Умник закрыл уши ладонями, оглохнув от неописуемого болезненного вопля. Чудище дёрнулось в одну сторону, затем в другую, истекая реками бледной крови. Затем оно подпрыгнуло, переворачиваясь в воздухе.

До ушей брюнета донеслось возмущённое «Чё?!», и монстр с грохотом рухнул на спину. Скрюченные лапы судорожно подогнулись, замерев над брюхом. Паучище издохло.

Около минуты Умник нерешительно переминался с ноги на ногу, брезгливо осматривая гигантский труп. Собравшись с духом, он подошёл поближе, осторожно огибая лужи бесцветной крови и вонючих слюней из широко распахнутой уродливой пасти.

Обойдя гадкую тушу по кругу, он остановился и горько вздохнул. Тем ещё говнюком был этот бегун, но всё же…

Хруст, чавкающие звуки. Задняя стенка паучьего брюха треснула и раскрылась. Вывалилась груда пахучего ливера. Куча зашевелилась и расползлась в стороны, на четвереньках выползло нечто человекообразное. Заляпанный гадостью спортсмен яростно закашлялся, отплёвываясь и фырча.

Держа почтительную дистанцию, Умник присел на корточки, с интересом разглядывая безумного вивисектора.

– Бык, – произнёс брюнет.

– Э? – сдавленно рыкнул здоровяк. – Какой… бык?

– Ты – Бык.

Глава 7. Угнетение

Сколько времени едет поезд? Две минуты? Пять? Полчаса? Первый не заметил. С тех пор, как позади осталась станция, ставшая могилой для Воина, он не сдвинулся ни на йоту, лишь изредка покачивая головой в такт неровному движению вагона. Отсутствующий взгляд упёрся в сиденье напротив. Когда чёрный монстр размозжил тело бойца об платформу, Первому хотелось орать во всю глотку. Но после удара головой при взрыве, из него словно вышибло душу. Ни эмоций, ни желаний, ни мыслей.

– И чего ж это мы тут расселись-то? – энергично поинтересовался кто-то справа.

Первый медленно перевёл пустой взгляд на вторженца. Перед ним предстала фактурная мадам средних лет в ярко-красном шарфе, беретке, чёрном костюме, состоящем из узкой юбки по колено и пиджака поверх белой рубашки. На ногах у дамы коричневые колготки и жёлтые туфли. Из прочих ярких примет: броский макияж и большущая грудь.

– А?.. – заторможено подал голос Первый.

– Бэ, – выдала тётка грубоватым низким голосом. – Билетик предъявлять будем?

Юноша подвигал губами, беззвучно проговорив «билетик», и выпучил глаза, демонстрируя не очень интеллектуальное удивление.

– Нетю? – саркастично собрала губы в трубочку дама. – Когда сойдём? На следующей станции или прям щас?

– Я… я не… – растерялся Первый, вжав голову в плечи.

– Ути бозе, – умилилась кондукторша. – Ладно, сиди уже, бедолажечка.

Она плюхнулась на сиденье рядом, да так бойко, что юнца слегка подкинуло.

– Плутают всякие лунатики ни свет ни заря, потом завалятся в вагон, и хоть плачь, хоть рыдай. Эх! Принца бы какого разок занесло. Так и пропадёшь тут с тоски. А вообще, ну их! И принцев, и непринцев, – тётка слегка подтолкнула Первого в плечо. – Вот я тебе скажу – никогда добра от этих мужиков не будет, так и знай.

– Ну, я ведь… – смущенно пробубнил юноша.

– Ты-то? – усмехнулась мадам. – Тебе до мужика ещё лет десять, а то и больше, питюньчик! А пока ничего ещё, смазливенький.

Она с умилением потрепала его по щеке. Первый нахмурился, не сообразив, как реагировать.

– Но всё равно вырастешь в очередного спиногрыза. Так что слушай мудрую женщину, да мотай на ус. Ба! И усиков-то ещё не видать, – позабавилась дама, но тут же посерьёзнела. – Да и сам уже понял, что с мужика спрос как с козла недоенного. Вон, Умник. Умничал-умничал, а что по делу? Бесполезный чурбан.

– А… д-да с чего вы взяли? – неуверенно возмутился Первый.

– Дак сам же видел – тело-то тю-тю. То ли рассыпался, то ли уполз. Да шустро-то ещё как. Сколько там, две секунды?

– Не говорите так! Откуда вам знать?

– Ба! Да вы гляньте, люди добрые! – дама резко встала, обращаясь к окнам напротив. – Сам, значит, втихушку все грехи на мужика повесил, а при других ерепенится, правдолюбчик!

