- Значит, меня ещё можно узнать...
- Конечно! Сам-то как?
- А я вот... видишь... пивка зашёл купить. Будешь?
- Нет. Спасибо. Может, потом... Ты вообще, как живёшь?
- Нормально, - худой и длинный как цапля, Пашка глянул на него сверху вниз, окатив нездешней тоской. - Может, зайдёшь вечерком? Посидим. Адрес помнишь?
Дмитрий кивнул.
- А жена от меня свалила, - продолжал Пашка. - Да и хрен с ней.
Он ещё колебался -- стоило ли идти? Но сидеть, периодически вздрагивая, -- а не позвонит ли тот номер, было невыносимо. Взял бутылку виски, пришёл.
Пашка ждал. Он выглядел лучше, чем утром. Достал из кастрюльки отварную картошку, поставил исходящую паром тарелку на стол, к уже открытой банке с маринованными огурцами, порезанной ломтиками селёдке и горке бородинского хлеба. На принесённую Дмитрием выпивку глянул неодобрительно:
- Убери. Не знаю, где ты этому научился, а у нас, в России, пьют водку.
Заметив сомнение в глазах приятеля, с усмешкой добавил:
- Не боись. Не отравлю. У меня по алкогольной части опыт богатый.
Сначала Дмитрию было неприятно сидеть в грязной, замызганной кухне. Клеёнка на столе липла к рукам, а мутные стопки, кажется, никто никогда не мыл. Но вскоре водка сделала своё дело -- он расслабился. И кухня не казалась такой ужасной, и призрак рокового звонка отступил. Захотелось говорить, изливать душу. И он говорил, понимая, что одновременно и гордится собой, своей жизнью, и почему-то стыдится её. За благополучие, за фантастический, по Пашкиным меркам, заработок, за переезды по миру, за бутылку с иностранной наклейкой.
- Ну а квартиру ты где взял? В Москве?
- Нигде, Паш. Не взял. Незачем мне. Да и вообще... сейчас модно вкладываться в развитие личности - увлечения, путешествия.
- Много где побывал?
- Много. Только всё в основном по работе. На отдых времени не остаётся.
- Нравится то, что делаешь?
Дмитрий помедлил.
- Нравится... наверное. Если до сих пор не бросил.
- А и правильно! Правильно ты живёшь! Мужская энергетика нуждается в постоянном движении! Перемены, активность, творческое начало! - Пашка говорил с жаром, размахивая надкушенным огурцом, и был точь-в-точь прежний. Из тех времён, когда они вместе бегали встречать рассвет, и растягивались до боли, приближаясь к "шпагату". Потом замолчал, обнаружив в руке огурец, закусил, и сказал уже другим тоном:
- Сюда возвращаться не вздумай. Станешь как я. Батька твой оклемается -- бери его, и увози куда подальше. Хоть в Сочи. Купи ему там дом. Деньги же у тебя есть?
- Да не поедет он никуда. Уже предлагал. Тут могила матери. Не бросит.
- Плохо. Здесь тлен. Тленом пахнет. Чуешь? Нельзя больше здесь жить! Кто может -- сваливают. Моя вот тоже... свалила. Увози отца. И ещё -- бабам не верь. Все они сучки. И ничего тебе дать не могут. А если что надо -- ты и сам возьмёшь. Верно?
Расстались не поздно. Ещё и девяти вечера не было. И не был сильно пьян Дмитрий. Так, слегка навеселе только -- специально берёгся, выпивал по полстопки, чтобы не развезло. Шёл, наслаждаясь приятно пустой головой, вдыхал холодный вечерний воздух, и всё казалось снова как встарь -- дома отец и мама, а он возвращается с дружеской вечеринки.
Их было четверо. Они вывернули из проулка у самого его дома. И у них был план. От первого удара в голову Дмитрий "поплыл", как неудачливый боксёр на ринге. Махал руками, но не попадал -- враги уворачивались. А потом его сбили с ног. Пинали лежачего. Но без азарта -- убить или искалечить в их плане не значилось. Они не куражились. Просто делали своё дело. Это спасло. А потом они исчезли, так же внезапно.
Дмитрий встал. Текла кровь из разбитого носа. Улица вращалась вокруг него, став неуловимо чужой, будто из параллельного мира. Болели отбитые рёбра. Но и в этом чужом, параллельном мире, существовал его дом. И Дмитрий пошёл, прихрамывая и шатаясь. Он протрезвел, но чужая улица вихлялась, выскальзывала из-под ног. И дошёл. И стоя у двери долго искал по карманам ключи. И, кажется, он потерял вдобавок барсетку?
Вернулся на место драки. Нашёл раздавленный, впечатанный в грязь мобильник. Но ключ? Где-то же должен быть ключ. Ключ от дома, где его ждут... И он вспомнил адрес.
Эгоист. Ты пришёл, когда я тебя не ждала. Когда совсем перестала ждать. И отступая в глубину коридора, ловила оборвавшееся в пустоту сердце, зажимала ладонью готовый вырваться вскрик, чтобы не разбудить едва заснувшего Даньку.
Ты вывел меня из ступора, просто и буднично сказав: "Здравствуй", как будто мы виделись только вчера. Улыбнулся, и капелька крови проступила на твоей разбитой губе.
Мои руки тряслись, пузырьки лекарств со стеклянным стуком сыпались на пол из картонной коробки, приспособленной под аптечку. Бинт, вата, таблетки фурацилина, зелёнка... А ты сидел на табуретке, запрокинув голову чтобы остановить идущую носом кровь, и гнусавым голосом повторял: "Не надо, Женя. Не надо. Не суетись, всё нормально, не надо. Дай только лёд, заверни в тряпочку. Есть у тебя?"
Но я же не пью виски. Пакет замороженных пельменей, обёрнутый кухонным полотенцем. Уткнуться в него и плакать. Или смеяться. Я ещё не решила. И всё никак не могла решить, замывая в ванной твои рубашку и куртку, покрытые мелкими красно-бурыми пятнами. Но сердце моё уже не летело в безвоздушный колодец, а стучало быстро и ровно, и делалось жарко лицу.