Может, и ей поесть все-таки? Лида отрезала кусочек черного хлеба, посолила, а сверху – душистого подсолнечного масла. Вкуснотища! Изжога? Что это такое?

…А еще переодеться бы, она до сих пор в школьной форме. В детстве форму Лида всегда носила с удовольствием, часто снимая только вечером, а не сразу после школы, еще и потому, что особо надеть было нечего и школьное платье часто заменяло ей платье домашнее. Теперь власть поменяется – пообещала себе Лида. Коричневое платье, белые кружевные манжеты и воротник-стоечка. Глупо хихикая, Лида разглядывала коричневые хлопковые колготки с изрядными пузырями на коленках. Да, такие колготки она носила долго, все детство, и еще будет носить весь седьмой класс, только с восьмого класса мама стала покупать ей эластичные.

Во что же переодеться? Лида открыла шкаф и обомлела. На полке лежали кримпленовые брючки клеш пронзительно-василькового цвета. Откуда? У нее таких никогда не было, она бы запомнила. Ха! Да, это же бывшие джинсы! Трансформация сквозь время в действии? Рядом футболка, самая простая, белая, скучная. А блестки в континууме оторвались? Ладно, сгодится на что-нибудь. А что вместо куртки? На вешалке в коридоре Лида нашла нечто серое, болоньевое – ни цвета, ни фасона. Дела как в сказке – чем дальше, тем страшнее. А где же кроссовочки? Вот эти кеды? Новенькие, синие с белой резиновой подошвой. Ади Даслеру только не надо показывать это достижение советской обувной промышленности!

В нижнем отделении секретера нашлось то, что раньше было ее дамской сумочкой, только узнать ее было невозможно. С трудом Лида догадалась, что самодельная хозяйственная сумка из какой-то мрачной парусины – это и есть бывшая замшевая сумочка цвета фуксии. Обидно, но в этом была своя историческая правда – других сумок в этом возрасте у Лиды никогда не было. Интересно, что внутри; где-то там должно лежать элегантное дамское портмоне. В сумке лежал кошелек. Самый обыкновенный, дерматиновый конвертик на кнопочке, только очень толстый. От чего это его так раздуло, неужели от денег? Во взрослом портмоне Лидии Леонидовны почти не было наличных, рублей семьсот с мелочью, а что здесь? Нетерпеливыми руками Лидочка пересчитала сотенные купюры с Лениным – семь штук, а еще несколько червонцев, пятерки, рубли и одна монета в пятьдесят копеек. «Какой странный у этого обменника курс – один к одному?! Да я сейчас самая обеспеченная шестиклассница в своей школе, да что там в школе – в районе, да нет, в городе!» А еще стопка цветных фантиков – это скидочные карты, что ли? – догадалась Лида. Она прошерстила кошелек еще раз, но больше там ничего не было. А как же карта Альфа-банка с только что перечисленной зарплатой? Видимо, эта карта сейчас один из фантиков. Пропала! Ну конечно, такого банка в 1977 году ведь не было.

Эй, алле! А косметичку вернете? Лида порылась в сумке. Нашла ситцевую косметичку, а в ней – губная помада в белом пластмассовом тюбике, голубые тени в круглой коробочке, и тушь в черной картонке (ленинградская, при использовании наплевать), и розовый лак для ногтей, и даже компактная пудра, правда, в кондовом пластмассовом корпусе без зеркальца. В семидесятых это был просто парфюмерный клад, но четырнадцатилетней советской школьнице всем этим еще рано пользоваться, в школу не пустят, умоют прямо под краном холодной водой, к гадалке не ходи. Что с этим делать? «Двоюродной сестре отдам! Ей можно, она взрослая, уже двадцать один год, – придумала Лида. И напоследок полюбовалась вишенкой на торте всего этого богатства – солнечные очки очуметь какой ретрокрасоты. – А, это мои рабочие очки от дальнозоркости!»

Лида снова подпрыгнула от телефонного звонка. Это была Нинка.

– Я готова, заходи за мной. Слушай, а у тебя лишней баночки нет?

– Баночки?

– Ну да, под сметану.

Лиду вопрос застал врасплох, она совсем забыла, что в этом времени сметана продавалась на развес. Обычно у нее в семье сметану покупали по триста граммов, сметана стоила за килограмм 1 рубль 70 копеек, баночка выходила – 51 копейку.

– Наверное, найду.

– Тогда через пять минут у моего подъезда.

