Расскажи, кто ты есть? К какому виду ты относишься? И какие преимущества у твоего вида перед другими? Например, если ты белка-летяга, то твоё преимущество очевидно – ты можешь не только ходить, лазать и прыгать, но тебе ещё доступен полёт, как птице!

Если ты обезьяна ринопитек и живёшь в Азии, то ты наверняка рождён быть большой звездой на телевидении – с такой-то мордашкой!

К слову, про звёзд: если ты крот-звездонос, то преимущество буквально у тебя на носу – тебе повезло больше, чем остальным, ведь никто не может похвастаться тем же.

Если ты ангорский кролик, то твоя шубка – самая тёплая в мире.

Если же ты представитель рыбы-капли, что обитают в глубоких водах у берегов Тасмании и Австралии, то ты можешь играть в любые спортивные игры или заниматься экстремальными видами спорта и не бояться, что сломаешь кости.

Если ты листохвостый геккон с Мадагаскара, то твоя маскировка – номер один.

А если ты слон, то преимуществам нет числа – у тебя музыкальный слух и голос, огромное чувствительное сердце и большой мозг, благодаря которому ты относишься к самым умным животным на планете.

Если ты человек, то перечисли свои плюсы и достоинства в письме мне. Посмотрю, как ты умеешь оценивать свою уникальность. А ещё интересно, какое же мороженое любишь ты?!

Утром Папочка Медведь, едва позавтракав, решил складывать вещи, но попросился не сниматься в новый путь. Сказал всем, что он со старшими медвежатами сначала отправится на серьёзную прогулку по знаменитой Голицинской тропе. Это был обратный путь по побережью. Тропа открывала перед путниками красивые виды и за свою историю накопила множество легенд. Крёстный Папочка был уверен, что им с медвежатами срочно нужно всё проверить самостоятельно!

Королева Медведица на этой тропе уже бывала не однажды и подтверждала всё, что рассказывали про её красоту. Сама же она решила сходить в противоположную сторону, чтоб разведать, как лучше передвигаться дальше – по берегу или по горам.

Мы с Юджином решили остаться стеречь рюкзаки и дожидаться, когда за нами вернутся. Нас переместили под заброшенное здание бывшего магазина, ибо только там была тень и мы могли быть одни. И тут-то вспомнилось Прибрежное, когда мы впервые увидели палатки в заброшках. Не много прошло времени с тех пор, как мы поменяли мнение. В таком серьёзном путешествии всегда в приоритете оказываются любые удобства. А прежние принципы отодвигаются на задний план или вовсе растворяются в небытии.

Когда все наши разбежались по делам, мы с Юджином замочили в котелке гречку, чтоб она была готова к обеду, как все вернутся. И уселись с цветными карандашами рисовать. Неожиданно подбежал волчонок и уселся рисовать с нами, словно мы уже знакомы.

– Откуда ты и как тебя зовут? – спросила я.

– Я оттуда, – ответил волчонок, показывая лапой на стройку отеля, что была рядом.

И тут я услышала, как сзади что-то зашуршало. Оказалось, что по клумбе за нашей спиной к нам крались ещё двое волчат. Самый маленький был возраста Юджина. А его сестрёнка была годом старше. Тот, что держался смелее всех, был ровесником Джорджа. Вот только волчата не были такими благовоспитанными, как наши медвежата. Но они были такими маленькими и брошенными, что мы решили их приветить.

Узнать, как их зовут, удалось только от сестрёнки. Она, как большинство девочек, оказалась более сдержанной и сообразительной. Младшего волчонка, который только бегал и рычал, звали Дин. Старшего – Дом, а её саму – Ронни. Оказалось, что их Папа работал на стройке. А они целыми днями гуляли вокруг. Мама их отдыхала в санатории, и они дружно ждали её возвращения.

Я пригласила Ронни присесть возле меня и предложила заплести ей волосы в красивый колосок. Малышка с радостью согласилась и устроилась подле меня, как наверняка садилась в объятья своей Мамы. Пока я заплетала ей волосы, Дом рисовал вместе с Юджином. Я сказала ему, улыбаясь, но достаточно строго:

– Наши карандаши любят, когда с ними ласково обращаются.

