Петров выхватил из кобуры револьвер и выстрелил. Но шум чудовищных крыльев заглушил выстрел. Птица пролетела еще немного и тяжело грохнулась на землю.

Когда люди подошли к ней, она лежала на боку, с подвернувшимся крылом. Пуля Петрова попала прямо в сердце.

— Да это гусь! — воскликнул Петров. — Только увеличенный в десятки раз.

Скажите, пожалуйста, — обратился он к Таусену, — эти чудовища водятся на вашем острове?

— Нет, они здесь не водятся, — ответил Таусен, — но происходят они отсюда.

— Ну, тогда я ровно ничего не понимаю! — растерянно сказал Петров.

— Они здесь не водятся, — повторил Таусен, — это я обыкновенных гусей превращаю в таких.

— Хоть убей, не понимаю! — еще раз повторил Петров.

— А нам вы ничего не сказали об этих птицах, — упрекнул Таусена Цветков.

— Я вам сказал, — ответил академик, — не то еще увидите. Разве мало вы увидели за неделю? Я не задумывался о смысле своих экспериментов, — продолжал он, — а теперь начинаю разбираться: громадные тигры нам принесли только ненужные хлопоты, а вот гуси — это, пожалуй, полезно…

— Какие здесь могут быть тигры? — удивился Петров.

— Ну, мы вам еще о них расскажем, — ответил Цветков.

— Э, значит, тут и впрямь нужна осторожность! Но тогда жаль бросать такую отличную гусятину — ее тигры съедят.

— Тигров уже больше нет, — успокоил Таусен, — но мясо, конечно, съедят песцы или лемминги. Правда, мы в мясной пище не испытываем недостатка…

— Но это уж очень лакомое блюдо, — заметил Петров, который, как страстный охотник, не любил бросать добычу. — Впрочем, оно, видно, не пропадет…

В самом деле, юноши-саамы уже сложили из винтовок нечто вроде носилок и взвалили на них убитую птицу. Отряд двинулся дальше. Дорогой Петрову успели о многом сообщить: о судьбе Таусена, о том, кто такие саамы, что это за остров и как попали сюда Гущин и Цветков.

— Так, может, водяные чудовища — тоже дело ваших рук? — спросил Гущин Таусена.

— Думаю, что вы не ошибаетесь, — сказал ученый. — Это, очевидно, моржи.

— Вот уж верно, — шепнул Юрию Гущин, — изобрел громоотвод и открыл таблицу умножения!

Но Цветков сделал своему другу страшные глаза и, чтобы Таусен не обиделся на шепот, обратился к нему с вопросом:

— Каким же образом вы увеличили моржей?

Таусен ответил:

— Здесь я действовал так же, как и с другими животными, из которых вырастил гигантов, — путем трансплантации.

Через Таусена как переводчика саамы расспрашивали Петрова о том, как летают на ракетоплане.

Жители острова до сих пор никогда не видели такой машины.

Петров обещал им завтра же показать ее и объяснить устройство.

Таусен выразил твердое желание вернуться на Большую землю и прежде всего отправиться в Советский Союз, познакомиться с Рашковым и другими советскими учеными.

Утром, как ни хотелось Петрову осмотреть остров, прежде всего ему нужно было направиться к бухте — сменить Иринина и лично по радио обо всем доложить.

Когда он стал собираться в путь, оказалось, что с ним хочет идти почти все население острова. Гущину и Цветкову тоже не сиделось на месте.

Присоединился к ним и Таусен. Арне вызвался сменить Иринина на вахте у ракетоплана. И всем остальным саамам тоже не терпелось ознакомиться с устройством этой удивительной машины.

Дома остались только Эрик, чтобы следить за силовым хозяйством, и двое самых маленьких ребят, которых Марта и Амалия поручили его заботам.

Отправились, когда еще было совсем темно.

Рассвет застал их на полдороге. На острове начинался редкий для поздней осени безоблачный день.

Петров предложил островитянам осмотреть машину внутри. Она была очень велика, и все могли поместиться в ней. Летчик прочел своих гостей по всем помещениям. Он показал им места для пассажиров, для груза, радарную установку, кислородные приборы, ознакомил с основными принципами управления.

