— Именно, — парирует она, нисколько не смутившись, и Адриан хохочет.

— Во всяком случае, голосую за то, чтобы разрыв был по обоюдному согласию, — весело говорит он, и в его глазах сверкает лукавство. — Я слишком дорожу своей жизнью, чтобы рисковать злить Алью.

— Мудрые слова, — со смехом соглашается Маринетт. — А если серьезно, я тоже считаю, что это наилучшее решение, — продолжает она, рассеянно проведя рукой по подбородку. — Я не хочу, чтобы наши друзья чувствовали себя обязанными выбирать лагерь, если мы изобразим ссору, и не хочу притворяться, будто обижена на тебя.

— Хорошая мысль, — кивает Адриан. — Тогда предлагаю сделать ставку на простое, но действенное: «Мы искренне пытались построить отношения и очень верили в них, но в конце концов поняли, что мы несовместимы».

— Идет, — с позабавленной улыбкой отвечает Маринетт.

— После этой прекрасной, но невозможной истории мое сердце будет разбито, — продолжает Адриан, драматично прижав ладонь к груди, — и мне наверняка понадобится несколько месяцев, чтобы прийти в себя.

— Мне тоже, — соглашается Маринетт, улыбаясь еще шире. — И не обижайся, но, возможно, после нашего разрыва я даже поплачу пару раз при встрече с тобой.

— Я тебя понимаю, — соглашается Адриан торжественным тоном, которому противоречит озорной блеск в глазах. — Если бы я встречался с кем-то столь невероятно невероятным, как я, мне понадобились бы месяцы, чтобы восстановиться.

Маринетт не хватало только этой клоунады, чтобы снова расхохотаться.

После коротких переговоров Маринетт с Адрианом сходятся на том, что их фиктивные отношения будут длиться шесть недель. Этого достаточно, чтобы оправдать их серьезность и силу будущих сердечных страданий, при этом не вынуждая их играть комедию слишком долго.

Еще несколько дней они шлифуют последние детали, а потом, наконец, объявляют близким, что отныне встречаются.

Реакция их семей и друзей не заставляет себя ждать.

(Ну, кроме отца Адриана, который едва соизволяет одарить их застывшей усмешкой, и они не знают, следует ли это понимать, как знак одобрения или просто как знак, что он их слышал).

Родители Маринетт воспринимают новость с такой радостью, что оба почти чувствуют себя виноватыми, обманывая их. Том и Сабина умудряются сказать Адриану, что он всегда желанный гость в семье, одновременно дав понять, что на самом деле усыновили его уже много лет назад.

Со стороны остальной семьи Маринетт прием столь же теплый. О, конечно, произносится: «Значит, теперь следующий этап — свадьба?» — что заставляет Маринетт скрипеть зубами. Но за этим единственным исключением, все согласны дать новой паре время привыкнуть друг к другу, прежде чем снова начать на них давить.

Среди друзей Маринетт и Адриана реакции тоже (почти) все воодушевленные.

Алья, конечно, в экстазе.

— ОМОЙБОГ, НАКОНЕЦ! — вопит она так громко, что мгновение Маринетт боится, что жертвой фиктивных отношений с Адрианом станут ее барабанные перепонки.

Но к счастью для нее — и для ее слуха, — подруга тут же снижает звук до более-менее приемлемой громкости.

— Я так рада за вас! — продолжает она, прыгая от радости. — Я знала, что вы созданы друг для друга.

Не теряя ни мгновения, Алья бросается в объятия Маринетт, стискивая ее изо всех сил. И отстраняется только для того, чтобы повторить упражнение с Адрианом, отпустив его после последнего одобрительного хлопка по плечу.

Сообщники обмениваются позабавленным взглядом, а потом приходят в полную растерянность, когда подруга просит их поцеловаться, чтобы она могла увековечить это славное мгновение.

Только под предлогом скромности им удается сойтись на целомудренном поцелуе в щеку, которого, к их величайшему облегчению, достаточно, чтобы удовлетворить журналистские инстинкты Альи.

Нино воспринимает новость гораздо сдержаннее.

(Что неудивительно — по мнению Маринетт, физически невозможно продемонстрировать реакцию более восторженную, чем у лучшей подруги).