– Ласково – это как? – спросил волчонок.

– Это так, словно Родители заботятся о детях, – сказала я.

– А если я не буду с ними так? – угрюмо спросил Дом.

– Тогда они потускнеют, – грустно сказала я, – и не смогут больше никого радовать своими яркими цветами.

Услышав это, Дом, хоть и не перестал хмуриться, всё же слабее стал нажимать, рисуя. А после долгого молчания, аккуратно кладя карандаш в коробочку, сообщил:

– У нас дома тоже есть такие карандаши.

Видя, что мои слова подействовали, я перестала разговаривать строго, и для Дома осталась лишь улыбка. За время, что мы провели рядом с той клумбой вместе, Дом трижды получал мой хмурый взгляд. Но снова быстро понимал, как вернуть мне ту улыбку.

Папа волчат несколько раз выходил проверить детей, но, видя, что у нас всё отлично, возвращался к работе. Дин не прекращая бегал, словно пытаясь поймать свой хвост. Прыгал и швырялся камушками, то рыча, то завывая. Такого беспокойного дитя я давненько не встречала. И мне нечем было его увлечь. А ещё я заранее знала, что такому малышу нужны только ласка и бесконечная забота, чтоб он опустил свою вздыбленную шёрстку. А у меня не было столько времени, чтоб повлиять на его поведение. Зато я могла посадить зёрнышки на будущее. И случай представился.

Дин упал голыми коленками на тротуарную плитку и, конечно, разревелся. Но этого было не избежать, ведь он прыгал без остановки. Пойди я его жалеть, он не пустил бы меня. Но я и не стала. Зато я тихонечко сказала Ронни, что братишку срочно нужно поддержать. И она встрепенулась так, словно задания важнее ещё не получала.

Сразу было видно, что в их стае не принято ласкаться, но, как и всем детям, ласка им не чужда. Она нужна им друга от друга не меньше, чем от Родителей. Ронни бросилась к брату, и тот в слезах не стал её отталкивать, хотя был удивлён. А я тем временем невзначай спросила Дома:

– Ты ведь самый старший, и, когда Папы нет рядом, ты заботишься о малышах?

Мой голос был ровным, тихим и уверенным, и, хотя я говорила неправду, я говорила правильно. Волчонок не решился – а может, и не собирался – разуверять меня в сказанном. Он по-деловому отложил карандаш и пошёл к брату. Сел рядом, видимо, как делал Папа, и стал гладить его по голове. Дин немного ещё всхлипывал, но слёзы уже перестали течь.

Юджин посмотрел на меня, спрашиваясь, можно ли и ему пожалеть волчонка? Я кивнула, улыбаясь. В нашей стае ведь все сбегались обнимать и целовать того, кто плакал. Если кто-то рычал, сбив лапу об угол шкафа, или взвизгивал, уколовшись иголкой, – всегда мог рассчитывать на заботливый и участливый поцелуй всех из стаи, кто был рядом.

Когда наши медвежата пришли с тропы, а Первая Мамочка вернулась с будущего маршрута, мы сели обедать. Наших гостей я тоже отправила обедать, и они сбегали на обед к Отцу, а потом сразу вернулись к нам со своими игрушками. Волчата с медвежатами перезнакомились и стали устраивать совместные игры, пока мы укладывали последние вещи. А прощались мы с новыми друзьями уже как со старыми. И Ронни прятала слёзы, когда махала нам лапой вслед.

Расскажи, участлив ли ты, если видишь, что кто-то расстроен или плачет? Помогаешь ли ты тем, кто попал в беду? Доводилось ли тебе жалеть кого-то? И нравится ли, когда жалеют тебя?

Как ты считаешь, нужно ли искать сочувствия и поддержки, когда ты расстроен, или нужно спрятаться и никому не показывать своей слабости? Обещай, что сегодня же поговоришь об этом с Родителями или близкими!

Шли в поселение Морское по берегу. Местами была такая узкая тропа в скалах, что приходилось мочить лапы. В самых опасных и тесных местах Родители снимали с медвежат рюкзаки и переносили их самостоятельно. Лишь один Джордж всю дорогу ни разу рюкзака не снял – такой он отважный и ловкий среди всех братьев.