Вагон пронёсся мимо яркого туннельного фонаря, и во всех окнах внезапно возникли грубые деревянные фигуры людей с трясущимися головами и широко улыбающимися рожами. Жутковатые куклы разразились громким визгливым хохотом.

Застигнутый врасплох Первый пугливо дёрнулся вперёд и свалился на пол, дико озираясь по сторонам.

– А точно ль Умник спасать тебя удумал, когда толкнул, удирая от Киллера? – громко поинтересовалась кондукторша, хитро заглядывая ему в глаза. – Да ведь подставить тебя решил, а сам удрал бы.

– Неправда! – с дрожью в голосе крикнул юноша.

– Ты ж сам так подумал!

– Нет, я даже не додумался бы…

– Слышали-слышали? – насмешливо обратилась тётка к зрителям. – Не додумался он. И правда! В жизни бы не подумал, наивняшка!

Фигуры людей расхохотались ещё громче, их гогот слился в общую пронзительную какофонию, въедающуюся в самый мозг.

– Нет… Неправда!.. – простонал Первый, зажав уши. – Неправда!.. Я не думал…

Он зажмурился изо всех сил, уткнувшись лицом в согнутые колени. Смех жестокой толпы давит, перекрывает всё, потрошит разум, доводит до безумия, убивает!

– Хватит!!! – пронзительно заорал юнец.

Вагон вздрогнул, до ушей донёсся пронзительный стальной звон. И сразу тишина. Полная тишина. Лишь мерное постукивание колёс состава, да утихающее эхо жуткого смеха в ушах.

Первый медленно поднял голову и раскрыл глаза. Пустой вагон, ни души вокруг. Прерывисто вздохнув, юноша опасливо привстал и опустился на сиденье. Тишина угнетает, но лучше уж так, чем… как до этого. На душе паршиво и даже паршивее паршивого. Что это было?

«Нет».

Гадать нет ни желания, ни сил.

Состав начал замедляться, и Первый припал к окну. Впереди мелькнул свет приближающейся станции. Оглянувшись, юноша заметил, что едет в последнем вагоне. Странно, вроде бы Воин запихнул его в один из средних. Неужели остальные отцепились из-за взрыва?

Поезд плавно остановился, так и не доехав полностью до платформы. Двери начали разъезжаться в стороны, но застопорились, едва открывшись на ширину ладони. Свет в вагоне зарябил и отключился.

Первый озадаченно взглянул через щель между створками на край платформы. Если аккуратно выйти, то вряд ли упадешь, но всё же немного опасно. Дверцы в обоих концах вагона заклинило. Ничего не поделаешь, придётся положиться на грубую силу. Он подошёл к раздвижным дверям, взялся за створки, вдохнул и с усилием потянул в разные стороны.

– Давай! – с натугой потребовал Первый сквозь плотно сжатые зубы.

Через несколько секунд он выдохся и отступил на пару шагов, оценивая результаты своих усилий. Кажется, чуточку раздвинул. Кажется. Юнец уныло вздохнул. Мало ему было злоключений, теперь ещё и это!

Слева, за окном в конце вагона мелькнуло белое пятнышко. Первый всмотрелся, но не разглядел. Вернувшись к крайней дверце, он прислонился лбом к стеклу и внимательно уставился во тьму тоннеля.

Там, вдалеке, что-то возится над рельсами, тоскливо подвывая и кряхтя, словно старушка. Первый замер, почуяв недоброе. В этот самый момент неизвестное повернулось к нему лицом. Юноша вздрогнул, встретившись взглядом с иссушенной физиономией, словно у мумии: обтянутый бледной кожей череп без глаз, носа, зубов и ушей.

Существо резво подпрыгнуло и выскочило вперёд, явив сгорбленную фигуру, в чёрном рванье, из-под которого выглядывают длинные тонкие руки и ноги. Из костлявых пальцев торчат острые ногти-шипы, сантиметров по десять длиной.

Первый торопливо нагнулся, прячась за дверью.

«ВУЫ-Ы-Ы!» – гулко и скрипуче взвыло со стороны тоннеля, затем донёсся нарастающий шорох суетливой возни.

На затылке юнца вздыбились волосы. Он рванул на четвереньках прочь от края вагона и шустро доскакал до середины. Вскочив на ноги, резко оглянулся.

Бах!

В дверь врезалась бледная сухая голова. Существо впилось острыми когтями в корпус вагона и упёрло мёртвый взгляд пустых глазниц в Первого.