Увидев происходящее, Реин, всё это время находившийся неподалёку, разразился громким смехом. Он подтолкнул локтем рядом стоящего прислужника, и что-то громко выкрикнул в сторону вурмека. Сурициты невольно улыбнулись, явно стараясь сдерживать смех. Горен понял, что Реин грязно подшучивает о его неуклюжести, заодно подзадоривая остальных, но решил не отступать от намеченного. Оставив издевательства без внимания, он продолжил нырять с ещё большим упорством. Юноша погружался снова и снова, пока, наконец, ему не удалось задержаться под водой. А, когда он вынырнул с руками полными ракушек, сурициты с ликованием обступили его и принялись дружественно обнимать. И только один Реин остался стоять в стороне. Он наблюдал за торжествующим Гореном с выражением глубокого недовольства и злобы на лице, и казалось готов был растолкать веселящихся прислужников, лишь бы прекратить происходящее. Вурмек же был чрезвычайно доволен собой и не хотел останавливаться на достигнутом. Обменявшись рукопожатиями с сурицитами, он вновь принялся нырять. Улов увеличивался. Вместе с ним росли и дружественное расположение прислужников к юноше и раздражение Реина.
Назад в пещеры Горен шёл абсолютным победителем. Чувство неловкости за ошибки, совершенные им вначале пути, сменилось гордостью. С нескрываемой улыбкой на лице он вышагивал уверенно и твёрдо. Даже сумку с собранными им ракушками, вурмек вызвался нести сам. Он привязал её к заплечному мешку и, взгромоздив себе на спину, победоносно шагал рядом с сурицитами.
Уже вечерело, когда прислужники и Горен добрались до долины. Уманта ждала возвращения вурмека, сидя на траве у озера, окруженная молодыми сурицитками. Заметив его, она улыбнулась и взмахом руки подозвала к себе.
– Я вижу, сегодня у тебя выдался хороший день,– сказала хранительница сияющему от радости юноше.
Он кивнул головой и смущенно расплылся в улыбке. Сурицитки, сидящие рядом с Умантой, кокетливо переглянулись.
– И всё это ты сам собрал?– удивлённо спросила старуха, увидев за спиной Горена сумку с ракушками.
– Я,– гордо ответил он.
Уманта восхищенно всплеснула руками.
– И не побоялся войти в реку, не умея плавать!-оглядываясь на девушек, воскликнула она,– Вот это мужчина! Настоящий храбрец!
Раскрасневшись от стеснения, вурмек попытался робко возразить, но старуха перебила его на полуслове.
– Одному Десуру с таким числом раковин точно не справиться,– сказала она, протянув Горену руку, и скомандовала,– А ну-ка, помоги старой колдунье встать. Пойдём удивлять кухарку твоим богатым уловом.
Хранительница поднялась на ноги и, бросив сурициткам короткую игривую фразу, деловито подхватила вурмека под локоть. Так они и пошли к пещере, преследуемые хихиканьем и перешептываниями оставшихся у озера девушек.
Узнав от прислужников о заслугах гостя, Десур решил непременно отблагодарить его и выразить ему своё расположение. Поэтому в тот вечер Уманта и Горен были опять приглашены на ужин правителя. Это предложение юноша принял с радостью. Ему не терпелось рассказать владыке о своих впечатлениях от Тэпелрунга и, конечно, похвастать перед ним успехами в новом умении.
В назначенный час хранительница и вурмек уже сидели за щедро накрытым столом в обеденной зале владыки и пробовали приготовленные кухаркой речные ракушки. Горен с восхищением рассказывал правителю о времени проведённом в долине, о реке, и о том, как научился нырять; не забыл упомянуть и историю с туманом, когда сурициты поддержали его, не бросив одного в холмах. Нисколько не смущаясь перед титулом Десура, юноша говорил живо и с чувством, как привык это делать в кругу родных в уютной домашней беседе. Уманта переводила правителю слова Горена и с каждой минутой всё больше к нему проникалась. Его простота и искренность покорили и Десура. Неожиданно для себя, владыка ощутил благосклонность к открытому и доброму вурмеку. И этот день стал для них обоих началом теплой дружбы.
