— О Боже… это наша?

— Нет, не наша, — ответил я.

— Русская?

— Она государственная. Русская или американская. У Саттеров нет в собственности ни одной ядерной подводной лодки.

На этом, как мне тогда показалось, и завершилось превращение Джона Саттера из лояльного налогоплательщика и патриота в гражданина мира. Или, вернее, в гражданина моря.

Пользуясь тем, что у нас в запасе было еще несколько часов светлого времени суток и дул юго-западный ветер, я направил яхту вновь к побережью Лонг-Айленда и пошел в западном направлении вдоль великолепных пляжей с белым песком. Мы прошли мимо Ист-Хэмптона и Саутгемптона, затем свернули в залив Шинкок, проплыли мимо одноименного заповедника и причалили у пирса яхт-клуба в Саутгемптоне.

На следующий день, в воскресенье, мы отчалили при сильном ветре, прошли вновь вдоль Монток-Пойнт и зашли в залив Грейт Пеконик. Для малых и средних яхт плавание под парусами в Грейт Пеконик — это ни с чем не сравнимое удовольствие, так как при полной иллюзии, что вы находитесь в открытом море, вы пользуетесь всеми преимуществами безопасного плавания в заливе. Здесь можно увидеть немало интересных яхт, полюбоваться прекрасными видами побережья, на что мы и потратили почти целый день. Эдвард осматривал берега при помощи бинокля и обнаружил четырех женщин, загорающих без верхней части купальника. Он предложил мне тоже посмотреть на них в бинокль, но я сказал, что меня подобные вещи не интересуют. Сюзанна и Каролин, со своей стороны, попросили его дать им бинокль, если он обнаружит на пляже голого мужчину. Ну и экипаж у меня подобрался.

В воскресенье вечером мы причалили у бывшей деревушки китобоев Сэг-Харбор, чтобы пополнить запасы провизии. Сюзанна, как вы помните, не увлекалась готовкой даже в своей современной кухне, так что ждать от нее кулинарных подвигов на камбузе не приходилось. Сюзанна и Эдвард считали, что закупка провизии должна заключаться в посещении ресторана на Мэйн-стрит, но я и Каролин воспротивились. Так как капитаном яхты являюсь я, то сделали все по-моему. Теперь вы понимаете, почему я люблю прогулки на яхтах. Мы прошлись по притихшим в воскресный вечер улицам деревушки и наткнулись на закусочную, где и закупили холодного пива и сандвичей, после чего вернулись на свою яхту, которая стояла у пирса там, где Мэйн-стрит упирается в море. Когда мы сели на палубе, чтобы выпить пива и закусить невзрачными бутербродами, Сюзанна, обращаясь ко мне, сказала:

— Если у нас после этой прогулки на яхте начнется цинга, в этом будешь виноват ты.

— Я полностью отвечаю за яхту «Пауманок» и ее экипаж, мадам. Я являюсь капитаном корабля и не потерплю неподчинения.

Сюзанна взболтала банку с пивом, открыла ее и плеснула пивной пеной мне в лицо.

Обычно такие сцены мы с Сюзанной разыгрываем в качестве прелюдии перед тем, как заняться любовью, но сейчас с нами были дети, и мне ничего не оставалось, как изображать невинное веселье. Ха-ха. Но, клянусь, это игра уже начала меня возбуждать. Я всегда почему-то легко возбуждаюсь, когда нахожусь на яхте.

В тот вечер мы играли в карты, разговаривали, читали и отправились спать довольно рано. Плавание под парусом очень изматывает, и я нигде так крепко не сплю, как на яхте.

Мы встали на заре и взяли курс в сторону дома. В заливе Гардинерс мы прошли вокруг одноименного острова. Семья Гардинеров прибыла в Новый Свет практически одновременно с семьей Саттеров, но остров, дарованный им еще Карлом Первым, до сих пор является их собственностью. Нынешний его владелец Роберт Дэвид Лайон Гардинер обладает тем, что можно было бы назвать единственным наследуемым титулом в США, он известен как шестнадцатый лорд Манора. Мой отец, хорошо знакомый с ним, называет его Бобом.

