Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Коль политики занялись делами Божьими, добра не будет никому! – сказал митрополит многомудро и трижды перекрестился.

Наверное, более иных был озабочен ситуацией Вселенский греческий патриарх в Константинополе. Седой старец, прибыв к послу Титову, со слезами умолял его не вмешиваться в церковные дела.

– Мы сами решим все свои споры. Не надо будоражить турок, иначе дело может закончиться страшной резней, как уже не раз бывало!

Что касается британского посла в Константинополе полковника Роза, то он просто расхохотался над выкрутасами своего французского коллеги:

– К чему, милый Анри, вам вытаскивать на свет всю эту археологическую дребедень? И вы, и я желаем столкнуть лбами турок с русскими, однако это никак не значит, что мы должны для этого лезь в библейские дебри!

– Вы циник, Джордж! – делано насупил бровь Лавалетт.

– Возможно, что это так, однако я, прежде всего, реалист!

Однако Лавалетт тоже был реалистом. Уже через несколько дней с его помощью французская казна обеднела на несколько тысяч франков, которые благополучно перекочевали в карманы советника султана по духовным делам Афиф-бея. Игра стоила свеч. Приезд князя Гагарина и письмо Николая были поданы Лавалеттом, как оскорбление Высокой Порты.

– Если вы не покажите сейчас свою волю, авторитет султана совершенно падет в глазах всей Европы. С вами отныне никто не будет считаться! – нашептывал Мехмету-Али-паше пронырливый француз.

Интрига свое действие возымела и, спустя несколько дней, султан отправил в Иерусалим Афиф-бея, который сообщил тамошним монахам волю падишаха Вселенной. Отныне в Вифлеемской пещере, в нишу, где по легендам стояли ясли с новорожденным Христом, водрузили католическую серебряную звезду. Одновременно ключи от ворот церкви Святого Гроба были торжественно переданы католическому епископу. Оба действа были проведены нарочито шумно и торжественно.

Возмущение местного православного духовенства и многочисленных паломников не знало предела. В ответ на это маркиз Лавалетт публично заявил:

– В ознаменование нашего торжества над Россией я устраиваю праздничный прием в посольстве!

Получив приглашение на прием, Титов порвал его в сердцах:

– Мы проиграли сражение, но шанс выиграть кампанию у нас еще есть. Главное, чтобы не слали больше бочек дегтя из Петербурга!

Основания для таких слов у посла были. Турки не слишком доверяли своим новым союзникам.

– Сколько раз отверженные Аллахом урусы сговаривались за нашей спиной с неверными франками и англами! Кто поручится, что, ввергнув нас в новую войну с московитами, они не сговорятся снова! – говорил на заседании дивана великий визирь Мехмет-Али.

Визиря всецело поддерживал влиятельный Решид-паша:

– Нам нельзя ругаться с Русью. Лучше уступит в малом, чем потерять большое! Партии мира возражали приверженцы партии войны. Во главе с министром иностранных дел Фуад-эфенди и воинственным Омер-пашой.

– Мы не можем упустить дарованный небом шанс! – говорил Фуад-эфенди. – Франки и англы всецело за нас и клянутся не оставить нас один на один с московитами! Мы должны воспользоваться случаем и взять реванш за позор Адрианопольского мира! Настала пора вернуть пределы Блистательной Порты в пределы, завоеванные Сулейманом Великолепным!

Однако приверженцев войны пока было гораздо меньше, чем сторонников мира. Но это пока, а что будет дальше!

Абдул-Меджид, как это было принято у султанов, подслушивал разговоры своих министров в зале заседаний Диван-и-Хумайук через специально потайное окошечко (султанам не полагалось бывать на заседаниях дивана). Вот и сейчас, наслушавшись речей и перебирая четки, султан устало качал головой:

– На все воля Аллаха! Пусть Провидение предопределит нашу судьбу!