В Тэпелрунге уже во всю шли разговоры о незваном госте. К истории о его походе на реку, прибавились и слухи о том, что вурмек снискал особое расположение Десура. За прошедшие дни Уманта успела познакомить Горена едва ли не со всеми обитателями долины. И сурицитам было уже известно, что он вышел из самой обыкновенной семьи. Поэтому то, весть о том, что существо, не принадлежащее высшему чину, получило дружбу владыки, взбудоражила весь Тэпелрунг. Многие были рады за вурмека. Ведь такая честь выпадает не многим, а значит, правитель счел юношу достойным своего внимания. Но были среди сурицитов и те, кто оказался недоволен отношением Десура к чужаку. Самым ярым противником их дружбы стал Реин. В день знакомства Горена и владыки, когда сурициты привели вурмека в залу, Десур не оценил стараний Реина и не счел нужным отблагодарить его за службу. Вместо этого он позволил незваному гостю жить в его пещере и есть с ним за одним столом, словно, тот был царский кровей. А, когда прислужники поддержали юношу в минуты его триумфа на реке, горделивый Реин и вовсе его возненавидел. За два дня пребывания вурмека в Тэпелрунге, он стал угрюмым и всё больше срывался на окружающих. Сурициты быстро поняли, в чем причина этой раздражительности. Они стали избегать упоминаний имени вурмека в присутствии Реина, и заговаривали о другом, сразу же как только он оказывался поблизости.
Очень скоро владыка Десур стал считать Горена приближенным к своей семье. Злобе Реина не было предела. Она жалила его, будто оса, не давая покоя и всё сильнее укрепляла его ненависть. Сурицит не искал путей, чтобы унять или избавиться от неё, но был достаточно умным, и знал, что если и дальше не будет сдерживать себя, дело может закончится шумным разбирательством. А правитель не любил скандалов. Узнай он, что Реин притесняет гостя Тэпелрунга, и прислужнику пришлось бы не сладко. За такие проступки Десур мог изгнать его из своих земель без возможности когда-либо вернуться обратно. Реину этого совсем не хотелось, поэтому он решил скрывать от всех свои истинные чувства и просто выждать, когда загостившийся чужак покинет Тэпелрунг.
Горен не спешил с отбытием. Он последовал совету Уманты познакомиться с сурицитами и их жизнью поближе и следующие несколько дней провёл в обществе прислужников. После похода за ракушками вурмек заметно сблизился с ними и теперь с удовольствием участвовал в выполнении порученных им дел. Выкапывая земляные грибы и отлавливая лисиц для сбора молока, он исследовал близлежащие холмы вдоль и поперек; засаливал дикие ягоды и помогал с ремонтом пещерных комнат владыки, а к закату вместе с прислужниками ходил за реку, чтобы собрать плоды растущих там каштановых деревьев. Когда солнце заходило за горизонт, они вместе подолгу сидели у костра, любовались небесным заревом и жарили собранные каштаны, нанизывая их на выструганные палочки. В такие моменты обычно сдержанные в своих чувствах сурициты выглядели по-детски растроганными. Сохраняя молчание, они с трепетом вслушивались в мелодичное пение птиц и тихий стрекот ещё не уснувших к холодам насекомых. Костёр догорал, ночь вступала в свои права, и вурмек с прислужниками неторопливо возвращались в долину.
Горен очень полюбил Тэпелрунг. И хотя юноша мало что понимал в речи его обитателей, ему удалось познать удивительную красоту и силу их души.
Сурициты являлись не только крепкими физически и необычайно выносливыми. Они были на редкость терпеливы и великодушны, а их умение без труда и самопожертвования взаимодействовать друг с другом просто восхищали. Способность этих существ быть в ладу со всеми и каждым в отдельности не прививались им с детства и не выращивались как необходимое качество. Это было свойством их крови, её неотъемлемой составляющей. Женщины-сурицитки воспитывали детей без настойчивости и требовательности, но в любви и постоянной заботе о них. Матери не принуждали своих отпрысков к труду. Всё устройство быта в долине подводило ребёнка к тому, чтобы он чувствовал себя необходимым для сообщества. Дети знали, что их обучение, помощь родным и участие в общих делах были не просто вкладом в жизнь Тэпелрунга, но и частью их личностного роста. Такой сознательности Горен не встречал среди вурмеков. В лесной деревне ребятня жила в беззаботности и баловстве. Родители начинали приобщать детей к труду и домашним делам лишь тогда, когда замечали, что забавы и игры перестают интересовать маленьких непосед. У сурицитов всё обстояло иначе. Дети сами стремились к тому, чтобы оказаться полезными семье. И при этом они оставались самыми обыкновенными детьми, которые шалили и увлекались всяческими развлечениями.
