Но, может, этих двух парнишек еще было не поздно спасти? По крайней мере, попытаться им помочь.

Устремив взгляд на передние окна, Эллис поискал глазами хоть какие-то признаки движения в доме. Но за грязными разводами на стеклах ничего видно не было. Эллис напряг слух и обоняние, попытался уловить позвякивание кастрюлек и чугунков или аромат кипящего рагу – любой знак, указывавший на присутствие матери дома. Но в воздухе разносилось только отдаленное кряхтение трактора, да запах вспаханной земли. Реальность побудила Эллиса к здравомыслию.

Что он, собственно, мог сделать для этих мальчишек? Убедить их родных, что им стоило поискать другой, лучший вариант? Какой? Пожертвовать им несколько баксов? Так он и сам с трудом оплачивал аренду…

Оба мальчика теперь смотрели только на него – словно ждали, когда Эллис заговорит. Он отвел глаза от таблички. И порылся в мозгу в поиске слов, действительно имевших смысл. Но найти их у него не вышло.

– Вы, ребята, берегите себя…

Под их дружное молчание Эллис с неохотой развернулся. Стрельба камушками по ржавой банке возобновилась, а когда он возвратился на проселочную дорогу, резко стихла.

Впереди, в пятидесяти ярдах, «Модель Т», когда-то спасенная Эллисом со свалки, поджидала его с открытыми окошками. Ее радиатор больше не шипел и не брызгал паром. Но и обстановка, окружавшая Эллиса, тоже почему-то переменилась. Бескрайние поля, покосившиеся изгороди… Еще несколько минут назад он находил их восхитительными и интересными объектами для своей личной фотоколлекции. Подходящим способом скоротать время, пока мотор охлаждался от августовской жары. А теперь эти пейзажи дохнули на него терпким душком очередной трагедии, ему, увы, не подконтрольной.

Усевшись в свой драндулет, Эллис бросил на сиденье камеру (несколько резче, чем следовало) и отыскал флягу с водой. Заправив радиатор, он перевел рычаг переключения передач и повернул ключ. Затем вернулся к капоту, вставил кривой стартер в храповик коленвала и с силой прокрутил ручку на один оборот. Потом еще на один, и (слава Богу!) его седан ожил.

Уже сидя за рулем, Эллис смахнул с головы шляпу и тронулся в путь – как никогда желая поскорее вернуться в город. Через сорок пять минут он будет в совершенно ином мире!

Карта, расстеленная на его куртке, на пассажирском сиденье, затрепетала под струйкой ветерка, ворвавшегося в салон. Как раз сегодняшним утром эта мятая страница с пометками и обведенными в кружочки населенными пунктами привела Эллиса к месту его последнего «воодушевляющего» задания: выставке рукодельных работ Пенсильванского благотворительного женского общества под эгидой супруги самого мэра Филадельфии! Большинство вышивок, безусловно, впечатляло, но про себя Эллис чертыхался и роптал при каждом щелчке затвора. То, что пришлось работать в воскресенье, сильно подпортило парню настроение. А ведь ему еще предстояло проявлять снимки и кропать статью, крайним сроком сдачи которой было утро понедельника. Вот тебе и выходной день!

Да, так было утром. А сейчас, тронутый участью двух ребятишек, Эллис устыдился своего ворчания на работу, которой многие бы позавидовали.

Он попытался выбросить мальчишек из головы. Напрасно. Их образы снова и снова всплывали перед глазами, пока его колымага тарахтела и громыхала по шоссе. Но, лишь подъехав к зданию «Экземайнер», Эллис осознал истинную причину, по которой эти дети так сильно тронули его за живое. И не смог не задаться вопросами: будь сейчас рядом его брат, они бы с ним тоже выглядели похоже? И оба ли были желанны для своих родителей?

Подойдя к рабочему столу, Лили – все еще в своей шляпке-клош – испытала стыд и раскаяние из-за того, что она сделала.

Точнее, не сделала.

В пятницу вечером один репортер ждал, пока высохнут его фотографии.

Шеф Лили, Говард Тримбл – главный редактор, контролировавший газету со всей строгостью командира, готовящегося к сражению, – потребовал, чтобы ему предоставили все снимки для просмотра в первый же день новой рабочей недели.

