Феликс выдохнул и, отключив связь, бросился спасать Виолу от необдуманного поступка. Ну что за слабая девчонка! Почему она, говоря о доверии, не открывалась ему полностью? Что за двойные стандарты? Взять денег в долг совесть ей позволяла, а позвонить ему, как к другу, и просто поделиться своими переживаниями — нет!
Энтос не думал, что пугал прохожих, которых неловко отталкивал со своего пути. Он бежал, боясь не успеть. В ушах звенел ветер, сердце бешено колотилось в груди. Ворвавшись на смотровую площадку, он жадно оглядел всех, кто там находился, выискивая яркий маяк — малиновые волосы, и когда нашёл, чуть не выругался вслух, но сдержался. Он даже отвернулся, чтобы перевести дух, взять себя в руки, а также перезвонить ши Короцу и выразить свою благодарность.
— Я не имею права вмешиваться, но вы должны понимать, что если с ней что-то произойдёт, вас посчитают виновным. Я пытался объяснить начальству, что вы тут ни при чём, что землянка сама неуравновешенная особа и вашей вины в том нет, но у меня не хватает доказательств. Прошу, ши Энтос, будьте предельно бдительны, следите за собой и своими словами. Я не должен был предупреждать вас, но к вам слишком пристальное внимание, особенно с появлением новой знакомой.
Ещё одна неприятность этого дня. Феликс поблагодарил Ларея, прекрасно осознавая, что тот старался быть непредвзятым, но у него своя чёткая задача: следить за Энтосом и предупреждать о его срывах.
Подумав о своей дрянной ситуации, Феликс удивлялся тому, что его это больше не трогало. Не так, как раньше, и не столь сильно, чем та же ругань в сети с Аланой. Виола стала занимать в его жизни первое место, служение ей вытеснило всё остальное. Он стал забывать о том, что постоянно «под колпаком», что все его знакомые никто иные, как шпионы, по большей части шияматы. Всё это стало неважным. Он даже не злился на ши Короца за то, что тот таким образом признался в том, почему сдружился с Феликсом. Он выполнял свою работу, и Энтос был рад, что Ларей очень ответственный манаукец и привёл его к писаке слезливых романов. Девушку хотелось встряхнуть, наорать на неё, возможно, отшлёпать, но больше прижать к груди и успокоить своё сердце. Умирать Виола в этот раз не собиралась. Лучшая новость этого утра.
Приблизившись к своей писаке, осторожно обходя других посетителей смотровой площадки, Феликс заметил, что она на этот раз в очках. Он не успел рассмотреть землянку в них, потому что та резко села, заставив альбиноса понервничать. Вдруг всё же решилась спрыгнуть? Ограждение вернули на место, и теперь самоубийцам пришлось бы перелезать через высокие перила, чтобы осуществить свою мечту.
Остановившись рядом с девушкой, манаукец решил не сдерживаться — она честно заслужила головомойку. Нельзя быть такой размазнёй. Она должна научиться защищать то, что ей дорого.
— И что на этот раз у нас произошло?
Вопрос повис без ответа, привлекая внимание тех, кто находился рядом с Виолой. Земляне, унжирцы и даже нонарцы побаивались манаукцев, особенно альбиносов. Поэтому, услышав сердитый голос Энтоса, многие попытались убраться от него подальше. Лишь Виола, нацепив очки на нос, недовольно взглянула на него через плечо.
— Всё как обычно. Ничего нового.
Ответ поразил альбиноса, и он протяжно вздохнул. Подтянув светлые брюки, не переживая, что испачкает их, он сел рядом с Виолой и, обняв за плечи, притянул к себе. Она нуждалась в поддержке. И Феликс был рад, что в этот раз она не напилась, как при первой их встрече. Просто рыдала, упиваясь жалостью к себе. Но и это можно было исправить.
— Нашла из-за чего переживать. Лучше бы посмотрела на всё с другой стороны. Твоя Алана испугалась, что ты затмишь её. Потому что это правда. Ты сильнее её пишешь, ярче, чувственнее и нежнее. То, о чём я тебе и говорил. Так, как обожают твои преданные читательницы. Все женщины мечтают о настоящей любви.
Виола кивнула, тихо шмыгая носом на его груди. Он ласково погладил её плечи, постепенно успокаиваясь, запирая злость на замок.
