x x x

Естественно, я, поэтому, не был счастлив заиметь у своей входной двери проповедника, глядящего на космический огурец, что кругами ковыляет по моей гостиной. Единственный раз за все время, когда у меня нежеланный гость - и именно сейчас огурцы приспичило выйти и делать что-то необычное. Хотелось бы сказать, что мне удалось спокойно со всем справиться, но врать я не могу. Я попросту запаниковал. Не думаю, чтобы я хоть когда-то двигался быстрее: Я сорвал с двери цепочку, схватил Хамфриса, вдернул его внутрь, зацепил с полки свое ружье и прицелился в него. "Предохранитель снят", сказал я, перекрикивая пенье огурцов, "И если сделаешь что-то забавное, я отстрелю тебе башку, клянусь Господом!.."

Хамфрис поднял руки вверх и попытался что-то сказать, но из горла раздался только писк. Он задрожал сильнее любого огурца, и я знал, что огурец позади меня тоже трясется, хотя и не мог повернуться и посмотреть, потому что нельзя было спускать глаз с Хамфриса. Не спрашивайте меня, что я думал по поводу того, что он собирался делать: идти стучать правительству, или начать реветь о Сатане и пытаться спалить мой дом. Я знал только то, что не могу дать ему уйти, раз уж он увидел огурца, а я никогда прежде не убивал человека и не имел намерения делать это сейчас, но у меня не было ни малейшего представления, как по другому я могу выбраться из этой катавасии, только соображал, что Сэм ждет Хамфриса с травкой, а если Хамфрис не вернется, то Сэм заявит в полицию, и...

Видно, насколько ясно я тогда думал. Я только понимал, что обречен. Я не видел никакого способа выбраться, который не кончался бы тюремной камерой, а то и похлеще.

Потом Хамфрис обрел голос: "Пожалуйста, Велли", сказал он, "не стреляйте в меня. Я не... я не..."

До меня тогда сразу дошло, что если я смогу быстро вернуть огурец в берлогу, то, может, я смогу убедить Хамфриса, что у него просто глюки. А ведь он только что купил у меня мешочек с травкой, что его тоже делает преступником. Ему явно не захочется, чтобы об этом узнала его паства, за исключением Сэма. Проповедники, конечно, лицемеры, но большинство пытается это скрыть. Тут у меня появилась некая точка опоры.

Я начал остывать. Огурец в гостиной перестал петь, поэтому стало легче думать. "Сядь", сказал я. "Прямо здесь. Спиной к стене." Он повиновался, просто соскользнул вниз по стене все еще с поднятыми руками, а я сказал: "Если не будешь дергаться, все будет прекрасно. Понял?" Он кивнул, глаза еще выпученные, но следил он за мной и ружьем, а не за огурцом. "Закрой глаза", сказал я, и он закрыл, все еще трясясь от страха, а я отступил, целясь в него из ружья, нащупал проклятый бешеный заблудший огурец и взял его под мышку, чтобы вернуть в берлогу.

Но огурец выбрал именно это мгновение, чтобы с шумом разжижиться, и глаза Хамфриса резко распахнулись - думаю, он просто не выдержал - и он увидел мешок с огуречным соусом, а от этого позеленел, задохнулся и все то, что он съел за день, вышло из него обратно на его колени и мой ковер. Пока он приходил в себя, я быстро отступил на шаг, открыл дверь в берлогу, зашвырнул туда мешок с подливкой и снова захлопнул. Не знаю, увидел это Хамфрис, или нет: он был занят разглядыванием содержимого собственного желудка. Когда он закончил выбрасывать завтрак, он поднял на меня глаза и с потным после рвоты лицом сказал: "Я извиняюсь. Я очень извиняюсь. Я все вычищу. Если вы дадите мне немного воды с мылом и тряпку..."

"Не беспокойтесь", сказал я. "Я все вычищу сам. А вы просто убирайтесь отсюда, преподобный. Убирайтесь отсюда и везите Сэму его лекарство. Вы ничего необычного не видели, понимаете меня?"

Он покачал головой: "Что это было?"

"Ничего не было." Еще один из огурцов перестал петь, и я сказал: "Вы ничего не видели и не слышали. А теперь отправляйтесь домой." Он просто смотрел на меня. Заткнулся третий огурец, поэтому в доме вдруг стало очень тихо. Я все еще продолжал целиться в Хамфриса из ружья, предохранитель все еще был спущен. Я щелкнул им с сказал: "Преподобный, вам теперь надо ехать домой."

