Литмир - Электронная Библиотека

– Маш, ну ты пока расскажи, как у тебя все было!

– Ох, Настя. Я тоже растерялась, смотрю на Семена, а он вылитый Добрыня Никитич Васнецовский! Пока размышляла меня эти черные, слуги Кощеевы на седло вздернули. Жесткая штука оказалась, ногу натерла, бок тоже весь помяла, ну повезло, что хоть не за косы схватили. Я уж потом в замке в зеркало глянула – а у меня наряд не девичий – женский, вот и уцелела.

– А женский это как?

Удивилась Настя.

– Ну, там много нюансов, главное – волосы подобраны под кику и платком прикрыты, ну и в общем платье потемнее, фасон немного другой, более практичный, что ли. Рукавов уже таких до земли на нижней одежде нет, что бы работать не мешали. А главное – многослойный он, удары о седло смягчил, а то б у меня бока не просто синие были.

Вздохнула Машка.

– Привезли меня довольно быстро, часа за полтора, я даже и подумать успела, что за сказка? Но пока меня Кощей Марьей – Моревной не назвал и не догадалась. А он сморчок дохлый начал руки сразу распускать – ах, говорит Марья – Моревна, прекрасная королевна, как я рад, что ты в гости пожаловала! Ну вылитый аспирант Федечкин! Глазенки масляные, так и шарят! Ну я дурочку включила, да и болит все с такой дороги. Ах, говорю, что же ты Кощеюшка меня с дороги не напоил, не накормил, да и слуги твои верные обо мне в пути не заботились, бока все помяли, мне бы умыться, да откушать.

– А он что?

Заерзала на сидении Настя, и Машка заметила, что Семен даже есть, перестал – прислушиваясь к ее рассказу, там – то они и словом перемолвиться не успели, сразу в бега подались!

– Он морду скорчил, повежливей и повел меня к столу, да комнатку указал, там, мол умыться можно, а в комнате представляешь на сундуке платье разложено красивое, алое с серебром и жемчугом, с кокошником на полметра, да к нему разные там ленты, да завязки и украшения, да только все девичье! Подкупить меня решил старый хрен!

Машка, выплеснув эмоции, тут же утянула у мужа крышку от термоса с крепким чаем и, сделав пару глотков, продолжила рассказ:

– Я переодеваться не стала. Умылась с дороги, водички холодненькой попила, да и вышла, а этот сморчок меня под локоток подхватить норовит, к столу подводит, в креслице резное усаживает, да и давай мне вина да наливки подливать – опоить решил! А я не будь дура вазу с фруктами поближе поставила, да туда все и выливала, а потом как наелась, сделала вид, что захмелела и спать хочу – укажите, говорю сударь, мне опочивальню, притомилась я с дороги!

– И что?

Настя аж подпрыгивала от нетерпения, а Семен темнел лицом.

– И ничего, я в комнату вошла, да дверью, будто спьяну хлопнула, сморчку этому по носу прилетело, он до утра и отстал, лечился видать.

– А утром что ж?

– А утром я ему показала, что такое злая баба в доме! Посуду за завтраком побила – мол, грязная, ковры попинала, да и уборку затеяла. Как говорю вам ваша кошмарность не стыдно, женщину в таком сарае принимать? Взяла метлу потяжелее, да всех слуг припахала: кого паутину обметать, кого, лестницы платочками носовыми мыть, кого серебро чистить да люстры до блеска скоблить. А коли что не по мне – очередную тарелку об пол, или об голову чью-нибудь.

– И как?

Задыхаясь от смеха, вопросила Настя.

– Долго Кощей тебя выдержал?

– Конечно, нет! Я ведь после покоев во двор вырвалась! Там грязи еще больше оказалось. Так что к приходу Семена он сам сбежал 'на охоту', а стражи так умаялись, что уснули, где упали.

Тут к разговору присоединился насытившийся Семен:

– Я к замку за клубочком подбираюсь, и думаю, сейчас как пальнут из лука или арбалета и все, хана мне. А клубочек меня к боковой калиточке привел. Захожу – а там сонное царство, а на крыльце высоком, сидит моя Машенька в печали, среди горки посуды побитой, хлебушек голубям крошит.

– Ага, я как раз думала, далеко ли удрать смогу, пока Кощея нет. А тут Семен! Ну мы через ту самую калиточку выбрались и побежали. Едва до кустов добрались – к вам и вывалились.