Сейчас Абдул-Меджид был более всего озадачен достройкой своего нового дворца Долмабахче в стиле борокко, который должен был затмить все резиденции европейских монархов. На отделку дворца у султана уже ушло 14 тонн золота, и государственная казна была пуста. На самом деле, зачем вся бессмысленная суета, когда все предопределено свыше! Абдул-Меджид закрыл слуховое окошечко. Пусть министры еще поспорят, а у него сегодня есть дело и поважнее!

Дело в том, что королева Виктория прислала ему для нового дворца поистине сказочный подарок – огромную в пять тонн весом люстру богемского стекла неописуемой красоты. Только сегодня английские мастера закончили ее сборку, и султану не терпелось самому увидеть это великолепие.

Вторая глава

Флагманы

В весенние дни 1851 года в далекой Вене умирал от рака знаменитый российский кругосветчик, открыватель Антарктиды и герой Наварина главный командир Черноморского флота адмирал Лазарев. Он умирал в полном сознании и понимании всего с ним происходящего. Как истинно православный человек адмирал к смерти приготовился заранее. Императору Николаю, который, желая приободрить смертельно больного флотоводца, назначил ему для лечения пенсию на год вперед, Лазарев брать ее наотрез отказался:

– Отсчитайте на несколько месяцев, более мне уже не понадобится, так зачем же разорять Отечество!

Синоп (Собрание сочинений) - i_002.png

Михаил Петрович Лазарев

Уезжая на лечение, которое Лазарев считал бессмысленным, но согласился, единственно уступив настояниям жены, он завершил все свои казенные дела, а флот Черноморский оставил на своих учеников Корнилова и Нахимова. Сопровождали адмирала в Австрию жена с дочерью, да любимый воспитанник – капитан 2 ранга Истомин. В Вену Лазарева привезли уже сильно ослабевшим. Консилиум немецких профессоров был жесток:

– Рак желудка в последней стадии!

– Есть ли какое-нибудь лекарство? – спрашивал с надеждой Истомин.

– Увы, только морфий! – отвели взгляд профессора.

Уже больше месяца адмирал ничего не брал в рот. Узнать теперь в изможденном, съедаемом заживо страшной болезнью человеке еще недавно энергичного и крепкого адмирала было непросто. Неизменными остались лишь глаза: умные и пронзительные. Верный Истомин читал Лазареву последние европейские газеты:

– Эх, не во время меня скрутило! Не вовремя! – морщился от боли адмирал. – Чувствую, что назревают события, в которых Черноморскому флоту предстоит на деле доказать свою преданность Отечеству! Как горько уходить в преддверии столь грозных событий!

Через две недели 11 апреля 1851 года адмирала Лазарева не стало. Перед смертью он попросил открыть окно. С жадностью в последний раз вдохнул свежий воздух. Закрыл глаза. На мгновение показалось, что он снова на палубе летящего по волнам корабля. Привычно свистит в парусах ветер, а в кормовой подзор бьет штормовая волна…

Отпевали Лазарева в посольской церкви. По старому обычаю за гробом шел рыцарь в черных латах, ведя на поводу траурную лошадь.

Синоп (Собрание сочинений) - i_003.png

Екатерина Тимофеевна Лазарева

Посол барон Мейендорф заявил Истомину, что не может отправить гроб с телом покойного в Россию без высочайшего на то разрешения.

– Михаил Петрович столько сделал для России, что этим вполне заслужил право лежать в ее земле! – зло ответил Истомин. – Пишите, что хотите, но мы завтра же выезжаем в дунайский Галац!

Гроб с телом Лазарева был доставлен в Одессу, а уже оттуда перевезен пакетботом «Петр Великий» в Севастополь. Там Лазарева под прощальный салют корабельных пушек похоронили в фундаменте, им же заложенного Владимирского собора. «Громко рыдая, Черноморцы опустили в могилу прах незабвенного адмирала» – писал очевидец этого печального события.

Как здесь не вспомнить проникновенные строки Тютчева:

И вот в рядах отечественной рати
Опять не стало смелого бойца.
И вновь вздохнули в горестной утрате
Все честные, все русские сердца…
2
{"b":"685631","o":1}