Для Гущина и Цветкова все это было уже не в новинку. Но Таусен был очень заинтересован. Он сказал:

— Да, человечество шло вперед, а я засел на острове. Были дикари, которые жили на отдаленных островах. Культура развивалась, а они оставались почти на уровне каменного века. И я сам себя поставил с положение такого дикаря.

Цветков невольно рассмеялся:

— Ну, это уж вы переборщили, господин Таусен! Какой же вы дикарь? Но вы правы в том, что от жизни нельзя отрываться: она уходит вперед и оставляет вас позади.

— И как хорошо, что вы это поняли! Значит, решено: вы летите с нами! — подтвердил Гущин.

Таусен молча кивнул.

Он был задумчив, хотя это не мешало ему внимательно слушать и переводить саамам объяснения Петрова. Арне, Марта, Амалия, двое юношей, три девушки, Кнуд и девочка-подросток с интересом следили за объяснениями. Да, с этого дня в их жизни наступал резкий перелом: они переставали быть горсточкой людей, оторванных от всего человечества. По их радостному возбуждению можно было понять, что этот перелом их глубоко волнует.

Петров кончил объяснения и предложил совершить небольшой полет. Предложение было с радостью принято.

Москвичи, Таусен и саамы вошли и разместились в кабине. Яростное пламя вылетело из дюз, как из жерл стреляющих орудий. Машина вздрогнула и взмыла вверх, издавая протяжный вой.

Раздались испуганные выкрики: сила ускорения непреодолимой тяжестью прижала пассажиров к сиденьям и спинкам кресел.

Но неприятное ощущение прекратилось так же внезапно, как и началось.

Таусен посмотрел в окно. Небо было необычайное — очень темной синевы. На нем, невысоко над линией горизонта, пылало ослепительное солнце. Посмотрел вниз: глубоко-глубоко смутная синева — и ничего больше.

— Наверно, мы очень высоко поднялись, — догадался он.

— Двадцать километров, — сказал Петров, поглядев на альтиметр. — Здесь очень разреженная атмосфера, очень малое сопротивление воздуха. Поэтому можно развить такую скорость без большой затраты горючего. Дальние полеты мы совершаем на еще больших высотах.

Полет продолжался не больше четверти часа. Петров сделал огромный круг над морем и вернулся к бухте.

Возбужденные и довольные, все направились знакомить новых гостей с островом.

Дежурить в машине остался Арне.

Словно не дни, а годы прошли с тех пор, как Таусен один, а в последнюю неделю — в обществе своих гостей, завтракал, обедал и ужинал в своей комнате. Все его привычки нарушились. В тот день в самой просторной комнате большого дома был накрыт общий стол для всех островитян и гостей.

Амалия была расстроена. Она не успела, как ей хотелось, приготовить этот торжественный обед. Путешествие к бухте отняло почти весь день. Однако семга, копченая птица, яйца, овощи вполне заменили вареные блюда. Впрочем, гигантского гуся все же успели поджарить. Ради такого необыкновенного случая подали вдоволь хлеба.

Общая беседа затянулась до поздней ночи. Таусен был неустанным переводчиком.

— Как хорошо, — сказал Гущин, — что в ракетоплане может поместиться все население острова!

Но тут выяснилось, что саамы вовсе не собираются переселяться на Большую землю. Они привыкли жить здесь, здесь им нравится. Они даже звали сюда жить хороших людей с Большой земли. «И здесь будет город!» — уверяли они.

— Здесь можно устроить туристскую базу! — сказал Гущин.

— И прекрасный курорт, — вставил Цветков.

— Аэродром и метеостанцию, — добавил Петров.

Все это очень радовало саамов, но больше всего им хотелось продолжать привычный образ жизни — охоту, промысел, оленеводство.

Они были довольны, что теперь они будут связаны с людьми Большой земли, что будет радио, будут — хоть, может, и не часто — приходить почтовые ракетопланы, что можно будет когда-нибудь побывать и самим на Большой земле.

Но жить и трудиться они хотели здесь.

Саамы обращались к Таусену с такой теплотой и благодарностью, что он не раз в течение этого вечера подумал о том, как тяжело ему будет расставаться с друзьями. Но его ждет работа, он должен наверстать то, чего не сделал за десять лет, заполненных только бытовым устройством, общением с горсточкой людей и бессистемными — он это теперь чувствовал — экспериментами.