Хасим вел себя как-то уютно и по-домашнему, будто бы в этой кальянной он проводил чуть не каждый свой вечер: задумчиво попивал чай из своей чашки, будто несколько минут назад ни за кем и не гнался по вечернему кладбищу.

– У тебя есть хотя бы какие-то идеи насчет того, кто это мог быть и что ему нужно?

– Идеи-то, конечно, есть… Но зачем этому человеку могла понадобиться… – Он будто бы сам прервал себя, снова отпил глоток яблочного чая и поставил чашку на стол. – Послушай, Леон, прежде чем я расскажу тебе, из-за чего, по моей версии, гоняется за мной этот сумасшедший, я должен открыть тебе кое-какую тайну… Рассказ мой будет весьма долгим, так что садись-ка поудобнее.

– Какую тайну? – взволнованно спросил я.

Вместо ответа он улыбнулся, потом снова взял трубку кальяна, выпустил из ноздрей струйку дыма и начал рассказывать:

– Думаю, тебе хорошо известно, что издревле в Константинополе было туго с питьевой водой. Оттого еще во времена первых византийских императоров здесь были построены огромные акведуки, в том числе и тот, что теперь проходит практически по центру города, акведук императора Валента. А он, между прочим, город обслуживал до конца Османской империи. С незапамятных, античных еще времен, когда город не был даже Константинополем, а был маленькой деревушкой Бизантиумом, в нем строили огромные подземные водохранилища, поскольку никакой пресной воды на небольшом полуострове у самой восточной границы Европы не было. Позже Бизантиум стал частью Римской империи, и нужда в пресной воде только росла год от года. Изобретательные римские инженеры придумали целую систему акведуков и водохранилищ, чтобы утолить жажду ненасытного города, и цистерн в нем появилось столько, будто под землей кто-то неведомый выстроил еще один город для воды. Первые христиане использовали для строительства самый что ни на есть подручный материал – развалины античных языческих статуй и колонн, и так будто бы возникали новые языческие подземные храмы – храмы воды, обраставшие со временем легендами и мифами, как некогда и сами античные божества. В одном средневековом источнике встречается свидетельство путешественника о том, что будто бы под Святой Софией есть настолько же большая цистерна, насколько и сам храм, и якобы даже в ней могут плавать корабли и разворачиваться водные бои, будто в Большом императорском дворце есть секретное водохранилище и император может запереться внутри и сидеть несколько месяцев, пользуясь только своей водой. Словом, под Стамбулом есть еще один город, состоящий из цистерн, и в некоторых даже по-прежнему имеется вода, и они прекрасно сохранились, в них проводят концерты благодаря хорошей акустике и берут неплохие деньги за вход…

Хасим снова выпустил струйку кальянного дыма.

– Но иным цистернам, Леон, повезло гораздо меньше. Остатки некоторых из них можно найти в подвалах современных зданий, в какие-то даже пускают… Ну-у-у, то есть пускают, если очень хорошо попросить… Но есть и жутко древние цистерны, судьба которых находится в руках совершенно недобросовестных строителей…

Хасим ненадолго умолк. Мне вдруг стало ясно окончательно, что, водя меня по кладбищу, он всего-лишь хотел увериться, что эта высокая мужская фигура не пойдет за нами в кальянную. Я спохватился и спросил его:

– Постой-постой, но как эти твои цистерны связаны с человеком, за которым ты сегодня гонялся?

– Вот то-то и оно, Леон, – сказал Хасим, вновь затягиваясь. – Здесь я должен посвятить тебя в кое-какую тайну, о которой пока не слишком-то хочу распространяться…

Откуда-то из-за спины Хасима появился трехцветный кот, по всей видимости, нырнувший в кальянную через матерчатый полог. Хасим взглянул на кота, потом как можно ближе наклонился ко мне и произнес настолько тихо, насколько мог, будто бы кот пришел его подслушивать:

– Две недели назад я обследовал одну полуразрушенную цистерну, которой уготована участь стать котлованом для автосервиса… И, представь себе, я нашел в ней клад, по моим предположениям, относящийся к XV веку!

От волнения у меня перехватило дыхание.

– Нет, ты не думай! Это не какие-то там монеты, которые периодически находят россыпями то здесь, то там. Там было кое-что поинтереснее: запечатанная бутыль из-под вина, в которой был рукописный текст… манускрипт.

