Я допил кофе и поставил чашку на пол.

–– Кто нас глушить будет? Кому мы нужны? Пойду, покурю.

Выйдя на балкон, я посмотрел вниз с третьего этажа. Прямо напротив наших окон возвышалась стена соседнего отеля. Это был как раз тот «Энтур», через который я заказывал авиабилет. Чуть правее около его входа стоял большой автобус и группа молодых мужчин. Насколько я знал это была белорусская сборная по футболу. В этом виде спорта я ни черта не понимал и мне было глубоко безразлично, who is who? Вот уж кто и фанатеет от футбола так это турки. Когда проходит матч и играет их сборная, то улицы вымирают в транспорте заметно меньше народа и, наверное, всё мужское население страны сидит у телевизоров. Слава богу к числу болельщиков я не отношусь и ни к какой команде не испытываю священного трепета.

Покурив и вдоволь насмотревшись на звёзд мировой величины, я вошёл в номер и увидел что мой «Заяц» уже готов идти на пляж. На ней была маечка ярко красного цвета, коротенькие шорты цвета хаки и такого же цвета босоножки на пробковой подошве.

–– Я смотрю ты готова?

–– Да, ещё минутку и всё.

Она старательно подкрашивала свои крупные губы.

–– Зачем красишь? Всё равно смоешь.

Она быстро сверкнула в мою сторону чёрными глазами.

–– Помада водостойкая.

Через минуту мы уже спустились в ресторан и каково же было моё удивление, когда внизу вместо Каана я увидел Дона Педро. Он приспокойненько сидел вместе с Лилиан и пил чай. Этот господин в отличие от предыдущего улыбнулся, показав ряд не совсем ровных, прокуренных зубов и кивнул нам в знак приветствия. Куда испарился Каан можно было лишь догадываться. Лилька сидела на стуле с опущенными глазами, прямо будто проглотив кол и лениво помешивала чай. Мы прошли мимо и на улице увидели Стефана болгарского музыканта. Этот тип был примечателен тем, что почти в совершенстве знал несколько языков, был очень худ и высок, имел большую, лысую похожую на бильярдный шар голову носил круглые очки а-ля Леннон и безумно любил выпить. Лильке он помогал совершенно безвозмездно. Безвозмездная помощь с его стороны заключалась в том, что он делал для неё полную аранжировку музыкальных произведений, записывая всё это хозяйство на минидисковую деку. Ей же на сцене оставалось делать лишь видимость, имитируя игру на синтезаторе. На этом его помощь не кончалась. Он ездил за неё играть в «Ofo» когда у этой дамы приключался неожиданный приступ меланхолии или что бывало достаточно часто неожиданные катаклизмы в бурных отношениях с любовниками. Вот за такие поездки она по обоюдной договорённости должна была платить, но каждый раз Стефану с трудом удавалось получить с неё деньги. Сейчас он сидел в плетёном кресле вытянув длинные ноги и пил пиво турецкого разлива.

–– Привет! Как?

Он разглядывал нас сквозь очки и чуть щурился.

–– Вы куда? К морю?

–– Да. Пошли с нами. Бери пиво, там допьёшь.

Он отрицательно покачал головой.

–– Нет. Идите у меня и так много работы.

Галька безнадёжно махнула на него рукой.

–– Опять для Лильки трудишься? Ладно. Оставайся пьяница, а мы пошли.

Она взяла мою руку и потянула к выходу.

–– Идем, позагораешь. С этими портретами ты совсем позеленел.

Мы спустились по маленькой винтовой лестнице не видной от дороги, к строящемуся отелю. Миновав здание из стекла и металла и пройдя вниз метров сорок мы оказались на краю пропасти, у подножья которой находился «дикий» пляж, куда с таким удовольствием бегала моя жена. Туда вела ещё одна очень крутая лестница, причудливо изгибаясь, она неровным серпантином спускалась вниз поросшая по краям жёлтым, пожухлым от солнца кустарником.

–– Дай мне руку. Вот ты даже не знаешь, что твой зайчик вчера чуть не упал. Хорошо, что за мной следом шёл Вахо и он успел меня удержать. Быть бы тебе сегодня вдовцом.

–– Так ты смотри хоть изредка себе под ноги! Я же не могу ходить за тобой как на привязи. Ты только и смотришь, как на тебя реагируют мужики, и больше ни хрена не видишь.

Она сделала вид что обиделась и, выдернув свои пальцы из моей ладони побежала вниз смешно отставив задницу.

