— Привет! — выпалила Ирина, обворожительно и широко улыбаясь на все свои сто двадцать голливудских зубов. — Помнишь меня? Мы с тобой в аэропорту виделись, когда из Гаваны с Димой прилетели…

Вот уж благодарю покорно за такую встречу — Люська в тот день вся изнывала от ревности и, само собой, добрых чувств к красотке Дубовой явно не питала. Ей стало стыдно за тот детский сад. Она виновато улыбнулась Ирине:

— Ну конечно, помню…

Ирина, казалось, была абсолютно счастлива от встречи — она тут же защебетала, наклоняясь к Люське, словно они с ней были лучшими подружками:

— Дима про тебя так много рассказывал!.. Ну, как тебе презентация?.. Скажи, он здорово вырос в профессиональном плане за этот год?.. Я в восторге, он талант и большой умница… А его новые песни — просто блеск!.. Я так горжусь, что с ним знакома и даже записала дуэт…

— Да я, собственно… — в замешательстве пробормотала Люська. — Еще ничего особо послушать не успела, я только что пришла…

— Ну ничего, все самое интересное только начинается! — Ирина весело подмигнула ей. — Еще увидимся, думаю… Хорошо тебе повеселиться, а я должна бежать, меня мой парень уже заждался… — она обезоруживающе улыбнулась ей, помахала рукой и упорхнула — только ее и видели. Люська еще некоторое время смотрела в ту сторону, тоже невольно улыбаясь. Нормальная девчонка, если разобраться… И чего она тогда на нее так взъелась?..

В это время ее слух различил слова, доносящиеся со сцены. Это была песня, мелодию которой Люська никогда до этого не слышала, но текст… В нем было что-то до ужаса узнаваемое.

— …Мне печаль твоя знакома до черточки: пусть лицо твое сейчас улыбается…

Она вздрогнула. Не может быть! Это же ЕЕ песня! Вернее, это — стихи, которые Дима посвятил ей, и, стало быть, превратил их затем в целую песню, тоже посвященную ей… Да ей ли? Но ведь писал же он эти строки для нее, только для нее, и ни для кого другого!

Люська с удвоенной энергией принялась пробиваться сквозь толпу — ей необходимо было увидеть его лицо. Голос… Голос был грустным, но, возможно, лирического исполнения, скорби и печали требовала сама песня.

— …Я же слышу, как в беспечности голоса ты скрываешь свою боль, свою искренность,

Наши слезы делят встречи на полосы, понимая расставанья бессмысленность…

У Люськи защемило сердце. Так значит, он все-таки дописал то стихотворение! Так значит, он все-таки о ней думал… и думает… Ну не может быть, чтобы он был равнодушен, при таком-то страдании в голосе! Нет уж, дружочек, меня не обманешь, подумала она, усмехаясь, потому что мне тоже «печаль твоя знакома до черточки»…

Дима допел песню, вежливо переждал овации и заговорил.

— В новый альбом вошло несколько песен, которые сочинил я сам. Признаться честно, мне немного страшно отдавать их на ваш суд. Потому что песни эти… очень личные, я бы даже сказал, интимные. В них я просто выразил все то, чем в настоящий момент живет мое сердце. Пожалуйста, не судите строго. Мне очень нужна ваша поддержка…

Публика ободрительно зашумела — не дрейфь, мол, пой давай!

— Ну, и чтобы не тянуть… Вот еще одна новая песня. Называется она… называется она «Одиночество».

Люське наконец удалось пробраться к сцене — на такое расстояние, когда она уже могла видеть его. Дима, разумеется, вряд ли мог различить ее лицо в толпе. Но сам он был ей хорошо виден. Он как-то позврослел за эти дни… Она отметила это. Повзрослел, возмужал, и в то же время осунулся. Видимо, сказывалось нервное напряжение перед презентацией. А может… может быть, и кое-что другое. Люська замерла перед сценой и впилась в Диму глазами. Боже, как же ей не хватало его все эти дни…

Дима запел свою новую песню. Музыка была пронзительно тоскующей, почти безысходной… и очень красивой. Хотелось плакать…

— …Не спрашивай, как сильно я скучаю — слов нужных подобрать я не сумею.