Репортер был простужен и казался на вид настолько несчастным, что Лили пообещала показать боссу фотографии за него и отпустила больного домой.

Она была не из тех, кто легко раздавал обещания. Но в головокружительной суете умудрилась позабыть об этом уговоре. А понедельник уже наступил. Часы показывали семь сорок утра. До прихода Тримбла оставалось всего двадцать минут.

Лили поспешно пересекла новостной отдел. Между рабочими столами, сдвинутыми впритык и пока еще наполовину пустовавшими, бродил приглушенный гул голосов. В регулярной смене караула дневной персонал «Экземайнер» постепенно замещал ночную команду. Из коридора Лили нырнула на лестницу и понеслась вверх по ступенькам – взбежать на один этаж было быстрее, чем дожидаться лифта. И вот она уже в наборном цеху на четвертом этаже.

– Доброе утро, мисс Палмер, – возник справа от нее молодой, спортивного сложения парень с охапкой папок в руках.

Припомнить имя нового сотрудника Лили не удалось. И она ответила ему легкой улыбкой, лишь слегка замедлив свой темп. Но парень не отстал:

– Похоже, впереди еще одна жаркая неделька.

Заметив в его голосе стремление поддержать разговор, Лили ответила:

– Да, я слышала.

– А как вы провели выходные?

Лили, как и всегда, ездила в северный Делавэр – в свой настоящий дом. А не тот женский пансион, в котором она обитала во время рабочей недели. Только целью этих поездок домой, как и многим другим в своей жизни, Лили поделиться ни с кем не могла.

– Сожалею, но я сейчас очень спешу. Хорошего вам дня. – С вежливой улыбкой Лили прошествовала мимо парня до двери в углу. К счастью незапертая, она вывела ее в короткий проход. Табличка на второй двери – «Не беспокоить» – была повернута тыльной стороной. Верный знак, что фотолабораторией никто в данный момент не пользовался и входить в нее было безопасно.

Внутри от лампочки под потолком свисала тонкая цепочка. Лили дернула за нее, и маленькое прямоугольное пространство осветилось жутковатым красным сиянием. Воздух пах проявителями, которыми были забиты всевозможные лотки, теснившиеся между прочим оборудованием на прямоугольном столе вдоль стены.

На проволоке, натянутой во всю длину комнаты, болталось более дюжины снимков.

В самом конце этой «гирлянды», сразу после фотографий с женщинами, горделиво демонстрировавшими свои лоскутные одеяла, Лили увидела три снимка, за которыми пришла, – сцены собрания профсоюза сталелитейщиков.

Лили быстро схватила со стола пустую папку и отстегнула их.

И уже собиралась закрыть папку, когда ее взгляд привлекла еще одна фотография. На ней было запечатлено дерево – совсем обычное, если не вглядываться. Старый дуб рос в чистом поле, одинокий и грустный. Его ветви тянулись вперед, словно тосковали по чему-то незримому…

Лили рассмотрела следующий снимок – вырезанные на щербатом заборе инициалы:

Последняя буква была незакончена. И непосвященным оставалось только гадать, какой инициал скрывался за черточкой. И какой сюжет…

Лили перевела взгляд на следующую фотографию, затем еще на одну. Выкинутая кем-то крышка от бутылки, вдавленная в дорожное полотно. Единственный цветок в куртине жухлых сорняков, величаво возвышавшийся над ними… Каждый снимок таил в себе некую историю, и у Лили не возникло сомнений насчет их авторства.

С прошлой весны работая в редакции секретаршей, Лили уже дважды натыкалась на личные фотографии Эллиса Рида. Каждый его образ нес в себе интригующую перспективу, глубину детали, которую большинство людей не заметили бы.

Немногие мужчины в газетном бизнесе соглашались писать для женских колонок, да еще и за скудное жалованье. А Эллис это делал с усердием и исполнительностью. Хотя, как и Лили, он явно «удостоился» работенки, не соответствовавшей его настоящим талантам. Она, конечно, никогда не упоминала об этом. Ведь их периодическое общение не выходило за рамки обычной дружелюбности…