– В первый раз что ли?
Удал окинул зал взглядом. За спиной императора застыли пятнадцать воинов, ещё не менее двадцати стоят перед канделябрами и, судя по движению полос ткани свисающей с потолка, у стен ещё не меньше трёх десятков. Причём наверняка лучники. Можно попытаться прорваться, но вероятность неудачного исхода слишком высока. Пауза затянулась, толмач совсем побелел, а губы приобрели синеватый оттенок. Того и гляди в обморок бухнется. Надо как-то исправлять ситуацию.
– Велимудр, – обратился к товарищу Удал, – ты у нас самый умный, давай, выручай, а то как-то без головы ходить некрасиво, да и куда есть непонятно.
– Вот-вот, – поддержал товарища Ловкач, – и говорить чем прикажешь?
Велимудр поклонился императору, что восприняли как попытку государственного переворота. Воины отреагировали одинаково и быстро: раздался неприятный шипящий звук, свет от пламени свечей заиграл на отполированных клинках катан. Несколько шагов по направлению к гостям. Император поднял руку. Воины замерли, будто окаменели.
– Не делал бы ты резких движений, – посоветовал товарищу Ловкач. – А то вместо награды конечности отстругают. А у меня запасных нет.
– Сам знаю, – огрызнулся Велимудр и обратился к императору: – Ваш подарок слишком ценен и поэтому мы не можем его принять.
Ловкач фыркнул как пёс, которому подсунули онучи недельной носки. Удал врезал ему локтем под рёбра, мол, держи себя в руках, пока есть чем держать. И за что. Несоси Сосису выпал из комы и быстро перевёл сказанное. Император отреагировал как каменное изваяние. Наступила новая пауза. Причём по лицу лидера джапонцев что-либо понять никак не удавалось, оно осталось абсолютно бесстрастным и неподвижным как маска.
– Ну чё, панихиду заказывать или лучший столик в харчевне «Самвой»? – поинтересовался у товарища Ловкач.
– Подождём, – ответил Велимудр. – У них быстро отвечать не принято.
Прошла минута, другая, третья… Ловкач не выдержал, затеребил локоть Велимудра.
– Он тормоз или просто заснул?
И тут император что-то рявкнул страшным голосом.
– Проснулся, – радостно воскликнул Ловкач. – Только непонятно к худу или добру.
– Его импелатолское велисество говолит, – перевёл толмач, – что если вы не можете взять его подалки, тогда вам будет дозволено поцеловать подол его кимоно.
– Да он издевается, – прошипел Ловкач.
– Нет, – пояснил Велимудр, – целование одежд императора считается второй по значимости милостью и наградой. Выше – только кимоно и пояс «с плеча».
– А ноги ему не помыть? – прошипел Ловкач.
– Это третья по значимости милость, – злорадно заметил Велимудр.
– Так он что, будет нам всё это предлагать? – возмутился Ловкач.
– Ты прав, – вмешался в разговор Удал, – надо с этим завязывать. А то мы так до самого утра здесь проваландаемся. Велимудр, придумай что-нибудь.
– Попытаюсь.
Он сделал осторожный крохотный шажок вперёд. Воины дёрнулись, но император снова поднял руку, и они застыли. Велимудр поклонился как это умеют только русские.
– Ваше императорское величество, сия награда слишком велика есть, поэтому и её мы принять не можем. Но ты имеешь то, что будет адекватно нашей помощи. Это удивительные шахматы-самоигры…
Он не успел договорить последнее слово, а император ка-а-ак заорёт что-то. Потом ка-а-ак вскочит. Воины у канделябров оттаяли, мечи снова оказались в руках. Удал через вопли императора услышал, как затрещали тетивы натягиваемых луков. В промежутках между развешанными полотнами мелькнули тёмные тени. Матовым светом блеснули наконечники стрел.
– Ну, парни, – сказал Ловкач, – приятно было иметь с вами дело. Жаль что недолго.
Император успокоился так же внезапно, как и вспыхнул. Задница коснулась подушек, противоположная ей часть приняла бесстрастное выражение. Рот открылся, рявкнуло. Один из стоящих рядом в цветастых одеждах поспешно исчез. Не прошло и секунды, как он появился с широкой и толстой доской, поверхность которой разделена на чёрные и белые клетки. Когда её переворачивали, что-то грохотало внутри. Император взглянул на доску, в глазах промелькнуло сожаление, кивнул. Человечек подошёл к троице и протянул подарок. Велимудр улыбнулся, поклон и только после пальцы коснулись шахмат. Император рявкнул что-то совсем непонятное и нечленораздельное.