Плавание вокруг довольно большого острова было непростой задачей, однако команда справилась с ней великолепно. Когда мы покидали северную оконечность острова, я не мог не задуматься о том, что земля — это символ покоя и благополучия, что она не должна быть предметом купли и продажи, не должна быть предметом дележа. Но в наши дни это недоступный идеал, я понимал это. Все же надо признать, я завидовал шестнадцатому лорду Манора.

Мы обошли стороной Ориент-Пойнт и, спустив паруса и позволив яхте плыть по воле волн, решили наконец порыбачить. Сюзанна, Каролин и я занялись ловлей тунца, используя в качестве приманки кусочки сельди, купленные на предыдущей стоянке. Энтузиаст Эдвард вооружился огромным удилищем с леской, выдерживающей сто фунтов, и открыл охоту на акул.

— Я собираюсь поймать большую белую акулу, — сообщил он.

— Смотри, как бы она тебя не поймала, — хмыкнула Каролин.

Эдвард достал из холодильника целого цыпленка, которого он берег для приманки, и наживил его на большой крюк, прикрепленный к металлическому тросику. Он был настроен весьма решительно и тотчас же закинул наживку в море.

Нам удалось поймать шесть тунцов, которых мы посадили в садок, чтобы капитан потом почистил их свежими. А Эдвард и в самом деле подцепил акулу, правда небольшую, их много в здешних водах в июле месяце. Но, судя по тому, как гнулось удилище и как прыгала акула, она весила не меньше двухсот фунтов. Эдвард аж весь заходился от восторга.

— Есть! Есть! Она у меня на крючке!

На нашей яхте нет специальных приспособлений для ловли крупной рыбы, поэтому Эдвард просто встал на колени и уперся изо всех сил, чтобы акула не стащила его за борт. Акула вполне была способна накренить яхту, хотя катушку он предусмотрительно закрепил. Эдвард уже удерживал в руках не удилище, а саму леску и настолько выбился из сил, что едва шевелил языком. Но акуле еще не удалось до конца сломить его. Помню, у меня в детстве был подобный случай: я на глазах у своего отца пытался справиться с большой голубой акулой. Я не позволил никому перерезать леску и не отдал снасть, чтобы передохнуть. В результате примерно через час, мертвый от усталости, я упустил не только акулу, но и удилище с дорогой катушкой. Так что теперь я как бы наблюдал за самим собой в молодости.

Парусная яхта — это не совсем то, что требуется для охоты на акул, и пару раз я даже опасался, что Эдвард улетит за борт, если акула пойдет на глубину и яхта накренится. Примерно час спустя я предложил:

— Давай ее отпустим.

— Нет.

— Тогда давай я тебя подменю.

— Нет.

Каролин и Сюзанна уже не ловили тунца, а молча наблюдали за Эдвардом. Эдвард, конечно, не мог отступить на глазах у женщин и у своего отца. Я пытался найти для него достойный выход из положения, но ничего не мог придумать. В конце концов, это его проблема, а не моя.

Каролин вылила на Эдварда ведро морской воды, затем вытерла его махровым полотенцем. Сюзанна поила его из своих рук кока-колой, и он выдул три банки.

Было видно, что Эдвард чувствует себя неважно, от палящего солнца кожа на его спине покраснела, он лихорадочно облизывал пересохшие губы. Он как-то странно поводил глазами, и я опасался, как бы его не хватил солнечный удар. Руками и ногами он обвил основание мачты, но если рыба окончательно разъярится, то ей, пожалуй, ничего не будет стоить утащить Эдварда вместе с мачтой.

Я уже желал, чтобы он упал в обморок, свалился за борт, чтобы леска наконец лопнула. Все, что угодно, но только не видеть, как он мучается.

Каролин не переставала его уговаривать:

— Отпусти ее, Эдвард. Отпусти.

Он уже не мог говорить, поэтому только мотал головой.

Не знаю, чем бы все это кончилось, но Сюзанна решила взять дело в свои руки и ударом ножа перерубила натянутую леску.

Минуту или две Эдвард не мог понять, что произошло, затем он упал на палубу и заплакал.

Нам пришлось отнести его вниз и уложить на койку, укутав во влажные полотенца. Прошел еще час, прежде чем он смог начать двигать руками и ногами.

Мы поплыли в сторону родной пристани. Эдвард был спокоен и молчалив, затем объявил во всеуслышание:

— Спасибо, что помогли.

— Нам следовало выбросить тебя на съедение акулам, — сказала Каролин.