– Красивое у вас имя, – сказал он ей, улыбнувшись. – С какой стороны не прочитаешь, все равно получится – “Алла”. Домой едете?

– К жениху, – сказала она прежде, чем успела подумать.

С другой стороны, правда ведь, почти жених. Родители будут только рады…

– Вот как. А я в отпуск – и к брату заодно, давно не виделись.

– Значит, домой?

– Нет, что вы, дом у меня в Москве.

Алла промолчала.

– Вы любите Москву? – спросил Ян.

– Люблю, очень. Я там родилась.

– И не жаль переезжать будет?

Переезжать. Честно говоря, Алла никогда о переезде и не задумывалась, но ведь Леня собирался оставаться в Питере, а значит…

– Рано об этом пока говорить, – она пожала плечами. – Не хочу я переезжать; город чужой, холодный, и встречает меня всегда безрадостно.

– А ведь вы платите ему той же монетой, – Ян посмотрел на нее внимательно.

Конечно, ничего не случилось; конечно, они просто проговорили всю оставшуюся дорогу; Ян был обычной случайностью, совпадением, хотя Алла и не верила в совпадения. Леня не встречал ее на вокзале – в последний момент ему назначили командировку, и вернуться он должен был только через неделю.

– Разве жених вас не встречает? – спросил Ян слегка ехидно.

– Он еще не в городе, – уклончиво ответила Алла. – Так получилось, что я раньше него приехала.

– Вам куда, в гостиницу? Хотите, провожу?

Алла не поняла даже, хочет того или нет, но отказываться было глупо – вечер, чужой город – мало ли, что. С Яном она странным образом чувствовала себя в безопасности, будто было в нем что-то знакомое. До гостиницы они доехали на такси, Ян заплатил, поднял ей чемоданы в номер – и остался. Алла помнила четко, как он поцеловал ее – быстро, порывисто – и она не успела остановить его, не успела убежать – или не захотела. Впервые эта пагубная мысль пришла ей в поезде – она смотрела на Яна и думала, каков он. Ей хотелось увидеть его обнаженным, раскрытым перед ней; ей было двадцать лет, а опыта в любви у нее не было никакого. Леня не позволял себе лишнего, а ей это даже нравилось, ей было так удобно и хорошо – не знать, не ведать, не хотеть. С Леней она никогда этого не хотела; он был простой, внимательный, заботливый, спокойный, без опрометчивой жилки, без неожиданных выпадов – поэтому ее родители его заочно одобрили. Ян был теперь ближе, чем кто бы то ни было, и она ему доверяла так, как доверяют малознакомым людям, которым легче рассказать, пожаловаться, объяснить, с которыми проще заняться любовью, потому что с ними не может быть стыда, страха, боязни не понравиться или сделать что-то не так. И Алла не чувствовала стыда, когда он целовал ее, когда они стояли нагие друг перед другом, когда он взял ее; они познакомились несколько часов назад, и совершенно естественным казалось теперь то, что происходило между ними, – у взрослых людей такое случается.

“Судьба или недоразумение?” – мелькнуло у Аллы в голове; мелькнуло – и исчезло, будто и не было вовсе.

О Лене она не вспоминала, убрав эти мысли на самую дальнюю полку, и что произошло вдруг с ней самой, не понимала – и не желала разбираться. Наверное, так и влюбляются – спонтанно, неожиданно, перечеркивая все, что было до, принося в жертву всех, кто может помешать этой любви.

Они спустились на ужин в ресторан, потом долго говорили… Алла не могла заснуть, слушала дыхание спящего рядом Яна и вспоминала, как совсем недавно его тело было ее частью… Ян был старше Лени на восемь лет; в нем было уже состоявшееся, зрелое очарование. Утонченный, интеллигентный, он был полной противоположностью простоватому, добродушному молодому человеку, которого она случайно нарекла своим женихом. Алла не знала, зачем позволила Лене влюбиться и питать надежду; не знала, что теперь будет со всеми ними, когда он вернется.

Утром Ян заявил, что покажет ей Питер, – она согласилась. Ян рассказывал о себе; мать его была актрисой, служила всю жизнь в театре Моссовета, вырос он в Москве.

