«В трясине подушки тону головой…» В трясине подушки тону головой. Увяз обессиленный вихрь волос. Мечтала в снегах, под прохладной луной – Не довелось, не довелось. Безверья и веры предательский стык… Раздавленная прилипла звезда К обожженной спине… Любовь, где же ты? Ты здесь?.. зачем?. ты видела?.. Да. Дрожит всем телом, забившись в угол. Затравленно смотрят звереныши глазки Из норок глазниц. Черна, как уголь… Касаюсь ее – на руках моих грязь… Любовь… дитя… прости… дай мне силу жить. Ты же знаешь, как это было, Ты же помнишь… Глаза – как ножи, Милостыня слов, небрежно брошенных Докучливой душонке-нищенке… Огромная, как тоска, Вселенная – неподвижная, Изготовившаяся для броска На меня – несчастную, слабую, ничтожную… Любовь… дитя… прости… Что ты знаешь о жизни, глупенькая, маленькая?.. Известно ли тебе, что необъятное, как мир, сердце запросто помещается в обыкновенной горсти?.. Непонимание – Как великая пустыня, Полная тысячелетних развалин… Что рядом с этим все остальное… песочек на детской площадке… Прости… Любовь… дитя… как ты сурова, как ты жестока, как ты беспощадна, как ты… права! Какой тут откупишься данью? Занавесишь ладонью лицо? Всеобщая подлость – не оправданье каждому из подлецов. 1973 «Поутру…» Поутру Спросонок Ощущаю присутствие стихотворения. Маленькое и юркое, Шныряет вокруг, Ищет местечко поскромнее. Играем в жмурки… Где?.. Ага, теплое прикосновенье… Прошмыгнуло под одеяло, К ногам припало. Пугливое, ужас – Строчки, словно ресницы, Дрожат от каждого вздоха. Вот глупая кроха! Лежу, боюсь пошевелиться. Ни жеста. Согреваю его собственным телом. Блаженствуем. Убеждаю тихонько: «Мое ты»… Несмело Руку тяну. «Поселю я тебя на бумажке, Красивой и белой, Просторной бумажке, Ну? Помещу тебя в папку, уютную папку с надписью «летнее», Вечером почитаю друзьям… Ну как?» Молчит. Опрометчиво открываю глаза… 1977 Зимний день
Целое море неба плескалось над головой. Расшалившись, Сорваться с якоря норовя, Весело солнце прыгало, как позолоченный буй… Над незапятнанной синевой День-здоровяк Паруса поднимал… Мышцы бугрились на сильных руках, Влажные пряди прилипли ко лбу, Рубашка – к потному телу… В полдень педантичная, тощая, злая, некий сухарь в очках, Из канцелярии выглянула зима – Мир оглядела Сквозь стекла из первосортного льда… Уперлась пальцем в календарь… «Товарищ январь, Вы, наверно, сошли с ума? /бедняга январь, задерганный и неряшливый, Проспал после вчерашней метели/ что такое – в самом деле? Непорядок! Третий час кряду В мире Какая-то лирика… Даю вам тридцать минут!» Январь усмехнулся подленько, Кивнул… Была половина первого. День не доплыл до берега – Капитулировал, Выкинув белый флаг облака. 1978 «Телефон…» Телефон. маленькое чудовище из красной пластмассы, телефон, моя надежда и мое проклятье… Я знаю – сегодня наш вечер, я знаю – сегодня мы будем вместе, я словно вижу, как ты стоишь в телефонной будке с выбитыми стеклами где-нибудь на проспекте Ленина и набираешь, набираешь, набираешь мой номер… но телефон, это маленькое красное чудище, не пропускает тебя ко мне… Я брожу вокруг него, прошу, уговариваю, заклинаю… Проклинаю!.. Он упрямо молчит. Мне кажется даже, что он наливается красным светом, как предостерегающий сигнал светофора… Я знаю – сегодня наш вечер, мои истосковавшиеся плечи уже сладко ежатся, предчувствуя прикосновение твоих рук… но телефон, это маленькое красное чудище не пропускает тебя ко мне… Он словно знает, что мы в его власти, он упивается этой властью, как какой-нибудь мелкий чиновник… телефон, проклятый, злобный звереныш!.. наконец, он сменяет гнев на милость и неохотно дребезжит… Я кидаюсь к нему… останавливаюсь, лихорадочно шепчу тысячу нежных слов, которые никогда не скажу тебе… потом снимаю трубку. «Почему ты так неласкова со мной?» – спрашиваешь ты… О счастье Счастье Принимайте в малых дозах, Любое снадобье – в малых дозах лекарство, в больших – яд… Земля – надушенная Розовым маслом Бесформенная подушка, Небо – Розовый пластик, Завешанный Вкрадчивым розовым пологом Облака, Дальше Вселенная – Кромешно Розовая, И в розовой лени Он – Кто?! – И я… Но где мятущаяся душа моя?.. Розовой глиной завален ссохшийся трупик – Наверно, растительный образ жизни ей не был показан… В любви должно быть что-то вокзальное – Расстояния, Нависшая пасть репродуктора с полувыплюнутой угрозой Расставания, Суматошная смена станций назначения, Будоражащее непостоянство дверей, Действительность, обращенная в бред Бессонных ночей Кривыми зеркалами, Жестких скамей неудобство… Принимайте счастье в малых дозах? Или?.. Белыми флагами розовые простыни К стоптанному Черному небу с облупившейся розовой краской воздеты… Перепутал рецепты кто-то… Счастье мое неопознанное, Где ты? 1978 |
