Очки с хрустом сломались о переносицу, в голове помутнело. От удара меня опрокинуло на стену. Белый кафель институтского туалета, замызганный кровью, глухой стук головы о пол и темнота…

Запах спирта защекотал ноздри. Попытка почесаться обернулась дикой болью в районе носа.

— Андрюшенька, миленький, — зазвенел голос, который никогда не спутать ни с каким другим.

— Ма-а-ам? — я попытался приоткрыть опухшие глаза: белый потолок, бледный свет ламп прошлого столетия, и вечный их спутник — противный запах дезинфекции. Ну точно, больница. Поначалу расплывчатые образы палаты постепенно возвращались к своему естественному виду.

Взгляд сфокусировался на этой отважной, в одиночку воспитавшей меня, простой сельской женщине, которой не повезло стать моей матерью. Морщинки, появившиеся после гибели моего отца, стали еще глубже, заплаканные глаза с темными кругами на испуганном лице, густые каштановые волосы, перемежающиеся с седыми прядями. Казалось, их стало больше с последних моих каникул.

— Андрюша, сыночек, — очнулся! Сейчас позову доктора. — Она подбежала к двери, — Сестра, позовите врача, пожалуйста! - и, снова повернувшись ко мне, — Бедный мой, как же тебя угораздило?

— Мама, что ты здесь делаешь, ты же в деревне?

— Да вот, приехала, как позвонили. Сказали избили тебя. Я с Игнатьевичем на машине до районного центра, а там на первом поезде к утру и добралась. Да ты же такой добрый всегда был, что ты не поделил с этим извергом? Я уже и заявление написала в полицию.

— Мама, ты ведь знаешь, полиция не поможет, — хрипло сказал я, хотелось пить.

Мать опустилась на обшарпанный, но все еще с виду крепкий стул: — Сынок, но ведь нельзя же так, что теперь всю жизнь терпеть?! Не поможет полиция — я и Президенту напишу, ночевать буду у них на пороге, но своего добьюсь. Ты же один у меня…

Речь ее прервалась скрипом двери. В проеме появился невысокий мужчина, с бородкой клинышком, а-ля Владимир Ильич. Судя по белому халату — приставленный ко мне врач. Глаза его быстро окинули палату, переместились на меня, а затем остановились на матери. Трясущиеся руки и блестящая испарина на лбу выдавали в нем недюжинное волнение, причина которого вошла в комнату вслед за ним. Высокий мужчина, в дорогом синем костюме. Идеально уложенные волосы, пронзительные стальные глаза, знакомые каждому, кто хоть иногда интересуется политикой. В носу опять защекотало, теперь уже от резкого запаха дорогой парфюмерии.

Моя хрупкая мать подскочила со стула, и бросилась с кулаками на вошедшего мужчину:

— Твари зажравшиеся! Не суда, не бога не побоитесь, я костьми лягу, но правды добьюсь! Я в газету пойду расскажу какие скоты у нас в Правительстве! Я…

Мужчина терпеливо глядел на мою маму, молча принимая грудью эти слабые удары, затем вопросительно посмотрел на доктора, который теперь натурально походил на памятник Ленину. Весь белый от испуга и, застывший словно мрамор, в позе маяка коммунизма. Тот спохватился, подскочил к матери и взял ее под руку:

— Г-гражданочка, п-пойдемте, н-нам нужно бумаги п-подписать, пусть Юрий Сергеевич пока т-тут побеседует с Андреем.

Мать безвольно повисла на докторе и, всхлипывая, скрылась вместе с ним в коридоре.

— Да уж, — густой бархатный голос раздвинул воцарившуюся тишину, — Не зря Серегин тренер свой хлеб кушает. Навел сынок красоту на твоей физиономии.

"Ну и ну, тренер наверное учил втроем с электрошокером на одного" — пронеслось в голове.

Я молчал, внимательно разглядывая "слугу народа". Значит вот такой ты в жизни, Министр экономики и развития, а по совместительству отец моего одногруппника Сергея Чернецова. Яблоко от яблони, как говорится.

— Молчишь? Правильно, говорить нам с тобой, по большому счету не о чем. Мать получит новый дом у себя в деревне. Ты вернешься в институт, Сергей тебя больше не тронет. Ты поскользнулся в туалете, мой сын увидел тебя на полу и вызвал скорую. Надеюсь, не стоит объяснять, что это единственная версия происхождения твоей травмы?