– Родители развелись, когда мне было шесть, и мама увезла меня; потом отец женился на этой женщине, родился брат…

– Мои родители всегда жили на грани развода, – улыбнулась Алла.

– Такие пары настолько привыкают друг к другу, что не расстаются никогда. А в моей семье до определенного времени никто и помыслить о расставании не мог, потом случился взрыв. В жизни мамы было только две любви – мы с отцом и работа, но она всегда оставалась звездой – по профессии и по призванию, а потому быт был ей чужд; все разрушилось, когда отец встретил другую женщину – ту, которая, во всей видимости, соответствовала его представлениям об идеальной хранительнице домашнего очага.

Ян замолчал, а потом остановился и поцеловал Аллу – медленно, вдумчиво.

– Почему ты сейчас мне это рассказываешь? – спросила она.

“Мы ведь – совпадение”, – хотела сказать Алла, но в совпадения она не верила.

– Я недостаточно хорошо знаю тебя, а ведь всегда легче открываться тем, кого едва знаешь.

Он сказал то, о чем подумала Алла в ту ночь – с малознакомыми людьми легче делиться. Проще заниматься любовью. Он действительно показал ей Питер; они побывали, казалось, везде. Город в этот раз встретил ее иначе – любовно, нежно, солнечно – хотя, может быть, все дело было в том, что сама Алла была теперь другой – нежной, солнечной. Женщиной.

Они зашли во французский ресторанчик на площади Восстания, перекусили, вернулись в гостиницу. Леня звонил два раза – Алла отвечала ему односложно, выдумывала предлоги, чтобы избежать объяснений. Проще было бы поговорить, но по телефону такие вещи не обсуждаются, и Алла решила отложить разговор до его приезда. Что она могла сказать ему сейчас? Что отдалась случайному знакомому в первый же вечер потому, что подсознательная тоска в ней по мужскому телу была сильнее любой совести и чести? В одном Алла не могла себе признаться – ни вчера, ни сегодня, ни когда-либо – она влюбилась. Просто, глупо, наверное, совсем по-девичьи – влюбилась, и ее короткий, стремительный роман с Яном был живее, чем длительная мука, как она теперь это называла, с Леней. Конечно, не стоило обманывать ни себя, ни Леню, но Алла познакомилась с ним год назад, когда тоска уже сидела в ней, ища выхода, а выход этот – с ним – был невозможен.

– Ты поедешь со мной в Москву? – спросил Ян на пятый день. – Или останешься с женихом?

Два дня оставалось до приезда Лени.

– Не жених он мне вовсе, – сказала Алла. – Как я ему теперь в глаза посмотрю?

– Объяснишься.

– Представить не могу, что с ним будет.

– Любишь его?

– Нет, – честно ответила Алла. – Никогда не любила.

– А меня?

Вопрос застал Аллу врасплох, выбил почву из-под ног.

“Я знакома с тобой всего пять дней”, – хотела сказать она, но получилось другое.

– Люблю.

Вот так просто, раз – и призналась.

“Я тебя любила еще до того, как узнала, поэтому не могла полюбить Леню и никого другого; ты – суть. Ты – судьба”, – хотела добавить Алла, но слова остановились на полпути. Еще успеется. Да и глупо же звучит, нет разве?

– Значит, поедешь со мной, – твердо сказал Ян.

Подошел, обнял, прижался к ней; Алла чувствовала, что в этом – его признание. Пусть без слов, зачем слова? С Леней их было столько, а к чему это привело?

– Я тебя с братом познакомлю, мы с ним встретиться договорились; какой-то сюрприз готовит для своей подруги, даже боюсь представить.

– Сегодня?

– Сегодня!

“Два дня до приезда Лени”, – снова подумала Алла.

Может быть, у нее все-таки получится быть счастливой, хотя бы эти оставшиеся дни.

Они вышли из гостиницы в обнимку, две нашедшиеся души, прошли к Исаакию.

– Сейчас он подойдет, – сказал Ян, вглядываясь в Аллу.

Взгляд у него был какой-то ошалевший, влюбленный, счастливый; он поцеловал ее, стал шептать что-то, а она вдруг перевела взгляд в сторону – и увидела. Увидела – Леню. Он стоял чуть в отдалении и смотрел на них; на Аллу, застывшую в один миг; на Яна, вжавшегося в нее.