– Подавился что ли? – предположил Ловкач.
– Нас больше не задерживают, – пояснил Велимудр.
Несоси Сосису кивком показал, что перевод верный. Трое друзей снова поклонились.
– Не разгибаясь, идём спиной к двери, – прошептал Велимудр.
– А задницей гвозди из пола по пути не повыдергивать? – прошипел Ловкач.
– Надо будет ты из них ещё и косичку сплетёшь, и в узелки завяжешь, – буркнул Велимудр. – И вообще не спорь, ты не у себя дома.
– Как это?
– Сейчас конюшня находится под юрисдикцией Джапонии и здесь свои традиции, – ответил товарищ. – Нарушишь и тебе башку отсепукают.
Ловкач заскрипел зубами, но дошёл в полусогнутом состоянии до двери.
– Попадись мне ещё раз, – пробормотал он, – покажу ему наши традиции. Он у меня за здоровье будет пить в каждой корчме. А потом затащу поганца в баню.
– Если сейчас тебя не прикончат на выходе, – сказал Велимудр.
– Это почему? – спросил Ловкач.
– Конюшни – это как бы Джапония, где как и у нас действуют правила гостеприимства. За пределами конюшен уже другое государство, и в силу вступают другие законы, а точнее беззаконие. Короче, если здесь нас убить и отобрать шахматы не могут, то прямо за дверью – ещё как.
– Посмотрим, – буркнул Удал.
Но ничего страшного не произошло. Более того, Удалу даже подарили роскошного жеребца. Тройка вскочила на коней и устремилась прочь из города. Стражники открыли восточные ворота бесплатно за один золотой, и вскоре Словенск оказался позади.
Три дня подряд они скакали, слезая с коней лишь на короткий отдых. Шахматы гремели так, что распугали всех животных в округе, поэтому настрелять дичи даже Удалу с его удачей и умением не удалось. Благо хоть денег немного осталось, и по пути попадались селения, в которых покупали съестное. К закату четвёртого дня троица достигла долгожданной цели.
Перекрёсток действительно поразил. Вроде ничего необычного, только здесь сошлись не четыре, как обычно, а шесть дорог. Расположился он посередине широкой идеально круглой поляны. Тракты расходятся от центра как радиусы под одинаковым углом друг к другу. И что любопытно в траве не видно ни одного древесного проростка, будто кто-то их старательно выкашивает. Троица остановилась посреди перекрёстка.
– Что-то у меня от этого места мурашки по спине бегают, – сказал Ловкач.
– Мыться надо чаще, – посоветовал Удал.
Велимудр посмотрел на запад. Над верхушками деревьев остался лишь крохотный краешек светила.
– Мы вовремя, – сказал он. – Если бы немного задержались, пришлось ждать до утра.
Только он это сказал, как рядом с перекрёстком показалась небольшая избушка. Такое впечатление, что её построили вчера: брёвна даже потемнеть не успели. Крыша крыта просмоленным тёсом, дверь широкая, мощная. Окна закрыты чем-то прозрачным, но что внутри не видно, по причине непроглядной тьмы помещения. Над дверью прибиты рога, а под ними приколочен длинный штырь, на котором болтается плоское изображение фиги, сделанное из железного листа. Перед харчевней – коновязь.
– Скорее, – крикнул Велимудр.
Он первым спрыгнул с коня. На привязывание повода ушло секунды три. На то, чтобы схватить шахматы еще одна. Товарищи запоздали лишь на мгновение. Велимудр первым кинулся к двери. Пальцы коснулись ручки, дверь с лёгкостью и без скрипа отворилась. Внутри темень как в безлунную ночь. Велимудр переступил порог. За ним едва успели товарищи. Дверь за спиной с грохотом захлопнулась. Но за мгновение до этого Удал успел заметить, как вдали исчезает перекрёсток, коновязь с конями, а харчевня словно летит через лес, причём ветки её касаются, но остаются неподвижными. Наступила тишина.