Я почувствовал озноб и ушёл раньше обычного.

   Сеттер плёлся, свесив хвост и голову. Ну и ладно. Лишь бы не сдох до прилёта его хозяев.

   Вечер я проводил в кресле на веранде. С исчезновением Грау все ближайшие ко мне домики пустовали. Здесь и так можно было постигать смысл одиночества, когда же темнота скрывала очертания редких построек, одиночество начинало казаться абсолютным.

   Прошаркав когтями по полу, сеттер подошёл ко мне и плюхнулся рядом. Издал протяжный стариковский вздох. Я невольно тоже вздохнул, опустил руку ему на голову. Так мы и сидели, два моральных инвалида.

   Наверно, я не заметил, как задремал. Густая тёмно-зелёная темень сменилась синей, под ноги улёгся белый, оглушительно хрустящий снег. Притоптанная дорога и по бокам сугробы во весь мой мальчишеский рост. Мы с отцом толкаем друг друга боками и плечами - кто кого, - падаем с хохотом в сугроб. Пахнущий свежестью снег забивается под воротник, холодит шею. Пёс скачет вокруг, подбадривая нас лаем. Смех. И звенящая тишина. Кажется, я счастлив.

   Я очнулся словно наэлектризованный. Синие тени в складках сугроба и весёлое лицо отца явственно стояли перед глазами. Обычно сны оставляли мне только липкие обрывки кошмаров, которые хочется выплюнуть перед тем, как почистить зубы, но этот был такой живой - казалось, стоит прикрыть глаза, и снова окажешься там, на трескучем вечернем морозе.

   Я шарахался по веранде, не находя себе места. Пёс с беспокойством наблюдал за мной, отошёл на всякий случай в сторонку.

   Ощущения были противоречивые - то ли страх, то ли надежда. Рваные и невнятные, как сказал бы Грау. Хаос мыслей прилагается.

   Неужели доктора ошиблись, и память всё же может вернуться? Или это просто случайный сон?..

   Назавтра продолжили накатывать картинки-воспоминания. Вот я иду на лыжах, собака идёт по пятам, пытаясь наступать на пятки лыж и узкие, блестящие полоски лыжни, но то и дело всё равно проваливается по самое брюхо. А вот мы барахтаемся в быстрой речке, что обнимает холодом грудную клетку. И захватывает дух.

   Я посмотрел на сеттера с новым интересом. Потрепал висячие уши. Жест показался естественным и привычным. Конечно же.

   Вывод напрашивался сам собой: в детстве у меня была такая же псина, вот и всколыхнулись некоторые чудом уцелевшие воспоминания. Наверное, и нервировал пёс с самого начала потому, что растревожил что-то внутри.

   За этими размышлениями я вяло ковырялся в тарелке, когда заметил поверх стола пару глаз, исполненных той вселенской тоски, на которую так горазды легавые при виде чужой еды.

   - Что, оголодал, сирота? - хмыкнул я.

   Собственный паёк сеттер воспринял с меньшим энтузиазмом, однако слопал его довольно быстро.

   Собравшись с духом, я набрал код клиники. Доктор с генеральским лицом выслушал мой доклад бесстрастно. Я пытался изложить первое воспоминание по возможности чётко, но не смотря на мои старания, на словах оно получалось каким-то серым и убогим.

   - Господин Нельсон, - доктор помолчал, глядя вниз, на сцепленные пальцы, потом поднял холодный взгляд. - Мне неприятно говорить вам это, но в местах, где вы выросли... никогда не бывает снега. Вам разве не давали досье?

   Я промолчал. Что тут скажешь. Остальное рассказывать не стал. Отключился. Я не сомневался, что услышал правду. Доктор внушал доверие - потому и был ко мне приставлен. Так ему и сказали: мол, на армейского ты похож, будешь внушать пациенту доверие. Гаркни на него как сержант - вдруг клиент впечатлится и не сразу в петлю полезет...

   И досье действительно давали: сборник ни о чем не говоривших имён и чисел.

   Следующие полчаса я провёл свирепо глядя на пса. Мерзавец присутствовал во всех "воспоминаниях" и наверняка имел непосредственное отношение к тому, что я их наблюдаю.

   Воспоминания были не мои. Однозначно. Это не я барахтался в речке и понарошку боролся с отцом. Может, у меня и отца-то не было...

   Должно быть, все эти воспоминания принадлежали Грау.

   Остыв, я даже припомнил, где видел одну из картинок: характерный рисунок гор, нависшая над головой планета с кольцами пыли... Этот горный силуэт показывали в новостях, когда я лежал в госпитале. Только там его заслонял похожий на грибницу лес куполов, а небо расчерчивали штреки гравилётов. На картинке "воспоминания" вместо леса куполов красовался одинокий флагшток. Сколько ж тебе было лет, господин Грау?

   Нет, не так. Сколько ж лет тебе, собачка?..

   Я медленно обошёл вокруг пса, примериваясь. Тот что-то чувствовал: вжал голову в плечи, смотрел встревоженно. Чарльз, значит, Грау, порода - претуанский Гордон... Н-да, как же. Скорее, тогда уж, претуанский биоробот.

   Ощупав собаку, я не нашёл ничего подозрительного: шерсть, кости под кожей, всё как обычно. Только слюни пускает не так часто, как мог бы. Должно быть, усовершенствованная модель.

   Мои домогательства пёс снёс с терпеливой покорностью. Так же терпеливо позволил раззявить себе пасть и заглянуть в уши (серы там, доложу я, как у вполне настоящего). Когда я задрал ему хвост, обиделся и залез под стол.

   От размышлений, что с ним делать дальше, меня отвлёк сигнал вызова. С экрана улыбалась госпожа Ней.

   - А у меня хорошая новость, - радостно прощебетала она. - Нашлись ваши родственники, и они уже на планете. Сюда посторонним проезд запрещён (режим покоя, ну вы понимаете), поэтому вам придётся доехать до районного центра, чтобы с ними встретиться. Вы рады?

   Я не знал, рад ли я. По правде говоря, я подумал, что как-то слишком много всего стало происходить. С начала той жизни, которую я помню сам, без посторонней помощи, я привык, что вокруг меня происходит... ничего не происходит.