А переодеться Лида так и не успела.

Люблино. Любимое Люблино. Уже октябрь, но тепло, видимо, последние деньки бабьего лета в этом году… Они шли по тому самому Люблино из ее детства, что снилось ей на протяжении всей жизни. Желтые двухэтажные домики, которые строили после войны немецкие военнопленные, кирпичные пятиэтажки, один-единственный на несколько кварталов девятиэтажный дом около ее бывшего детского садика – небоскреб! А сколько зелени. Сирени, акации, вишни, кусты смородины и крыжовника в палисадниках – настоящее Люблино-Дачное, как называлась когда-то платформа Курского направления. Это все еще оставался тихий подмосковный, очень провинциальный городок, несмотря на то что Люблино присоединили к Москве еще в 1960 году. Господи, как хорошо! Сверху голубая гладь, внизу желтое кружево. Лида вдыхала пряно-горький аромат осенних листьев, и этот запах щемил и будоражил одновременно. Кровь бурлила, как от лимонадных пузырьков, Лидочка казалась себе воздушным шариком. Идти было легко, она бы сейчас на одной ножке прыгала всю дорогу. Организм был в восторге от вернувшейся гибкости и легкости…

Сметана действительно была густая, не соврала соседка, чаще бывает, что ее разбавляют дешевым кефиром; сметана из Лидиных детских воспоминаний всегда была жидко-тягучей. Но в магазине Лида едва не сделала такой промах, который мог бы совершить только плохо подготовленный иностранный разведчик. Как быстро забыла Лида, что в ее детстве в магазине сначала, отстояв очередь в отдел, взвешивали товар, потом запоминали цену, стояли еще одну очередь в кассу, да не в любую, а только в ту, что пробивала для этого отдела, с чеком возвращались в отдел и уже без очереди, или, в крайнем случае, отстояв очередь из двух-трех таких же счастливчиков с чеками, наконец – аллилуйя! – получали свою колбасу, сыр или что-то там еще. В бакалейном отделе было проще: если нужна тебе гречка, пробей в нужной кассе 46 копеек и уже с чеком стой в очереди в отдел – продавщица отвесит тебе в бумажный кулек твой килограмм. А в хлебном совсем легко – сложил двадцать пять копеек за батон белого и десять за половину черного, пробил чек и по-быстрому получил, очереди в хлебный отдел всегда были самые короткие.

Дома выяснилось, что сметана не только густая, но и необыкновенно вкусная, Лида с трудом остановила себя, а то бы слопала все до донышка. А ведь купила ее с прицелом на ужин. В холодильнике обнаружилась алюминиевая кастрюлька с большим куском говядины в бульоне. Лида отрезала кусочек и закатила глаза – вот это мясо! У нее моментально родился план – блинчики с мясом на ужин. Лида достала тяжеленную ручную мясорубку, подложила дощечку под струбцину, чтобы стол не повредился, прикрутила, прокрутила мясо. Да, когда еще появятся электрические мясорубки – вжик, и готово. Хотя вроде бы в это время уже существовала электромясорубка «Страуме», но купить даже такую дорогущую вещь за 25 рублей 00 копеек в свободной продаже было нереально, только по блату.

Лук пришлось на растопленном сале жарить, подсолнечное масло было только нерафинированное, которое так вкусно пахнет семечками, но для жарки оно совершенно не годилось. А блины на чем жарить? Она вспомнила, как мама накалывала на вилку кубик сала и смазывала сковороду. Эх, где моя антипригарная сковородочка? Но вот на тарелке горка блинчиков, готово. «Съем-ка вот этот верхний, он здесь явно лишний» – Лида слямзила его и еще один. Как здорово, что еще пару десятилетий ей можно не заморачиваться диетами – в прошлой жизни Лидия Леонидовна стала поправляться только после сорока…

Сначала с работы пришла мама. Раздался оглушительный звонок. Да что ж все звонки такие громкие, для глухих, что ли? Лидочка побежала открывать дверь. Мама. Такая молодая, такая красивая! Ее красоту не портил даже этот странного синего цвета плащ бесформенного покроя. Она отобрала у мамы тряпичную сумку с продуктами, отнесла на кухню. Так хотелось ее обнять, расцеловать, но Лида побоялась, что не сдержится и испугает маму своими слезами. Да и не была она в детстве слишком ласковой. «Теперь буду с удовольствием исправляться», – подумала девочка.