Закончив рассказ, Машка потянулась через высокую спинку сидения и обняла Семена, он в ответ поймал ее руки и прижался губами. Пара затихла, а Петр и Настя задумчиво переглянулись – еще утром столь нежных отношений у этой семьи не наблюдалось. Их разговоры и жесты скорее можно было назвать привычными, словно два человека живущие в общежитии – общая комната, посуда, круг общения. Но вот такая близость, нежность, бережность – впервые после свадебной кутерьмы.

Глава 13

После столь эффектной стоянки было решено ехать без остановок, сменяя друг друга за рулем, насколько хватит сил.

Часика через три Вера Павловна извлекла из своего багажа пластиковый контейнер блинчиков с повидлом. Василиса раздала всем бутерброды и компот, Машка и Аленка разложили по мискам салат, нарезанный тут же прямо в машине, над тазиком. Настя для желающих, порубила на крупные куски пару жареных кур. Байкеры ворча, опять поработали официантами успев перекусить на следующем привале у заправки.

В задачу не умеющих водить входило и развлечение водителей – разговоры и песни в машинах не прекращались. Девчонки вспомнили весь свои репертуар, и на коротких стоянках пересаживались из машины в машину, для смены обстановки.

– Махнемся магнитофончиками?

Предлагал ехидный Кощей Ги, и заслуженно получал кулачком в бок от негодующей Василисы. Темка измученный дорогой, визжа от восторга, прокатился на мотоцикле, будучи накрепко пристегнутым в куртке самого старшего кузена, и был возвращен бабушке в целости. Плотник и печник, едущие в грузовике тоже менялись – то один, то другой перебирался в кузов и вытягивал ноги, на штабеле досок лениво обозревая окрестности.

Так и ехали почти до самого вечера, наконец, у обочины показался указатель 'Осьмушки' 2 км. Все воспряли духом, зашевелились, и караван торжественно свернул с трассы на проселок.

Глава 14

Деревня встретила путешественников тишиной. Отец Иван, пересевший в джип для указания дороги, направил колонну к скрытому деревьями храму.

Избушка – развалюшка, выделенная ему в пользование поселковой администрацией, находилась тут же. Угодье одним концом упиралось в овраг, а другим выступало на пыльную улицу.

Выбравшаяся из машин толпа видимо произвела впечатление – заскрипели воротины, раздались хриплые голоса, из некоторых вполне справных домов выползли любопытные бабки, горохом сыпанули ребятишки.

– Православные!

Обратился к замершим у палисадников старухам Иван.

– Подскажите, где бы нам старосту сыскать? Я батюшка новый.

Старухи поскрипели, пошуршали и наконец, сказали, что староста сейчас 'у поли' картошку окучивает, так что быстро ее не найти.

– Эй, хлопец!

Окликнул Петр мелькнувшего в конце улочки парнишку на велосипеде.

– Доберись до старосты, скажи, что батюшка приехал новый, не обижу!

Парнишка кивнул и скрылся там же, откуда появился.

Прикинув, что солнце уже клонится к закату, Петр дал команду устраиваться на ночлег. Заросший бурьяном огород будущего Иванова хозяйства никого не прельстил – комары уже начали отдельными звенящими стрелками чертить воздух. Поэтому расспросив отца Ивана, который здесь уже пару раз бывал, решили поставить палатки в дальнем углу покосившейся храмовой ограды. Правда то тут, то там виднелись следы выпаса крупного рогатого скота, но вечером уж вряд ли какая буренка забредет.

Умученная Аленка мечтавшая прилечь, потихонечку отошла в сторону и прилегла в тени яблонек – дичек. Сон смежил веки, и вдруг дурнота сменилась ощущением полета.

Увидела Аленка себя на берегу в одной тонкой, почти прозрачной рубашке, а в воде уже резвятся девчонки, зовут к себе, брызгаются. Боязно стало Аленке заходить в незнакомую речку, но ощутила она себя с радостью юной, легкой, парящей и с визгом вбежала в теплую, словно молоко водицу.

Накупались подружки, зовут Аленку на бережок, а ей и не хочется, так хорошо – словно камень с души сбросила! Наконец вышла она из воды – глядь, подружки платья легкие натянули, встрепенулись, и полетели! А ее платьица нет! Всплакнула Аленка – потеряла свои крылышки! И так ей грустно стало, печально. Вдруг видит – Иван из-за деревьев идет:

7
{"b":"685923","o":1}