— А вдруг не всех, — предположила, сглотнув. Карие глаза Миши засветились смехом и снисходительностью. С такими чувствами взрослый смотрит на любимое чадо, несущее глупости. — А вдруг… Вдруг здесь бешеные лисы есть?

Уголок рта Воронова дернулся в улыбке, он вновь крепко обнял меня, притянув к себе:

— Нет тут никого опасного, не переживай.

— А если… медведь-шатун… — Тревога не отпускала меня, страшные картины, в которых за каждым стволом прятался страшный зверь, заполонили мозг. Страх уже вышел на тот план, где сознание и воля, похоже, вовсе не действуют. — Или бешеный лось. Или…

Кажется, я оказалась близка к истерике.

— Миша, а если мы в капкан угодим, если…

Мой голос прервался. Я тряслась будто в ознобе, мертвой хваткой уцепившись за отвороты наполовину расстегнутой куртки мужчины, на широко распахнутых глазах выступили слезы.

Воронов быстро понял, что со мной творится. Скинув перчатку, он погладил теплой твердой рукой мою щеку, коснулся своим носом моего.

— Тсс. Здесь нет никого и ничего опасного, — повторил тихо.

— Верь мне. — И накрыл горячими губами мои.

Поцелуй был короткий, головокружительно сладкий, без подоплеки страсти или желания. Миша словно бы так сказал мне: все хорошо, я рядом, в обиду не дам, мы вместе и мы справимся.

Сердце споткнулось, из головы вылетели все страхи, мысли, решения. Осталась лишь ужалившая мысль: «Мало! Этого мало». Я задержала дыхание, сама потянулась к мужчине, глядевшего на меня горящими глазами, поцеловала, обняв его за шею.

Мы не переходили грань, наши губы двигались с осторожным напором, сдержанной, но все же выплескивающейся страстью, дыхание смешалось, обжигало. Я разомлела и возбудилась одновременно, притянула его еще ближе, не желая останавливаться, прекращать. И в следующий момент застонала бы, углубила бы поцелуй, если бы Миша сам не прервал это безумие.

Мы отстранились друг от друга, и я вернулась в действительность: в круговерть снегопада, торжественно ледяной и темный лес, в забирающийся под полы пальто, остужающий разгоряченное тело морозец. В глазах мужчины (бывшего, черт возьми!) видела торжество и удовлетворение, а внутри меня разливался холод ужаса. Уже не связанного с диким зверьем и прочими опасностями, которые могут нас подстерегать на пути к коттеджу.

Проклятие! Что же я наделала? Что такое на меня нашло? Какое-то затмение, умопомрачение…

Отрезвление сработало не хуже хлесткой пощечины. Если Воронов именно так решил предотвратить мою зарождающуюся истерику, то он замечательно преуспел!

Отшатнувшись, я чуть не свалилась в сугроб — шпильки вновь подвели, да и ноги не держали. Миша не дал мне упасть, снова прижал к себе.

— Отдохнула? Пришла в себя? — спросил с дьявольскими искорками в горячем взгляде, снова недвусмысленно потянулся к моим губам, выдохнул в них.

Сердце лихорадочно заколотилось, жар осел внизу живота, превратив мышцы в желе, а губы загорелись в предвкушении.

— Вполне, — выдавила я, отклоняясь назад.

— Леська, какая же ты все-таки красивая. — Он как-то сыто и довольно улыбнулся, отпустив мою талию, чтобы обхватить плечи. — Ресницы снегом все залеплены… Моя Снегурка.

Обжигающие губы Миши скользнули по щеке, приближаясь ко рту. Мне удалось вывернуться, отступить.

— Не вздумай, — я выставила вперед руку, подавляя дрожь желания, чувствуя, как в висках стучит горячая кровь. — Одного раза достаточно.

— Ты права. Пока достаточно, — согласился, прищурившись. — Пойдем, — развернулся, зашагал к коттеджу.

— Что значит «пока»? — Я, споткнувшись, последовала за ним. Меня потряхивало от наката адреналина, нервы будто наэлектризовались, натянувшись.

Воронов не спешил отвечать, вытянул руку, приглашая ухватиться за нее. Я же проигнорировала жест, сверля спину мужчины свирепым взглядом.

— Я хочу знать, что значит твое «пока достаточно»? Навсегда достаточно. Миша!

В ответ услышала короткий саркастичный смешок.

— Ты слышал меня, — настаивала я срывающимся голосом. Архиважным стало отвоевать хоть какую-то толику разумного, хоть как-то обезопасить себя.