Я просто одинокими ночами тобою так мучительно болею…

Люська сморгнула слезы. В горле стоял ком… А Дима тем временем добрался до припева:

— …Мне без тебя так пусто, непривычно… Живу, разлуку грустно теребя,

Мне говорят: «Что происходит?» Все отлично, но сердцу очень плохо без тебя…

Нет, это было невыносимо! Люська чувствовала, что еще чуть-чуть — и она разрыдается в голос. Ведь это были и ее слова, ее мысли, ее чувства — именно ТАК она сама скучала по нему, именно так страдала… Она придвинулась вплотную к сцене и смогла, наконец, увидеть выражение его глаз. Она поняла, что Дима и сам еле сдерживается, обуреваемый эмоциями…

В этот миг он поднял глаза и обвел взглядом толпу.

В этот миг он ее увидел.

В этот миг ей показалось, что он сейчас забудет слова песни. Но она не могла ошибиться — его глаза вспыхнули таким безумным восторгом при ее виде, таким счастьем, что… сомнений больше не было, их просто не могло быть.

«Он меня любит!» — думала Люська, уже не замечая, что слезы катятся и катятся по ее щекам…

Им удалось пообщаться только после того, как презентация была закончена. Все это время, разумеется, они не теряли друг друга из виду — поддерживался постоянный контакт глазами, Люська с Димой искали друг друга взглядами и посылали улыбки, которые говорили намного больше слов, выражая поддержку, или одобрение, или восхищение — но спуститься со сцены Дима никак не мог, он пел песню за песней, принимал букеты, поздравления… Люська просто любовалась им со стороны, чувствуя себя совершенно счастливой, преисполненной гордости за него…

Едва же в зале погасли последние огни, посторонний народ (типа представителей СМИ) повалил к выходу, а народ, приближенный к звезде (знаменитости и светские львы), принялся дружно перемещаться по направлению к помещению за сценой, где был устроен фуршет для «своих». Дима в один прыжок соскочил со сцены, даже не воспользовавшись ступеньками. Они с Люськой крепко обнялись и на несколько минут замолчали.

— Поздравляю… с классной презентацией, — наконец выговорила Люська, чуть отстранившись и вглядываясь ему в лицо. — Все было просто супер.

— Я знал, что ты придешь, — он улыбнулся. — Я не верил, что тебя не будет… Я так ждал!

— А ведь могла бы и в самом деле… не прийти, — усмехнулась Люська, вспомнив, какое дикое и фантастическое стечение обстоятельств позволило ей проникнуть сюда. — У меня ведь даже не было аккредитации…

— Как так? — Дима недоуменно посмотрел на нее. — Я специально попросил нашу пресс-службу отправить приглашение на твое редакционное «мыло», неужели ты не получила?

— Получила. Да только я решила, что ты не хочешь меня видеть. Понимаешь, — Люська смутилась, — это же не было приглашением лично от тебя…

— Сам лично я стеснялся…

— Стеснялся?.. — она недоуменно приподняла бровь.

— Ну… Боялся, что ты не захочешь со мной разговаривать или что ты откажешь… Я тебе много лишнего наговорил в последний раз…

— Дурачок, — она рассмеялась. — А я думала — это ТЫ не захочешь со мной разговаривать.

На его лицо набежала легкая тень. Он потер виски, как бы раздумывая, а затем нерешительно начал:

— Мне нужно тебе кое-что сказать… Понимаешь, я…

— Если это про Юлианну, — перебила его Люська, — то я даже не хочу ничего слышать.

— Ты и это знаешь?.. — он виновато опустил голову. — Пойми, это на самом деле ничего не значит для меня. Да, возможно, я поступил с ней некрасиво, но просто так получилось…

Люська не удержалась от того, чтобы слегка его упрекнуть:

— Вот видишь, ты обижался на меня из-за Андрея, а ведь у нас с ним и в самом деле все давно было кончено. Зато сам тут же пустился во все тяжкие…

— Ты потому и не звонила? — он вздохнул.