– Манускрипт?.. – В голове все куда-то поплыло.

– Ну да… рукопись…

Пожилые мужчины, что-то живо обсуждающие за соседним столом, громко рассмеялись, и смех их, казалось, тут же растаял в облаке кальянного дыма, повисшем над нашим столом.

– Я был страшно удивлен тому, что этот пергамент так хорошо сохранился в глиняном кувшине, запечатанном сургучом. Это, по всей видимости, как и многое в Константинополе, чистая случайность.

– Но что же, что это за рукопись? Что в ней?

Хасим вместо ответа сделал еще несколько затяжек, выпустил из ноздрей кальянный дым.

– Я пока не знаю, Леон. Ее предстоит расшифровать и провести ряд исследований… Но вот что мне совершенно не нравится: похоже, в Стамбуле эта рукопись может кое-кому не слишком понравиться… кое-кому особенно религиозному…

– Религиозному? – растерянно переспросил я.

– Да. – Кивнул Хасим. – Хотя до конца я ни в чем не уверен…

– И ты думаешь, что этот человек, – кивнул я в сторону кладбища, – особенно религиозный?

– Не знаю, Леон… Есть такая вероятность… Однако пару дней назад он или, может статься, кто-то другой перевернул мой номер в гостинице вверх дном…

Я испуганно посмотрел на него. Темным пятном последние его слова начали расползаться поверх всех остальных судорожно всплывающих в моей голове мыслей…

– Кто-то искал эту рукопись у тебя в номере? Религиозные фанатики?

– Откуда мне знать… визитки они не оставили. – Он задумчиво затянулся, выпустил дым из ноздрей. – Я не склонен думать, что какие-то люди перерыли мой номер из религиозных соображений… Но я совершенно уверен, что они искали рукопись…

– Почему?

– Потому что в номере были всяческие ценности, а рукопись я в номере не держу. Все, что они нашли ценного, осталось на месте. И если быть честным, то я начинаю побаиваться, что эти люди ни перед чем не остановятся…

– Но почему ты решил, что это может быть как-то связано именно с религией?

– Пока не хочу тебе этого говорить, но у меня есть опасения на этот счет…

Был уже очень поздний вечер, и мы оба устали от затянувшегося разговора. Глаза воспалились от тяжелого воздуха, наполненного дымом, голова болела. Мы расплатились с официантом и вышли из кальянной в прохладный, но уже совсем не такой ветреный весенний вечер, медленно становившийся ночью.

– Ты думаешь, что тебе действительно стоит опасаться этого человека?? – спросил я. – Но ведь как-то же это все можно остановить в современном мире? Может быть, тебе стоит заявить в полицию?

– Черта с два, Леон! Что я скажу стамбульской полиции? Что занимался незаконной археологией и нашел несусветную древность, которую не собираюсь оставлять в Турции из соображений ее же безопасности?.. Знаешь, это только поначалу Стамбул кажется заманчивым и прекрасным городом, но, увы, при ближайшем знакомстве он весьма опасен и местами даже отвратителен… Ладно, поздно уже, Леон, завтра созвонимся, – оборвал он сам себя.

Мы наскоро попрощались и разошлись, но потом, когда я прошел всего несколько шагов, мне вдруг нестерпимо захотелось обернуться и зачем-то проводить взглядом Хасима в этом его модном черном тренче с испачканным грязью рукавом… Я все представлял себе, как в этом же модном плаще он проникает на едва охраняемую стамбульскую стройку, чтобы побывать в цистерне и найти в ней клад…

«А откуда он вообще знал, что там клад?» – пронеслось у меня в голове, и я думал уже догнать его, чтобы задать этот вопрос, но Хасим завернул за угол, и я решил, что спрошу об этом завтра. И что-то недосказанное так и повисло между нами в том холодном вечернем воздухе…

Я побрел в сторону своей квартиры, и шагам моим аккомпанировали последние закрывающиеся магазины и кафе, бесконечные рольставни и составляемые друг на друга стулья, а на душе между тем было что-то совсем невесело. Отчего-то я все время оборачивался, проверяя, не следит ли за мной та самая высокая мужская фигура, что выскочила из кустов на кладбище.