Он с трудом сглотнул. Он перестал дрожать. Когда он снова заговорил, голос был заметно спокойнее, чем до того. "Мистер Смит, я и прежде бывал под дулом оружия. Самое худшее, что вы сможете сделать, это меня убить. Но мне надо знать одно: это... это создание, которое я не видел, оно опасно?"

"То, что вы не видели, не может быть опасным, преподобный. Езжайте домой."

Он снова покачал головой. "Хотелось бы, чтобы это оказалось правдой, но это не так. Нам вредно то, что мы не желаем видеть. И если кто-то в опасности..."

"Никто не в опасности, кроме вас, преподобный." Я снова понемногу начал паниковать. Этот парень не хотел убеждать себя, что огурец был всего лишь плодом его воображения. "Насколько я знаю, создание, которого вы не видели, не опасно ни для кого. А теперь, езжайте домой!"

Он просто смотрел на меня. И выглядел очень печальным. "Если она не опасно, тогда зачем вы убили его?"

Тут я растерялся. В одно мгновение все смешалось в моей голове: то, как Нэнси Энн говорила мне, что я есть зло, и то, как она бросила меня, хотя я пытался сделать ее счастливой, и вся работа, которой я занимался годами, пытаясь содержать эти огурцы в уюте, не давая им дрожать. Джим Хамфрис ничего не понимал, ничегошеньки. "Яне убил его! Оно просто умерло! Так они все делают! Они умирают! Все умирают! Они прибывают сюда умирать уже десять лет, а вы ни капельки об этом не знаете, но думаете, что знаете все, не так ли? Вы думаете, что эти создания - порождения Сатаны, вы думаете, что я отправлюсь в ад за то, что забочусь о них, за то, что у меня картинки голых женщин по стенам, за то, что продаю травку, вам кажется, что вы можете являться сюда и..."

"Велли!", сказал он. Он говорил так, словно я шарахнул его по башке одним из мягких кресел. "Велли, если я считал бы, что вы отправитесь в ад за продажу марихуаны, то зачем же я приехал сюда, чтобы приобрести немного для Сэма?"

"Откуда мне знать! Распроповедуйте-ка мне об этом! Расскажите это Сэму, скажите ему, что он отправится в ад! Он, наверное, признается, что курит, потому что умирает, и боится за собственную душу, потому что ваши люди просто подцепили его на крючок, точно так же, как подцепили мою жену! Держу пари, вы и сами покуриваете, не так ли? Держу пари, вы встаете каждое воскресенье и проповедуете, какой это грех - наркотики, и что всем людям надо давать вам баксы, чтобы всех их можно было спасти, а потом вы приходите сюда и тратите эти самые деньги на ту же травку для себя. Все эти пятерки собраны с тарелки для пожертвований, не так ли? Маленькие старушки приносят вам свой последний доллар, а вы поворачиваетесь и тратите его на..."

"Это деньги Сэма", сказал Джим Хамфрис. "И марихуана для него, Велли. Можете позвонить и спросить его сами. У меня телефон в машине."

"Я не закончил!, сказал я. "Вы должны дослушать." Я чувствовал себя чертовски хорошо от того, что держал этого человека на полу перед собой, да под дулом ружья, от того, что высказывал ему все, что я думаю, а он ничего не может с этим поделать. Я чувствовал себя как никогда лучше за долгое время. "Я знаю таких, как вы! Не думайте, что не знаю! Я знаю, как вы, священники, разглагольствуете на кафедре, пытаясь запугать простых людей, которые просто хотят прожить свою жизнь и стараются, как могут, а потом вы поворачиваетесь и сбегаете с чужими женами, а после того у вас еще хватает говеной совести подымать дикий крик о дьяволе! Ваша сволочь воображает, что она лучше всего остального мира, не так ли? Не так ли, преподобный? Вы воображаете, что можете рассказывать мне все о том, кто я есть, и как я должен жить, потому что бог сидит у вас в кармане! Ваша сволочь думает, что для собственного спасения им достаточно придавить кого-то другого..."

"Мои люди", тихо сказал Джим Хамфрис. "считают, что всех чужестранцев надо приветствовать, как Христа." Я прищурился на него, потому что не верил, что он настолько спокоен, а он сказал: "Даже тех чужестранцев, которые не люди. Мне нет необходимости что-то проповедовать вам об этом, Велли. Мне кажется, вы тоже приветствовали чужестранцев, как Христа, в течении сколько вы сказали? Десяти лет? И если вы с ними обходитесь лучше, чем со мной, что ж, это потому, что вы думаете, что я не чужестранец. Вы считаете, что знаете, кто я есть. Но вы ошибаетесь, Велли. Я тоже чужестранец."