Внутри клокотало, хотелось ответить этой лощеной морде, но понимая как смешно я буду выглядеть, выдавливая слова дрожащим от злости голосом из пересохшего горла, просто кивнул.

— Это хорошо, что ты такой понятливый. Надеюсь это наша первая и последняя встреча.

Министр развернулся и вышел из палаты. Я молча выдохнул, сжав кулаки и уставившись на захлопнувшуюся дверь. Противно ныла переносица, которая теперь заслоняла половину обзора. Дверь снова открылась и зашла молоденькая медсестра, с точеной фигуркой, рыжими волосами и веснушками на аккуратном носике, судя по всему еще практикантка:

— Ой, здрасте, Вам что-нибудь принести? — во взгляде читалась неприкрытая симпатия.

— Воды пожалуйста, чем больше тем лучше, — прохрипел я и закрыл глаза.

— Хорошо, я мигом, — и выпорхнула за дверь.

Не прошло и половины минуты, как дверь снова скрипнула:

— Ой, Вы спите? Извините, я хотела узнать, Вам что-нибудь нужно?

Я открыл веки. Черт, у них тут филиал модельного агентства? Высокая брюнетка томно уставилась на меня, теребя край халатика, приоткрывая умопомрачительные ножки.

— Смирнова, сгинь! Не видишь — молодому человеку плохо, — это моя рыжая визитерша притащила целый графин воды и изящный бокал, которые никак не вязались с типичной больничной обстановкой.

Смирнова окинула меня страстным взглядом, а затем настолько же ядовитым рыженькую и, грациозно развернувшись, и ознакомив меня с весьма выдающейся филейной частью тела, покинула палату.

— Проститутка! Ой простите… Вертит тут хвостом. Держите, это минеральная.

Жгучая прохлада обволокла пересохшее горло. Я выпил половину графина, все это время медсестра неотрывно смотрела на меня. Да что происходит? Неужели я теперь такой "красавчик"?

— У Вас есть зеркало?

— Да, — она порылась в кармане халатика и протянула мне нехитрое круглое зеркальце, — Меня Марина зовут.

— Очень приятно, Андрей.

Из зеркала, на меня посмотрел плод страстной любви нетопыря и шимпанзе. Огромное лиловое пятно на раздувшейся переносице, да еще заплывшие глаза, разъехавшиеся к краям моей многострадальной головушки.

— А Вы Юрию Сергеевичу кем приходитесь?

Я чуть не уронил зеркальце. Ну конечно, придурок! Раскатал губу, как же нужна им твоя обезьянья рожа. Юрий Сергеевич, вот оно — лазейка на этаж повыше из погреба социума.

— Да так, знакомый.

— А Вы…

— Пожалуйста, давайте попозже поговорим, спать очень хочется.

— Хорошо, поняла, не мешаю, смена заканчивается, я к Вам завтра загляну. Вот возьмите на всякий случай, и называйте меня на ты. — Она смущенно протянула клочок бумаги с номером телефона.

Я молча взял листок и сомкнул веки. Хлопнула дверь. В воцарившейся тишине я занялся сбором гудящих мыслей. Ну и дела! Я конечно, не мсье Делон, но и не урод. Тем не менее, таким бешенным спросом у прекрасной половины человечества не привык пользоваться. Темная половина настойчиво убеждал брать, пока дают. Но, видимо, населению светлой области моей души такой расклад не понравился, и появилась тяжелая артиллерия в белых одеяниях: " Андрей, ты не такой", — говорили они. "Ее интересуешь совсем не ты", — говорили они.

"И как мне теперь быть?" — Ответить защитники света не успели — надрывный скрип двери прервал битву добра со злом.

— Андрюшенька, ну что будем делать? Доктор говорит перелома нет, небольшая трещина. Платить не надо, сказали что все за счет государства. Как ты себя чувствуешь, мой хороший? — заметно успокоившаяся мать вопросительно смотрела на меня.

— Мамуль, нормально все. Ты езжай домой, не волнуйся. Твари они конечно, но Министр домик пообещал тебе. Правда, ты в деревне не распространяйся сильно. Скажи сын помог. И врать не придется. А как помог — знать необязательно.