Мужчина наконец остановился и повернулся ко мне. На лице снисходительная полуулыбка, взгляд уверенный и безмятежный.

— Лесь, ты же знаешь поговорку, что в одну реку дважды не входят?

Я, тяжело дыша, кивнула.

— Так вот. Мы с тобой не просто вошли. Вода уже до шеи доходит. Поэтому поговорки — это чушь и поэтому же «пока».

— Что? Нет, — я вцепилась в Воронова, собиравшегося продолжить путь. — Мы не вошли. И не войдем!

Миша перехватил мои руки, заключил их в свои.

— Леся, — мягко усмехнулся. — Если хочешь обсудить сейчас факты, то давай. Первый: и ты, и я до сих пор храним верность друг другу…

— Нет, я встречаюсь…

Воронов бесцеремонно накрыл мой рот пальцем, осуждающе покачав головой.

— Я уже предупреждал про твои три короба. Еще раз повторю: поищи для своего вранья другую тару. И потом, Лесь, я ведь не глуп, не слеп, наблюдал за тобой. У тебя никого не было, когда ты уходила от меня, и после тоже. Нет и сейчас.

Я глядела на него с бешенством, горечью и отчаянием. Пропала… Окончательно и бесповоротно. Все нарастало подобно снежному кому: сначала заставили с ним работать в паре, затем все эти постоянные встречи, контакты, игры в холодно-тепло, постоянные воспоминания, сны, мечты, желания… А после застряла с Вороновым в лесу — и вуаля! Снежный ком свалился прямо мне на голову, оглушив, поставив логичную точку во всей этой катастрофе.

— То, что произошло, — это не случайно. Не ошибка. К этому все шло с самого начала. Хорошо, признаю, что больше всего этого хотел я. Стремился, добивался, манипулировал, да. Но продолжила ты. Следовательно… — он многозначительно умолк. — В общем, сейчас не время и не место это обсуждать. Лучше идти. Тимофей ждать не будет.

Мы снова зашагали по колее, друг за другом, с той только разницей, что теперь я не цеплялась за своего спутника, шла самостоятельно. Было тяжело, я задыхалась, глотая ртом холодный ветер вместе со снежинками, а внутри бушевала такая же метель, что и снаружи, только сотворенная из эмоций. Удивительное созвучие природы и психики.

Сама во всем виновата… Но и Воронов тоже хорош! Признал, что манипулировал. Что теперь делать? Лучше всего вообразить, что ничего не было, постараться успокоиться и закутаться в равнодушие как в дождевик. Нет, такое больше не для меня… Давно не для меня.

— Так дело не пойдет, — Миша снова остановился, сурово посмотрел на меня, еле пробирающуюся по снегу. — Держись за меня.

— Я могу и сама…

— Можешь. Забуриться в снег. Но сейчас не до снежных ангелов, солнышко.

— Не называй меня так.

Я уже поравнялась с мужчиной. Спрятала слезящиеся глаза, поправляя снуд и воротник.

— Всего лишь констатирую факт.

Он помолчал, секунду размышляя.

— В общем так. Тебе эта тема неприятна, и пока мы ее закроем. Потому что, во-первых, мы спешим, на кону наше обоюдное спокойствие и здоровье. Во-вторых, я не хочу, чтобы ты злилась и переживала. И ты устала. Поэтому мы пока сотрем этот эпизод из памяти, будто его не было. Ты снова крепко ухватишься за меня, обопрешься, и мы условимся играть в молчанку до самого коттеджа. И ускоримся. Ну а потом вернемся к этому разговору и в подробностях разберем вопрос, почему же ты ушла от меня.

— Я объяснила, — напомнила тихо, страстно желая просто-напросто распасться на молекулы, исчезнуть. Превратиться в облако, как Снегурочка из сказки. Счастливица! Одним махом избавилась от всех проблем…

— Я помню. Но не принимаю ответ.

Во мне вновь взорвались боль и раздражение. Я вся кипела, тогда как Воронов был невозмутим, уверен, спокоен. И способен здраво рассуждать!

— Ты сволочь, — высказалась я, холодно глядя в его лицо.

— Ты тоже. Одним словом, мы созданы друг для друга. Итак, молчанка и ускорение?

Я глубоко вдохнула, задержала в легких сырой морозный воздух, выдохнула. Миша предложил очень разумный план, и, если не хочу остаться в этом сосняке снеговиком, стоит согласиться и послушаться.