Но если Нино проявляет гораздо больше спокойствия, чем Алья, он счастлив за друзей не меньше. Он поздравляет их, коротко обнимая, искренне желая всего возможного счастья в новых отношениях.

В целом, реакции большинства бывших одноклассников Маринетт и Адриана в том же духе, что у Нино.

Никто не удивлен, когда Роза объявляет, что это самая романтичная новость из всех, что она слышала за последние недели. Ее тут же поддерживает Милен, заявив, что она тоже счастлива узнать новость об образовании пары, на которую уже и не надеялись.

Более сдержанно — но не менее искренне — Джулека и Иван ограничиваются тем, что бормочут несколько поздравлений.

Макс рассуждает о вероятностях, подсчет которых не перестает меняться с третьего класса.

Натаниэль тепло их поздравляет.

Аликс весело дразнит новую пару, Ким весело дразнит Аликс, после чего вспоминает, что надо сказать друзьям, что он рад за них.

Единственным исключением в потоке положительных откликов является, конечно, Хлоя.

(Что, честно говоря, никого не удивляет).

Ее реакция по меньшей мере… живописна.

Зная ее, Маринетт ожидает криков, слез, воплей ярости. А вместо этого получает странное поведение — на стыке нервного срыва и отрицания действительности.

Вначале всё нормально. Хлоя окидывает Маринетт презрительным взглядом, Маринетт пронзает Хлою взглядом, воздух потрескивает от нескрываемой враждебности, и несчастный Адриан пытается, как может, смягчить враждебность двух девушек.

Короче, ничего необычного.

Затем следует великое объявление, ради которого Адриан с Маринетт назначили эту мучительную встречу (увы, единственный способ убедить Хлою, что никто не украл телефон ее друга ради ужасной шутки и не похитил его, чтобы заставить сделать ложное заявление).

— …вместе? — машинально повторяет Хлоя, отказываясь верить ушам.

— Да, — подтверждает Адриан, скромно улыбнувшись и обняв Маринетт за плечи в подтверждение своих слов.

Хлоя резко встает. Механическим шагом она подходит к мини-бару в углу комнаты, достает бутылку с жидкостью янтарного цвета, наполняет до краев стакан, осушает его одним махом и со стуком ставит на стол.

Маринетт с Адрианом обмениваются обеспокоенным взглядом, а Хлоя возвращается на место, тяжело рухнув в кресло.

— Хлоя, ты в порядке? — спрашивает Адриан, инстинктивно наклонившись к ней.

— Да, конечно, — сухо отвечает она. — Почему бы мне не быть в порядке?

Она скрещивает ноги, раздраженно фыркает и проводит по светлым волосам рукой с идеальным маникюром.

— Значит, — говорит она, любуясь своими ногтями, — ты рассказывал о будущей коллекции твоего отца.

В комнате воцаряется неловкое молчание.

— Э, нет, — поправляет Адриан, проведя ладонью по затылку, — мы говорили о…

— Будущей коллекции твоего отца, — властно перебивает его Хлоя.

Маринетт и Адриан снова замолкают на какое-то время.

— Хлоя… — вздыхает Маринетт.

Проигнорировав ее, Хлоя возобновляет свою речь. Она говорит о моде, прическах, шоппинге, каникулах, избегая малейшей попытки вернуть разговор в изначальное русло и упорно глядя куда угодно, только не на Маринетт.

Охотно разговаривая с Адрианом, Хлоя величественно игнорирует присутствие той, кого он представил как свою девушку. Только нервный тик, дергающий веко, выдает, что, вопреки усиленному притворству, будто Маринетт не существует, Хлоя прекрасно осознает обратное.

Маринетт не могла бы сказать, является ли это равнодушие хорошим или плохим предзнаменованием.

Возможно, Хлоя сверх ожидания оставит ее в покое.

Возможно, ее странное поведение — лишь прелюдия к самому ужасному приступу ярости, что когда-либо видел Париж.

Наконец, решив не испытывать удачу, Маринетт и Адриан прощаются с Хлоей.

Она приказывает мажордому принести куртку Адриана, вынуждая Маринетт самой забирать с ресепшена вещи, благодарит друга за чудесный тет-а-тет и хлопает дверью за спиной Маринетт с такой силой, что та слышит, как вибрирует деревянная панель.