— Рейтинг смотрела? Читатели прибывают. Им нравится, как ты пишешь. Ты заставила меня кончить.
Манаукец бросил приманку и улыбнулся, когда девушка стала осторожно поднимать к нему лицо. В очках она казалась немного старше, строже, но в голубых глазах плескалась такая боль, что Феликс не выдержал. Он легко стукнул пальцем по кончику носа девушки, встал, затем осторожно поднял её и, прижав одной рукой к себе, тихо шепнул растерянной Виоле:
— Я запрещаю тебе общаться с ней. Я ревную тебя. Мне плевать, что она тебе сказала, ты обязана слушать только моё мнение. Этот рассказ мой, для меня, уяснила?
Дождавшись слабого кивка от онемевшей землянки, которая пыталась что-то прошептать, Феликс второй рукой взял девушку за подбородок и поцеловал её в губы. Сначала ласково, исследуя её губы своими, даря им своё тепло, чтобы не напугать, чтобы осознала то, что он делал с ней. Затем осторожно слизнул с них соль пролитых слёз, прежде чем ворваться между розовыми створками в тёплую глубину её рта. Виола застонала, вцепившись в его пиджак, удивлённо распахнув глаза, а Феликс не отпускал её, выплёскивал всю накопившуюся нервозность, успокаивал себя и своё Эго. Она должна была понять, что он, Феликс Энтос, намного лучше, чем подлая Алана Фрэш. И писака слезливых романов должна подчиняться ему, слушаться его во всём, посвятить все свои мысли ему. Только ему! Ведь она давно захватила его мысли, так почему же в её голове есть кто-то другой?
Виола
Я была шокирована. У меня все мысли из головы вылетели, когда Феликс стал меня целовать. Я ожидала чего угодно, но только не властный, клеймящий поцелуй. Как кипятком ошпарило от его горячих губ, от напористого языка. Ноги подкосились, но манаукец держал крепко, и я вся растерялась, даже равновесие куда-то пропало. Вцепилась слабыми руками в пиджак Феликса и зажмурилась, умирая каждой клеточкой тела. Порочный ангел! Он умел дарить наслаждение одними губами. Ощущения были обалденными! Словно меня сбило сильным потоком и смыло вниз на первый уровень. Лёгкость полёта, шум в ушах, дикое сердцебиение — я словно сделала тот самый последний шаг в пропасть и была счастлива.
И всё же после первого поцелуя становится неловко от невероятного накала страсти. Я чуть отстранилась от Феликса, когда в лёгких не осталось воздуха, когда сердце готово было выскочить из груди, когда кто-то рядом деликатно кашлянул.
Я смутилась. Неприличное поведение. За него можно получить штраф. Но мы с Феликсом вроде бы не переступили эту самую черту пристойности. Мой Ангел крепко прижал меня к своей груди, спрятал от возмущённого старичка, сделавшего нам замечание. Я слышала, как в груди манаукца стучало сердце, так же взволнованно, как и моё, и не знала что и думать. Все проблемы отошли на задний план, поскольку теперь я совершенно не уверена в своём будущем. До поцелуя я считала, что мы просто соавторы книги, и как только она закончится, наши дорожки разойдутся. Может, останемся друзьями, но теперь я боялась признаться себе, что надеялась на нечто большее, чем дружба. И нужно пресечь такие мысли. Кто я, а кто он. Я простая землянка, а он важный манаукец, у которого есть деньги. Не стоило даже и думать, что между нами могло вспыхнуть что-то настоящее… Сердечко, моё сердечко, остановись, милое. Это не тот парень. Нам бы в кого попроще влюбиться. Хотя меня так и тянуло к Феликсу, я млела, стоя в его объятиях, таких тёплых, надёжных.
Если бы только знала, как сильно пожалею, что не вырвалась тогда и не сбежала от этого тирана!
— Ты под домашним арестом.
Первое, что я услышала, когда дверь его жилблока закрылась за нами.
— Что? — Я обернулась к нему лицом и попятилась от коварной и чуть злой кривой ухмылки Феликса.
— У тебя прекрасный слух, Виола. И ты прекрасно поняла, что я имел в виду. Ты под домашним арестом. Сиди — пиши! Захочешь пообщаться с читателями — только в моём присутствии. Пока я на работе, никакого галанета и из жилблока ни ногой.
