- Я домосед, это Надя меня тормошила...

  ***

   Получил отпускные, надумал купить магнитофон, как они с Надей и собирались. Поехал в областной центр, в одном из магазинов нашел то, что искал. Он хотел японский "Сони". Ехал в автобусе домой и гладил коробку, в которую был упакован магнитофон. "Хоть ты и, сонюшка, спать тебе не дам, будешь музыку крутить, а я слушать". Понимал, что после такой дорогой покупки, трудно будет дожить до зарплаты, но это не пугало, в еде он был неприхотлив. Автобус останавливался недалеко от зебры, почти рядом с тем местом, где погибла Надя. С этим ему приходилось сталкиваться почти ежедневно, продуктовый магазин находился на другой стороне шоссе. Готовить он перестал, перешел на пельмени, сыр, молоко, кофе. Иногда варил суп из пакетиков. В продуктовом купил бутылку портвейна, яблок, пельмени. "Ездил долго, а еще только три часа, пить рановато, - подумал он, но открыл бутылку, налил портвейна в стакан. Поставил в новый магнитофон кассету с песнями Джо Дассена, сел в кресло и неожиданно для самого себя заплакал. "Душа вернулась, жить учится заново, раз плакать могу", - подумал он. Было грустно, одиноко, но впервые со времени гибели жены спокойнее, казалось, что и он живет: бегали дети во дворе школы, а в его квартире играла музыка, он пил портвейн...

  Услышал, что стучат в дверь веранды. Он пристроил ее в прошлом году, Надя еще была жива.

  - Леонид Федорович, можно? - услышал голос воспитателя Нелли Васильевны.

  - Можно! - сказал и вышел на веранду.

  - Если в отпуск никуда не поедете, то, может, замените меня, воспитателем поработаете? Мне на операцию ложиться...

  - Завтра выйду...

  - Спасибо!

  ***

  Годы шли, в жизни других учителей многое менялось, вырастали дети, появлялись внуки. У него со всеми были хорошие отношения, но дружеские только с Татьяной Карповной, знал ее мужа, изредка, но бывал у них в гостях. Дочь их вышла замуж, родила сына, но жизнь не заладилась, она вернулась к родителям, жили они в двухкомнатной хрущевке вчетвером.

  Леонид Федорович жил размеренной, монотонной жизнью, один день был похож на другой, но это не тяготило, радовался уже тому, что как-то микшировалась невыносимость жизни. Татьяна Карповна убеждала его в том, что надо что-то менять, что не может быть у жизни распорядка.

  - Может или не может, а у меня есть. И я рад этому, жизнь вообще скучна и однообразна, просто многие не хотят в этом признаться. Забыл сказать, что компьютер купил!

  - Приду посмотреть! Ты научился им пользоваться?

  -Ничего сложного...

  -Как ты легко осваиваешь все новое. В Москве собираются вводить информатику в школах, может, попробуешь с нашими старшеклассниками, они компьютер и в глаза не видели. Заплатить не смогу...

  - Ни в деньгах счастье, могу только в своей квартире уроки давать, чтобы не таскать монитор, системный блок туда-сюда.

  -Главное, чтобы в департаменте не узнали, инициатива сейчас наказуема, как никогда.

  Компьютер, интернет заменили ему друзей, которых не было, семью, которой не было, родных, которых тоже не было. Читал в интернете книги по математике, диссертации, которые были защищены не только в российских, но и зарубежных престижных вузах. Сначала переводил с английского со словарем, через год словарь ему уже не требовался. И сам стал решать математические задачи. Просиживая над ними, уходил от действительности Только по пятницам он брал выходной от математики, слушал Джо Дассена, Федора Шаляпина, Фрэнка Синатру, Муслима Магомаева и пил портвейн. Пятницу ждал, к ней готовился. Фрукты он не любил, но не закусывать же колбасой? Поэтому брал яблоки, сыр. Больше всего нравилось закусывать портвейн клубникой, покупал ее у местных старушек в июне, но она быстро отходила, а импортная, которая была теперь на прилавках круглый год, ему не нравилась. Сложилась своеобразная церемония пятницы. Часов в семь вечера, приготовив закуску, открыв бутылку вина, включал небольшое бра, они покупали его вместе с Надей, садился в одно из кресел. Второе кресло считал Надиным и никогда в него не садился, только дотрагивался до него рукой, и оно всегда казалось ему теплым, будто она только что вскочила с него и побежала на кухню. Он лелеял свои воспоминания, боль от потери ушла куда-то глубоко, он выжил и жил, как мог.

  Слушал уже музыку через интернет, старенький "Сони" стоял, как реликвия. Бутылка пустела, и он с грустью думал: "Закончилась пятница". И ни разу за десятилетия ему не сорвали его блаженную пятницу. Только иногда слышал лай кавказской сторожевой овчарки и голос сторожа: "Не лай понапрасну, дай людям отдохнуть".

  ***

  Известие о переводе санаторно-лесной школы в другой район области в коллективе восприняли трагично. Пятьдесят человек лишались работы.

  -Надо защищать школу, отменить это чертово решение, - говорила Эвелина, самая молодая учительница. Ей было тридцать, окончила худграф, вела уроки изо, домоводства. Она нравилась Леониду Федоровичу: характер прямой, открытый, в глаза говорила правду, считала, что за справедливость надо бороться.

  - Эвелина Ивановна, - возразила ей усталым голосом учительница географии Евгения Петровна. - Где справедливость? Розовые очки пора снять, вам же тридцать! Кто мы? Учителя какие-то. А они чиновники, государственные люди! Оптимизация! Хотела бы я оптимизировать свой семейный бюджет, да не получается. И мы с мужем, и сваты в долгах, на эко сбрасывались и вот, слава богу, родила дочь двойню, девочки, по три месяца им! Думала два года поработаю и пенсия будет, мне пятьдесят три, но теперь еще работать и работать по новому закону. А где? Кто возьмет в таком возрасте? Не только образование оптимизируют, всю нашу жизнь оптимизировали.

  -Давайте без глобализации. Решать проблемы по мере их поступления, - сказала Эвелина. - И мы с мужем так живем, ну не родились у нефтяной трубы! Надо о детях думать! Их хотят перевести в худшие условия, нельзя допустить! И коллектив пятьдесят человек без работы!

  - Они предлагают туда ехать работать! Это же семьдесят километров! Рейсовым автобусом полтора часа! И жилья там не будет, поселят в интернате!