–– Сейчас не грохнись!

Когда, я спустился, она успела разложить большое ярко-красное полотенце с белой надписью «Ferrari» и укладывала на него своё загорелое тело. На ней был открытый купальник абрикосового цвета, гармонично сочетавшийся с волосами, помадой и кожей. Долго стоять в этом микроклимате одетым было невозможно, и я, быстро сняв одежду лёг рядом с Галькой.

–– Подвинься красотка!

Я так и не стал купаться, не было настроения. Провалявшись рядом с ней около двух часов и умирая от скуки, я ушёл в отель, где было ещё хуже.

Оставшиеся до отъезда дни прошли на удивление спокойно. В Анталии стало ещё теплей, а море, щедро одаряя всех своим блеском, плескалось лениво спокойно, приглашая желающих сойти с ума. Таких было ещё мало, но среди этих любителей флирта и раннего загара была и моя супруга, весело проводящая целые дни на маленьком закрытом пляже. С каждым днём по отношению ко мне она становилась всё безразличней. Готовясь к разлуке заранее вычёркивала меня из своего реального окружения. Я как бы перестал для неё существовать, я был фантом, которого не надо боятся и можно не замечать. Она забывала что я существую и, возвращаясь с пляжа делала удивлённо-радостное лицо. На работу мы ходили вместе болтая о всевозможной чепухе а иногда шли молча чувствуя неловкость оттого что всё уже высказано а то о чём нам с ней хотелось говорить содержало в себе некое «Табу» за которым притаилась очередная ссора и взаимные упрёки. Наша совместная жизнь скоро подходила к концу. Я уезжал. Галина же верила в успех моей поездки слабо и молчала. Наверное потому, что не хотела совсем разрывать и без того хилые отношения. Всё катилось тихонечко в пропасть, и я боялся нечаянным словом ускорить этот почти неминуемый разрыв. Мне кажется, что тянули мы эту лямку по инерции. Нас давно не связывало ничего серьёзного. Совместных детей у нас не было, музыку мы любили разную, вот только в портрете оставались места наших общих интересов, по которым мы с неожиданным упоением начинали загуливать, но это происходило всё реже и реже. В конце концов, ничего вечного в нашей жизни нет. Жаль только что она скоро кончится, а остаток паршиво жить одному ведь мы отдали друг другу почти семь лет привыкали безнадёжно долго и многое узнав, решили, что вполне можем обойтись друг без друга. Наивные! Я знаю, что будет плохо. Пока наши отношения продолжают висеть в воздухе, мы можем смело творить глупость за глупостью. Заниматься мазохизмом и купаться в придуманной самими собой свободе. Хорошо если кто нибудь из нас двоих наиграясь ею, захочет рабства и найдёт его, но рабовладельцы вначале обычно смотрят на зубы, а уж потом совершают сделку.

Потихонечку совсем незаметно подошло двенадцатое марта день моего отъезда. На работу мы ходили исправно, но нам не везло «приличных» денег я не сделал и на штраф у меня не было. Успокаивало только то, что меня всё равно должны выпустить из страны. Нам сказали, что тот, кто не имел денег на штраф при выезде, должен будет его заплатить снова въезжая в Турцию.

Галина как обычно собираясь на пляж покрутилась перед зеркалом, выпила чашку кофе, которую принёс Мамед и вдруг неожиданно заявила.

–– Не пойду никуда. Ты уезжаешь. Когда увидимся!

Я посмотрел на неё и улыбнулся.

–– Что с тобой? А знаешь, ведь это приятно. Трогательное внимание. Но увидимся мы скоро. Числа двадцать четвёртого, я уже буду здесь. От меня ты даже отдохнуть не успеешь.

Я лёг на кровать и подложив руки под голову прищурил глаза.

–– Не говори чушь я от тебя не устала, но мне надоели твои бесконечные фокусы. Ты вспомни Голландию. Сколько мы с тобой ругались из-за этих зажигалок, потом дурацкая мельница, которую ты купил по дороге в Амстердам я хотела совсем другую, деревянную, но ты сделал по-своему, так как посчитал нужным. Ты транжир, каких свет божий не видел. Ведь надо сначала посоветоваться. Я тебе кто, жена или домработница? Теперь вот эта аппаратура! На кой чёрт она тебе нужна? Усилителя нет, колонок нет, что ты вообще собираешься слушать? Но ведь ты впёртый всё остальное тоже купишь, и мы опять останемся без денег. Тебе уже скоро полтинник, а ты всё в игрушки играешь!