же приготовила замечательные подарки?

   - Угу, знаю. – кивнул в ответ Миша. – Книга, свитер и конфеты. Может, мне и стыдно должно быть, но как-то без сюрпризов, грустно немного. Нет никого дома большую часть времени, стены и улицы в окнах непривычные, хоть и похожи на прежние. Праздничного мало. Хочется залезть быстро на кровать, закутаться в одеяло с головой и забыться. Только душно и неприятно прятаться в одиночку, пока никого нет рядом.

   - Так пошли гулять. Праздничное, оно и за окном. Будем искать интересное. – кивнула в ответ старушка. – На улице всё украшено. Огни и ёлки, свежесть морозная и люди разные. Пойдём посмотрим?

   Старушка вглядывалась в лицо Миши и с улыбкой отмечала каждую перемену. Сначала глаза мальчика пробежали по ней самой, затем по потёртым дверцам и пустым углам квартиры. Затем ребёнок сглотнул, задумался и расслабил все мышцы лица. Он всматривался, почти насквозь, в проём двери, ведущей в коридор. Почистил пальцами уголки глаз и поправил на себе футболку, всего с минуту переваривая решение.

   - Да, до прихода мамы ещё много времени. – ответил Миша и впервые улыбнулся. – Нельзя прятаться от открытых окон и дверей. Так мне даже спокойнее будет. Идём к ёлке!

  С этими словами ребёнок бодро, с напускной энергией в каждом шаге, двинулся к шкафу собирать вещи. Открыл дверцу, принялся перерывать полку, а затем полез ещё и на вторую. На пол слетел полуоткрытый рюкзак, из которого тут же выпала книга, шоколадка и упаковка бенгальский огней. Спустившись, Миша принялся выкладывать лишние вещи и переложил внутрь рюкзака из кармана оставленные мамой деньги.

   - Может оставишь огни и зажигалку? - спросила бабушка, посмотрев с прищуром на небрежно закинутое на полку содержимое карманов. – В каникулы зажечь несколько бенгальских – самое то для мальчишки.

   - Нет, потом уберу их. – сказал Миша, помотал головой и закрыл до конца молнию. – В школе подарили, сам бы не купил. Не люблю. От пристального взгляда на искры мир вокруг кажется потом мрачнее. Знаю, что дело в глазах, но мне иногда не по себе. Может, зрение стало хуже.

  Ребёнок пожал плечами, а старушка улыбнулась, молча кивнув в ответ. Ни одеваясь потеплее, ни закидывая на плечо рюкзак, ни спускаясь вниз, ни выходя на улицу, ни спеша к основной ёлке под множеством украшенных гирляндами окон, Миша не поддавался ни на секунду тревоге. Лишь в самом начале, когда лифт принялся подыматься за мальчиком и бабушкой, послышались шорохи из-за деревянной двери, ведущей к лестнице. В неё скреблись чуть слышно, но с силой и в нескольких местах. Массивное полотно подёрнулось под едва различимый скрежет, но не открылось. Мальчик замер в оцепенении и не мог решиться на что-либо. Чувство холода крюками проходило в замершую грудную клетку, притягивая к ненужной двери. Выманивая тело на лестничный пролёт.

   - Это могли быть и кошки. – сказала бабушка, протягивая руку в сторону лифта. – Не наше дело, пошли.